— Я в понедельник бумаги подпишу, — глухой голос Руслана разрезал тишину. — Забирай свое бабло, все до копейки. Хочешь, с процентами. А потом моя фирма отделяется…
Тонкие губы Вадима презрительно скривились.
— Сам с усам, да? Думаешь, если девочка эта сама барахтается, то и ты сможешь? — кивнул на меня. — Или это чисто понты перед ней? Так она ж не твои шалавы, на такое не поведется. Я вообще удивлен, что она с тобой.
Через секунду Руслан, выругавшись, вскочил на ноги, замахиваясь для удара. Словно материализовавшаяся из воздуха охрана, скрутила его, оттащив от Вадима.
— Грабли убрали! Офигели совсем? — рычал он, вырываясь.
— Руслан, хватит! Хватит, я тебя прошу, — подскочив к ним я, рискуя случайно попасть под чью-то тяжелую руку, повисла у него на шее. — Давай уйдем! Пожалуйста, давай просто уйдем!
Бешеный взгляд черных, как бездна, глаз не сразу сфокусировался на мне. Бороться он перестал. Словно боялся задеть меня.
— Отпустите его! Ну, пожалуйста, — попросила я горилоподобных охранников.
Те на меня внимания не обратили. Смотрели за спину, на Вадима. Видимо тот сделал знак, и руки, держащие Руслана разжались. А потом он стряхнул мои руки и рванул к выходу.
Каблуки были невысокими, но ноги от нервов подкашивались и я пару раз чуть не упала, пока бежала за Русланом. Выскочив из дому, он бросился к своей машине.
— Я сам! — рявкнул подошедшему водителю.
— Руслан Вадимович, вам нельзя…
— Ты мне указывать будешь?!
— Руслан, не надо! — догнав его, я вцепилась пальцами в каменное предплечье.
— Отвали! — рывком открыв дверцу машины, сел за руль.
Я обежала капот и запрыгнула на пассажирское сиденье. Даже не посмотрев на меня, Руслан резко рванул с места. Если бы не успели открыть ворота, то он бы просто снес их, я уверена. Непослушными пальцами, я кое-как пристегнула ремень.
Мы вылетели на дорогу, кое-как вклинились в, к счастью, не густой поток автомобилей. Машину дергало, когда Руслан переключал передачи. Рука еще не полностью слушалась, а замедляться он и не думал. Петлял между машинами, подрезал, пролетел на красный под громкий визг клаксонов.
— Руслан! Руслан, я прошу тебя, пожалуйста, не гони! — плавным жестом сжав его плечо, попросила я. — Мне страшно! Мы так убьемся. Пожалуйста…
Прижалась к его плечу, положила ладонь на грудь. Мышцы на ощупь как камень, напряженные до предела. Он зашипел, но руки мои не сбросил. Уже что-то.
— Пожалуйста! — почти прошептала я. — Давай остановимся! Руслан, я прошу тебя!
До момента, как мы замедлились и, съехав на обочину, остановились, казалось, что вечность прошла. Отстегнув ремень, я повернулась всем корпусом и обняла Руслана за шею и плечо. Зажмурилась, спрятав лицо у него на груди. Слушала рваное, сдавленное дыхание, со свистом вырывающееся сквозь зубы. Молчала. Ждала. Мысленно умоляла, чтоб он успокоился. Старалась не заплакать, хоть слезы уже мешали дышать носом.
Холодные руки легли мне на спину. Прошлись по ней, прижимая крепче. Я решилась поднять голову и посмотреть ему в лицо. То было бледным. Взгляд темных глаз потухший. Убитый.
— Добро пожаловать в клуб детей ужасных родителей, — сказала я. — Даже не знаю, чьему отцу дать первое место — твоему или моему.
Хотелось сказать не это. Но сочувствия Руслан не примет. Оно его только оттолкнет.
— Извини за спектакль. Тупая была идея тащить тебя к ним. Пошел на поводу у него и захотел красивый жест для тебя сделать…
— Не тупая, — я качнула головой. — Я теперь знаю, что он за человек. Что ты был прав.
— Пожалей меня еще, — он разжал объятия, отодвинулся. Отвернул голову к окну.
— А с чего мне тебя жалеть? — я откинулась на сиденье. — Меня же никто не жалел. В том числе ты.
Руслан повернулся ко мне. Видеть то, что было в его глазах, было физически больно. Там словно открытая рана.
— Злата, я… Я ублюдок, знаю. То, что я сделал тупо не прощается, хоть как бы мне хотелось, чтоб это было возможно. Хоть как бы мне хотелось все исправить. Я бы все отдал, все что у меня есть, чтоб вернуться в тот день…
Что-то мелькнуло на краю сознания. Лишь на секунду. Когда-то он уже говорил что-то подобное. В палате! Точно! Начал и не договорил из-за того, что зашла медсестра.
— Но не могу. Это нереально. Прошлого не исправить, но ты должна знать о нем кое-что. Я любил тебя. Не понимал, не принимал, отрицал как мог, потому, что тупо боялся. Своих чувств боялся. И что тебе на самом деле не я, а бабло нужно — боялся. Другого же я не видел, Злата. И сделал то, что сделал… Дошло до меня уже потом, после… Когда стало слишком поздно. Надо было хотя бы попробовать с тобой поговорить. Извиниться. Но я не смог. Знал, что не простишь. Я сдался. Вот такой я трус.
Я зажмурилась. Поддалась наивному детскому желанию так спрятаться от реальности хоть на несколько секунд. Как же больно. Сколько ее может быть этой боли? Зачем ее так много? Для нас обоих, потому, что боль Руслана я тоже чувствовала. Как и свою.
