На другом конце города Дорис как раз прилегла вздремнуть после обеда. Она уже засыпала, когда ее разбудил телефонный звонок, доносящийся из коридора. В полудреме она удивилась, почему никто не берет трубку, и вскоре 286 вспомнила, что Мэри уехала по делам, а Ноэль отправилась к соседке, Полли Инклпо, помочь ей собрать урожай цуккини. Полли вечно сажает слишком много овощей, подумала Дорис. Ее дети уже выросли и разлетелись кто куда, в доме осталась сама Полли да ее муж Гарри. Много ли банок маринованной свеклы способны съесть два старика? Полли следовало бы прислушаться к ее совету и отдавать часть консервированных овощей в церковь святого Винсента, для благотворительного рождественского базара. Но Полли редко следовала ее советам, хотя, если вдуматься, прожив бок о бок сорок с лишним лет…
А телефон все звонил, равнодушный к слабости и сонливости Дорис, которой вовсе не хотелось вылезать из-под одеяла и брести в коридор, только чтобы обнаружить, что звонивший уже отчаялся и повесил трубку. Наверное, стоит все-таки уступить настояниям Ноэль и купить автоответчик. До сих пор Дорис не видела в этом смысла: она постоянно сидит дома, у нее почти нет дел, поэтому ей нетрудно самой взять трубку. Но в то время ей еще не случалось проводить целые дни в постели. А теперь для нее стало сущей мукой просто поднять немощное тело. Тело, которое стало чужим и неудобным, как платье не того размера, купленное по ошибке, которое уже не отвезешь обратно в магазин и не обменяешь. В последнее время без посторонней помощи Дорис не могла дойти даже до туалета.
«Только дожив до старости, понимаешь, в чем ее главный недостаток, – думала она. – И это не боль, не ломота в костях и даже не чувство тоски и одиночества. Это унизительное сознание того, что тебя усаживают на унитаз те, кому ты когда-то менял подгузники».
Когда же этот чертов телефон прекратит трезвонить? Почему Ноэль до сих пор не вернулась? Несомненно, Полли заговорила ее, забыв, что у Ноэль хватает своих забот, причем настоящих, и ей некогда слушать жалобы Полли на эгоистичного сына, вечно забывающего о днях рождения матери, или на безуспешные попытки дочери продолжить род Инклпо. Господи, да эта женщина кого угодно доведет до белого каления своей болтовней! Не высока ли плата за урожай цуккини, которых в такое время года полным-полно в каждом огороде?
Телефон все звонил. Кто бы это мог быть? Эта адвокат-самоучка Бакстон? Дорис встревожилась. А если действительно звонит Лейси, да еще с хорошими новостями насчет Эммы? Вот это было бы кстати! А ей лень пройти двадцать шагов до коридора и поднять трубку. «Стыд и срам!» – упрекнул внутренний голос.
Дорис с трудом поднялась, от усилий у нее затрещали все кости. Преодолевая головокружение, она постояла минуту, слегка покачиваясь и держась за столбик кровати. Как ей хотелось забраться обратно под одеяло! В последнее время каждое движение причиняло ей мучительную боль. Ей казалось, какой-то зверек – суслик или мышь, с глазками-бусинками и острыми желтыми резцами – грызет ее кости. Схватившись за левый бок, она побрела в коридор, прикусив губу, чтобы не расплакаться.
Телефон продолжал звонить. Дорис уже видела его в конце коридора, на маленьком дубовом столе. Коридор вытянулся перед ней, как те туннели, через которые она проезжала в детстве, навещая в Бостоне бабушку Кейтс. Она помнила, как испугалась, впервые очутившись в кромешной тьме, в качающемся вагоне поезда. Перестук колес слился в оглушительный рев. И сейчас ей стало так же страшно, но не от того, что она мысленно сравнивала себя с Ионой в чреве кита: она боялась, что упадет и не сможет встать.
Дорис вела ладонью по стене, чуть ниже семейных фотографий в рамках, поблескивающих в тусклом свете. Вот Мэри Кэтрин в три года, в теплом комбинезоне, помогает отцу расчищать дорожку перед домом. Восьмилетняя Триш с гордостью демонстрирует новенькие передние зубки. Тед был так терпелив с девочками, гораздо терпеливее, чем она. Она пыталась научиться терпению – может, не очень усердно – и наконец пришла к выводу, что этой добродетелью Господь ее не наделил.
Поморщившись от боли в боку, она перевела взгляд на один из последних снимков старшей дочери и внучки, сделанный девять лет назад, на свадьбе Ноэль. Ей вдруг вспомнилось, что сегодня годовщина бракосочетания Ноэль, которую они вовсе не собирались праздновать. Дорис вгляделась в фотографию: Ноэль в белом платье и фате улыбалась излишне широко, а Мэри Кэтрин, неловко обнимающая дочь за талию, выглядела слегка растерянной. Да, тот день был не из лучших – особенно для жены Чарли, которая не могла не заметить, какие взгляды ее муж бросал украдкой на Мэри Кэтрин.
Внезапно Дорис поняла, что с тех пор, как ее дочь вернулась, многое изменилось. Бывает, деревья, тянущиеся к солнцу, постепенно сближаются и в конце концов начинают срастаться. Они стали свободнее чувствовать себя в присутствии друг друга и даже в минуты уныния или хандры старались не замыкаться. А еще Мэри Кэтрин расцвела, превратилась не только в настоящую мать, но и в женщину. Впрочем, последнее – заслуга Чарли.
