Дмитрий КорсакСнова в игре?
— Скажите, вы посещали мир…
Дознаватель сделал долгую паузу, сверяясь с пометками в блокноте, хотя совсем не нуждался в этом. На собеседника он не смотрел.
— Не помню, — растерялся Амос.
Сложная комбинация из многих символов, означающая индекс игрового мира, была ему не знакома.
— Я много где был, — пробормотал он. — Можно заглянуть в мой аккаунт, там все записано…
Зачем он это сказал следователю? Тот и без него прекрасно знает, где и что можно посмотреть. И уже наверняка посмотрел.
— Другое название данного мира Энигма. Все равно не припоминаете?
Дознаватель впервые оторвал взгляд от своих записей. Золотисто-янтарные глаза хищника, не мигая, уставились на допрашиваемого.
Амос пожал плечами.
— Возможно, что и был. Не помню.
Почему он соврал? Ведь он прекрасно помнит Энигму — невзрачный мир на отшибе игрового пространства. Когда-то давно эта планета считалась очень популярной среди игроков, но потом зачахла и опустела. Геймеры потеряли к ней интерес, и разработчики забросили сюжетную линию, перестали прорабатывать ключевых персонажей и игровые локации. Предоставленная самой себе, Энигма стала унылой, словно послеобеденный зевок.
Это раньше, когда на планете неистовствовали войны между Проклятыми Тьмой и Огненными Рыцарями, геймеров в этом мире было даже больше, чем ботов. Многие рвались сюда ради того, чтобы разгадать тайны Покрова Тьмы, сразиться с Гвардией Смерти, попробовать свои силы в легендарной Цитадели. А какие тут гремели баталии, одна только «Резня за алтарь Искупления» чего стоила! После того, как был взята столица Проклятых и все темные разом лишились поддержки Линии Крови, администрации игры стоило бы поставить на Энигме если не точку, то хотя бы взять паузу, но админы решили войти в одну реку дважды. На скорую руку состряпали нового противника, в котором уже не было харизмы и очаровательного коварства Проклятых, и который получился пресным, как похлебка в тюрьме для вымогателей взяток. Никто из игроков не позарился на новую расу. К тому же что-то не рассчитали с балансом, и полчища новоиспеченных ботов легко смели с лица планеты Огненных вместе с их космическими кораблями и ослепительными хрустальными дворцами. От былого великолепия Энигмы не осталось и следа. А еще нелепая ошибка программиста…
Конечно, планету восстановили. Некоторое время она даже пользовалась какой-никакой популярностью у геймеров, особенно, в период Антика, но повторить былой успех уже не смогла. Игроки постепенно уходили в другие миры. Боты по инерции воевали, захватывая земли противников, строили города, торговали и двигали науку в меру прописанных скриптов. Пару раз кто-то из старых фанатов попытался расшевелить этот мир, но что может сделать один игрок без поддержки админресурса? Правильно. Ничего.
Словом, заняться на Энигме стало совсем нечем, разве что наблюдать за унылой жизнью ботов. Но кому это интересно? Так что попасть в этот мир можно было лишь случайно, по ошибке.
— Почему вы решили отправиться на Энигму?
Почему-почему… Мысли Амоса скакали, словно дикие лемуры со второй планеты альфы Эридана. Как можно объяснить кому-то другому то, чего и сам не понимаешь? Он плотнее запахнул полы халата и уставился в окно, на следователя он старался не смотреть. Это существо, внезапно появившееся из ниоткуда в его ванной комнате, вызывало у него неподдельный страх. Особенно пугали золотистые глаза, перечеркнутые посередине узким вертикальным зрачком. Глаза регулианца — наверное, самой проницательной и самой жестокой расы в игре.
Амос впервые столкнулся с дознавателем, хотя слышал о них немало. И всякое. Например, то, что они крайне редко и только в исключительных случаях выходят на связь с геймерами. Надо очень сильно напортачить в игре, чтобы удостоиться такой «чести». Он усиленно напрягал память, но больших прегрешений за собой так и не вспомнил. Чит-кодами не пользовался, правил не нарушал, с другими игроками не конфликтовал…
— Это Ден вам наябедничал? Да? Но я не собирался подставлять его там, на Серебристой, так получилось. Я не снимаю с себя ответственности, я хотел, как лучше… Мне казалось, что есть другой путь, не обязательно взрывать целый город…
Следователь спокойно наблюдал, как игрок выкручивается, пытаясь обелить себя. Затем, когда бессвязный поток оправданий иссяк, он спокойно повторил:
— Так почему вы отправились на Энигму?
— Потому что у меня ничего не получилось ни на Серебристой, ни потом на Регуле. Потому что я провалил последние миссии, потому что выступил против других игроков, и они отказались иметь со мной дело. Потому что вместе с провалом нашей миссии погибли и эти миры. Мне тогда никого не хотелось видеть. И играть больше не хотелось. Поэтому я и отправился куда подальше. Сделал запрос о мирах, в которых нет геймеров, получил список и ткнул в первый попавшийся, не глядя. Так вышло, что «подальше» оказалась Энигма. Вы это хотели услышать? Да?