— Я не переставал тебя любить. Все эти годы — не переставал. Не мог забыть тебя. Ты должна это знать. Что даже те, у кого внутри пустота, могут любить. Может быть редко. Может быть только тебя одну, но могут… Умеют.
Лицо мужчины таяло перед глазами. Я моргнула, позволяя слезам упасть. Их нет смысла пытаться скрыть. Не от того, кто тоже плачет. Не от того, кто не скрывает от моей боли свою. Не от того, кто меня любит.
— Я не могу просить простить меня. Знаю, не простишь. Не сможешь, хоть и пытаешься, — сжав пальцами переносицу, сказал Руслан. — Просто хотел, чтоб ты знала, как было. Знала, что я тебя любил и люблю. А так отец прав. Я никогда не был тебя достоин.
Он завел двигатель и медленно вырулил на дорогу. Снова потер рукой лицо, пряча слезы. Сжал оплетку руля так, что побелели костяшки пальцев. Поехал не спеша, осторожно. А я словно зависла. Слепо смотрела, как за окном сменяются улицы. Как проносятся мимо дома, машины.
Неужели, все?
Глава 30
Неужели мы просто расстанемся сейчас, чтоб больше никогда не встретиться? Неужели слова Руслана — точка между нами? Вроде той, что была поставлена перед аварией, только теперь уже окончательная?
Знаю, не простишь. Не сможешь, хоть и пытаешься.
Не прощу. Не смогу полностью поверить снова. А значит, все кончено. С другой стороны, а что между нами было? По факту абсолютно ничего. Так несколько свиданий и пара поцелуев. Мимолетный роман. От этих мыслей стало так горько и так больно, что глаза снова наполнились слезами.
Руслан заехал в мой двор. Остановился у парадного. Я вылезла из машины. Достала ключи из сумки, открыла домофон. Поднялась наверх, в свою квартиру. Ощущение, что из меня все силы что-то высосало. Я еле до кровати добралась. Упала на нее, как была, в платье. Купленном, чтоб впечатлить… Кого и зачем?
Руслан прав. Я его не прощу. Я ему не верю. А значит, все. Так правильно. Это единственно правильное решение.
Воскресенье. Понедельник. Работа. Миниатюрный букет белых роз от Вадима с запиской с извинениями “за инцидент”. Очень хотелось послать его подальше, но я ограничилась тем, что выкинула тот в мусорник. Дом. Бессонная ночь с тем фото возле подушки. Нет, все правильно. Я правильно поступила. Это точно. И снова утро, и снова работа. Там проекты, текучка, идиот-Воронин, новый мнимый поклонник Яны… Новость о том, что “Wild-Industry” выходит из состава холдинга. Сначала неофициальная, а в среду уже сам Вадим написал об этом в своей социальной сети. Точнее, это скорее всего, сделал вместо него один из помощников. Но, даже, если социальная сеть была удостоена пары минут ценнейшего времени Ветрова-старшего, это все равно не меняет лживости текста в посте. Там молодых львов, которым пора создавать свой прайд, про новые идеи развития бизнеса, которым необходимо свободное пространство и так далее и тому подобное вранье. От первого и до последнего слова. Конечно же я не была наивной девочкой, считающей, что крупные фигуры бизнеса не лгут. Отнюдь. Я давно уже жила реальностью и принимала ее. Но смириться с тем, как Вадим относится к своему сыну, простить это ему, я не могла. Хорошо, что они больше не в одной лодке.
Как же долго я мечтала иметь свой угол. Пусть и съемный, но свой. Где могу все обустроить хотя бы близко к тому, как хочется и где могу побыть наедине с собой. И вот, впервые за все годы, минувшие с момента начала аренды квартиры, я не хотела в нее возвращаться. Не хотела быть там одна.
Засиживалась в офисе допоздна, а ночь на пятницу и вовсе осталась ночевать в кабинете. Да, диванчик не раскладывался, а в собранном виде на нем не уляжешься. Но какая разница, если я все равно не могла спать? И есть тоже не могла. Зато могла рыдать над старым фото, рыдать под душем и даже над чертежом в “Автокаде”. А потом могла быстренько умыться, накраситься либо поправить макияж так, чтоб окружающим казалось, у меня просто устали глаза от компьютера или максимум началась сезонная аллергия. Еще могла много и хорошо работать…
— Так, все, рассказывай? — Янин голос, увлеченно вещавший по стандарту о новой диете, так резко изменил тональность, что моя рука со стаканчиком латте дрогнула и молочная пена выплеснулась на пальцы. Мы сидели в моем кабинете на диванчике. Время близилось к пяти вечера и Яна зашла поболтать и принесла кофе с “диетическими” маффинами.
По последнему пункту провал.
— В смысле?
— В смысле на тебе лица нет. И не надо мне говорить, что все нормально. Вижу, что это не так. С Ветровым что-ли поругалась?
К горлу подкатил комок. Не вздохнуть и не выдохнуть. Расплачусь. А этого нельзя допустить.
— Ян, ты извини…
— Это не мое дело, да? Совершенно справедливо. Но можно тебя попросить поговорить о том, что у тебя произошло с кем-то другим, кому ты доверяешь? Потому как держать все в себе не дело.
С кем-то другим… Нет у меня никого. Вообще никого на всем-всем белом свете. Брат не в счет. У нас с ним “не такие” отношения и очень вряд ли когда-то смогут стать иными. Дело не в том, что мы разного пола и не в семилетней разнице в возрасте. Но в том, насколько мы разные люди и насколько мало я могу ему доверять.