Шаркая подошвами, Дорис ковыляла по коридору, тяжело опираясь на стену и думая с искренним сожалением: «Господи, прости меня. Знаю, я была чрезвычайно строга с ними. Да, они были так молоды, но ведь и мы с Тедом… были всего несколькими годами старше, когда решили пожениться. Мне следовало понять их, следовало…»
Внезапная тишина остановила Дорис. Телефон умолк. Проклятие, мысленно выругалась она – никто из ее детей не подозревал, что она бранится довольно часто, но вслух – никогда. А если действительно звонили Ноэль?
Кстати, где же она? Сказала, что уходит на несколько минут, а пропала не меньше чем на пару часов. Солнечный свет лился через фрамугу над парадной дверью, проскальзывал между балясинами лестницы, ложился на ступеньки. В кухне играло радио, настроенное на местную станцию, – передавали песню времен молодости Дорис. Ей вспомнилось, как они с мужем поженились и Тед удивил ее свадебным подарком – романтическим уик-эндом в Нью-Йорке. Они остановились в отеле «Уолдорф», где танцевали вальс под оркестр Эдди Дакина. Дорис перевела взгляд на снимок, сделанный много лет спустя, в день их серебряной свадьбы. Оба они казались крепкими, несмотря на седину, и только в глазах Теда отражалась печаль – вскоре после этого у него обнаружили эмфизему. В тот день они даже не вспомнили о давнем чудесном вечере с танцами и шампанским.
В памяти всплыла стихотворная строка: «Не дай любви засохнуть, как плодам, оставленным на ветках». Будь Дорис поклонницей таких напыщенных фраз, она велела бы дочерям последовать этому совету. Триш угораздило влюбиться в самонадеянного и эгоистичного болвана и обручиться с ним, однако он так же собирался жениться на ней, как купить станцию, где заправлял машину. А Мэри Кэтрин… Боже милостивый, что она могла сказать своей старшей дочери? «Я ошибалась насчет Чарли. Он хороший человек».
Когда телефон вновь зазвонил, Дорис вздрогнула, выбросила вперед руку и схватила трубку.
– Алло! – дрожащим слабым голосом произнесла она; трубка казалась ей громоздкой и неудобной.
– Миссис Куинн? Слава Богу! А я уже было отчаялась. – В высоком девичьем голосе в трубке сквозило явное облегчение. – Я вас не разбудила?
– Я просто прилегла отдохнуть. Глаза устали, – торопливо объяснила Дорис. – А кто это говорит?
– Бронуин. Бронуин Джефферс. – Как будто в округе Шохари было несколько девушек с таким странным именем!
Дорис досадливо поморщилась: ее вытащили из постели из-за пустяков.
– Если ты разыскиваешь Ноэль, сейчас ее нет дома.
– А вы не знаете, когда она вернется?
– Должно быть, теперь уже с минуты на минуту. Она ушла к соседке. Если хочешь, перезвони через несколько минут.
Девушка медлила с ответом.
– Простите за беспокойство, миссис Куинн, но не могли бы вы позвать ее? Я не стала бы просить, если бы не… словом, это очень важно.
Что значит «очень важно»? Эта шестнадцатилетняя девчонка способна вытащить старуху из постели из-за любого пустяка, такого, как ссора с приятелем. Раздражение Дорис нарастало.
– Я же говорю: она скоро вернется. Или у тебя срочное дело?
– Чрезвычайно срочное. – В голосе девушки послышалась паника.
Дорис выпрямилась.
– Может, сначала объяснишь мне, что стряслось?
– Это вопрос жизни и смерти. Пожалуйста, позовите Ноэль, миссис Куинн! – взмолилась Бронуин.
Дорис представила себе сводную сестру Ноэль: тощая, длинноногая и длинноволосая девчонка. Дочь Чарли, его точная копия. Нет, вряд ли она стала бы беспокоить ее из-за пустяков. Дорис поднесла к груди трясущуюся руку.
– Не вешай трубку, – сказала она. – Сейчас я приведу Ноэль.
С торопливо бьющимся сердцем Дорис положила трубку на стол и схватилась за перила. Она уже заканчивала спускаться по лестнице, когда ступени вдруг заскользили под ее ногами, как камушки по крутому склону. Она вскрикнула – скорее от удивления, чем от испуга, проехалась до подножия лестницы на спине и с ужасающим стуком ударилась об пол. Раздался глухой треск, будто хрустнула кость. Ее пронзила острая боль. Она слабо вскрикнула, не в силах стерпеть муку. Все вокруг затянул туман, в ушах тоненько зазвенело, как ночью из телевизора, когда телеканалы прекращают передачи. Дорис потеряла сознание.
Едва войдя в дом, Ноэль ощутила какую-то перемену. В доме было тихо, подозрительно тихо. Казалось, даже воздух застоялся и теперь, с ее появлением, в нем образовались вихри, подхватившие пылинки.
– Бабушка! – позвала она, ставя на кухонный стол бумажный пакет, наполненный свежесобранными цуккини.
Ей никто не ответил. Тихо мурлыкало радио.
«Ты сходишь с ума», – одернула она себя. С тех пор как она ушла к соседке, прошло от силы полчаса. Что могло случиться за такой короткий срок? Напрасно она согласилась выпить кофе с кексом у миссис Инклпо. Но отказаться было неудобно: приветливая хозяйка так набила ее пакет цуккини, что их должно было хватить на месяц.