Амос развернулся к следователю и впервые взглянул ему в глаза. Изнутри поднялась злость. Вот ведь гад! Парой невинных фраз сумел вывести его из себя. Правду, значит, рассказывают об их способностях. Еще и момент сумел подловить хуже некуда, когда он находился в самом уязвимом положении — плавал нагишом в своем личном бассейне. Здесь, на Весте, где нагота была табу, любое разумное существо, оказавшись голым в присутствии незнакомца, чувствовало себя крайне неловко и униженно. И зачем только разработчики ввели этот нелепый запрет? Хотя, будучи внутри игры, ко всем этим нелепостям привыкаешь мгновенно.
Степень вовлеченности в игру геймеры выбирали самостоятельно. Она колебалась между двумя крайностями, к которым никто никогда не прибегал. Ноль процентов — когда полностью осознаешь себя и понимаешь, что всего лишь играешь в игру. Но это ведь так скучно! И сто процентов — когда напрочь забываешь, что ты в игре, и все происходящее принимаешь за чистую монету. Сыграть на сотне могли рискнуть лишь полные отморозки, сидевшие в игровых локациях до тех пор, пока их не вылавливали специальные сервисные службы. Как и подавляющее большинство игроков, Амос играл на шестидесяти шести процентах (на пятидесяти играли только трусы), то есть на одну треть ощущал себя игроком — высокоразвитой сущностью, смутить которую никакими расспросами и никакими табу невозможно, а на две трети — двуногим без перьев с планеты Веста. И сейчас эти две трети чувствовали себя уязвленными и униженными.
Амос мрачно запахнул свой халат и бросил на дознавателя возмущенный взгляд. Расселся в кресле, как будто так и надо. Интересно, в чем он его подозревает?
— Чем вы руководствовались, выставляя параметры своей новой личности на Энигме?
— Да как вы не понимаете! — в сердцах фыркнул геймер. — Ничем я не руководствовался! Мне хотелось побыстрее свалить куда-нибудь. Все, что можно, я поставил «по умолчанию», в остальное тыкал не глядя. Мне нужно было где-то отсидеться, зализать душевные раны, как говорят на Энигме.
— Вам было жаль погибшие миры?
Наконец-то в голосе дознавателя промелькнули какие-то эмоции, отдаленно напоминающие любопытство.
— Да, жаль! — вызывающе рявкнул Амос. — Это плохо?
Следователь опять сделал вид, что сверяется со своими записями.
— Вы контактировали с кем-нибудь из ботов на Энингме? — спросил он.
— Попробовали бы вы выжить там, не контактируя… — проворчал Амос.
— С кем именно?
— Да разве я помню! Со многими.
— Вы передавали ботам какие-нибудь предметы?
— Нет.
— Уверены?
Брови над выразительными янтарными глазами взлетели вверх.
Амос отрицательно помотал головой.
— А если подумать?
Если подумать…
Первое воспоминание после вхождения в игру — он стоит перед зеркалом и смотрит на свое новое отражение. Первая мысль — могло быть и лучше.
Ни город, ни его новое жилище ему сразу не понравились. Город слишком большой, суетный и какой-то неряшливый, забитый серыми, некрасивыми домами, отравляющими воздух повозками и кучами мусора. Зато жилище, наоборот, слишком маленькое и тесное. Боты — замотанные, мрачные, занятые скучными, однообразными делами, как и бывает в техногенном мире. Почему-то брошенные миры всегда становились скучными и техногенными. И именно такая ему и предлагалась здесь жизнь — серая и безрадостная. Все-таки надо было тщательнее выполнить вход в игру, не доверяя никаким «по умолчанию».
— Первый бот, с которым вы заговорили в этом мире не по нужде, а просто потому, что вам этого захотелось, — подсказал следователь.
Парк… Единственное место в городе, где Амос не чувствовал себя унылым и недалеким жителем Энигмы на сто процентов. Он бродил среди цветов и деревьев, выбирая укромные дорожки, там он и заметил девчонку. Она яростно терла резинкой лист бумаги, как будто хотела продрать его насквозь.
Амос подошел поближе. Очень даже неплохой рисунок для бота. А для ее возраста просто отличный. Он и не думал, что боты на такое способны. Хотя, почему бы ботам не уметь рисовать, если это умение входит в набор их параметров? Только все их художества всегда оказывались сродни обычной фотографии — просто мертвая картинка, запечатлевшая «время и место». Но в рисунке этой девчушки билась сама жизнь. Казалось, что кошка (он не помнил ни одного мира, где бы не встречались коты. Гейм-дизайнер, придумавший их, оказался настоящим гением!), осторожно подбиравшаяся к птице, прямо сейчас бросится вперед. Азарт охотника, еле сдерживаемое нетерпение хищника, предвкушение удачи, а также беспечность жертвы, не подозревающей о своей незавидной судьбе, — все это удалось передать юной художнице.
«Замечательный рисунок», — похвалил он девочку.
«Спасибо, — поблагодарила та, не переставая орудовать резинкой. — Только я и так вижу, что плохо».
«А мне нравится, — заявил Амос, осторожно останавливая ее руку. — Знаешь что, если ты все равно собираешься уничтожить свое творение, лучше подари его мне».