Вихрова я все-таки решился принять в клан вместе с его группой, которую ему было приказано расширить. Церемония принятия вассальной клятвы, обоюдной, надо сказать, была весьма пафосной и, надо отдать должное тому, кто ее придумал, эффектной. Тем более, когда в дело вступил мой дар, связывающий две клятвы в единое целое. Вихров даже глаза закрыл, почувствовав прикосновение стихии, которая отныне будет считать его другом и союзником. Это было по-настоящему волшебно и являлось одним из тех действий, заставляющих верить в существование магии и дара, потому что прикосновение стихии — это что-то среднее между сексом под ЛСД и жемчужной ванной. Ощущения за гранью фантастических восприятий.
После принятия вассальной клятвы, Вихров оставил почти половину группы для охраны дома, а вторую половину утащил с собой в тринадцатый квадрат. Работы по извлечению всего, что оставили нам сбежавшие товарищи из «Маготеха», все еще продолжались и конца, и края им видно не было. Больше ничего мозговыносящего, наподобие образца в виде Настеньки, мы пока не нашли, собственно, как и ничего вносящее ясность в происходящее тоже. Но исследовано было меньше трети территории, поэтому надежда на то, что найдется какой-нибудь подпольный тайничок хотя бы с личными дневниками или еще какими-нибудь данными, все еще не умерла.
На территории квадрата командир моей начавшей формироваться миниатюрной частной армии устроил полигон, на котором гонял как своих ребят, так и кандидатов в группу наравне с вновьпринятыми. Проверку все кандидаты проходили настолько жесткую, насколько вообще можно было ее представить. Уж не знаю, что он там использовал за методы, но до меня дошли слухи, которыми меня усердно снабжал Денис Борисович, что несколько новобранцев проверку не прошли, и не выдержали испытаний по борьбе с крысюками, которые нет-нет, да и забегали на территорию тринадцатого квартала из соседних зон. Вообще, Денис Борисович, после того как Грачевы нас оставили, просто расцвел, видимо не только меня эта славная семейка угнетала своим дремучим эгоизмом, в связи с чем, он не мог раскрыть свои таланты в полной мере. Единственное, что для меня оставалось и до сих пор остается загадкой — как? Как он, практически все время проводя на территории городского дома Савельевых, настолько осведомлен во всех происходящих делах, по крайней мере, столицы? Похоже, это очередная загадка, которая так и останется неразгаданной.
Что касается расстрела дома моего соседа, то случилось это вопиющее происшествие в тот момент, когда мне в кабинет принесли два огромных мешка — личные вещи владельцев автомобилей, доставшихся мне вместе с тринадцатым квадратом. Я уже собирался начать их рассортировывать, как неподалеку прогремел взрыв, а стекла в окнах моего кабинета весьма ощутимо задрожали.
В кабинет вбежала Эльза, на лице которой отражалось беспокойство и озабоченность.
— Что это такое было? — она посмотрела на окно, стекла которого только-только перестали подрагивать.
— Ты у меня спрашиваешь? — я же, нахмурившись, переводил взгляд с окна на девушку, и никак не мог понять, какого хрена она все еще живет в моем доме, если все траурные церемонии уже завершились. Задержав взгляд на окне, неохотно добавил. — Похоже, что что-то неподалеку взорвалось.
— Творится что-то страшное, — Эльза сжала виски тонкими пальцами. — Отец оставил меня здесь, потому что Савельевы… — она оборвала себя на полуслове, но я закончил за нее.
— Не настолько значительные, чтобы их взрывали чаще, чем раз в месяц, — я хмыкнул и подошел к окну. От участка Лебедевых тянулся столб дыма. — Димку Лебедева захотели уконтропупить. Правда, его дома нет, значит, не свои и, вообще, скорее всего, залетные.
— Почему ты говоришь об этом так спокойно? — Эльза покосилась на пластиковый мешок у меня на столе. Второй я бросил на пол, и она его не видела с того места, где стояла.
— А что мне плакать и стенать? Мы вступили в весьма интересную полосу жизни страны, и от этого никуда не деться. И да, клан Савельевых слишком маленький и незначительный, чтобы на что-то повлиять в глобальном смысле, поэтому необходимо смириться и принимать правила игры. Тем более, что эту игру придумали не мы.
— У меня в последнее время складывается впечатление, что ты знаешь, что делаешь. Что ты знаешь, что может произойти, ждешь этого момента и начинаешь действовать, — Эльза оперлась на стол руками и наклонилась ко мне. — Сава, что происходит?
— У тебя разыгралась паранойя, — протянул я, глядя ей прямо в глаза. — То, что произойдет в ближайшее время — вполне прогнозируемо. А вот истоков этим событиям никто пока не видит, кроме организаторов, естественно, — она первой опустила взгляд. — Если тебе что-то известно, то тебе не кажется, что самое время поделиться этим со мной?
— Я ничего не знаю, — Эльза покачала головой. — Для меня то, что творится вокруг — это просто дикость. Я знаю только, — она опять сжала виски пальцами, — что Громов начал вести себя более активно, а в последней его передаче промелькнули странные мысли…
— Какие? — я подался вперед, и наши лица оказались очень близко друг к другу. — Какие мысли подает местный гуру Громов, который вольный художник, но не бедствует и засирает мозг молодежи, которой пока нет дел до начинающегося царить вокруг беспредела. — Занимаясь увлекательным занятием вытаскивания своего клана из полной задницы в задницу поменьше, я как-то упустил из вида Громова, хотя не так давно, выяснить хоть что-нибудь про него было чуть ли не задачей номер один в моем планировщике ближайших задач. Все же надо мыслить несколькими потоками и научиться охватывать необъятное, чтобы не упустить что-то значимое, как, например, последнее скандальное выступление местного кумира молодежи и либерально настроенного социума, которое даже смогло впечатлить прямую наследницу Бойнич.
— Ну почему же засирает, — Эльза даже не поморщилась, говоря грубость. Я уже давно заметил, что она таких вещей не стесняется. Еще бы ко мне начала относится более тепло, что ли. А ладно, стерпится-слюбится, кажется, так говорят. — Он иногда говорит вещи, которые кажутся весьма разумными, у него есть дар убеждения, Сава, понимаешь? Ему почему-то начинаешь верить.
— Угу, а потом оказываешься лежащим на дороге, слегка контуженный, с гулом в голове, а все потому, что твои родственники захотели от тебя избавиться, взорвав вместе с машиной. Только у них ума не хватило убедиться, что в машине именно ты, а не твой предполагаемый собеседник, — я ухмыльнулся, и увидел, как у нее дрогнули зрачки, слегка расширившись, а потом приняли свой первоначальный размер, зависящий от освещения в комнате. — Это, знаешь ли, заставляет начинать шевелиться. Прочищает мозги лучше, чем все психологи и школы вместе взятые, и называется это жаждой жизни, — странно, что она меня слушала и не отодвигалась, хоть мы были уже настолько близко друг к другу, что еще немного и смогу ее, наконец, поцеловать, не рискуя быть укушенным, чисто теоретически. — Что говорил Громов, Эл, в чем он был так чертовски убедителен?
— Он говорил, что зависимость положения в обществе от наличия дара, порождающая социальное неравенство, должна изжить себя, и что у всех должны быть равные возможности, и что эти различия были бы уже давно ликвидированы, если бы наличие дара выбирала не случайная цепь ДНК, передающая эту способность по наследству, а банальная процедура, которая сможет наделить даром любого человека…
— Ты же понимаешь, что это неправда, — я наклонился еще ближе и уже шептал практически ей в губы. — Со мной многие вообще разговоры разговаривают только потому, что твой отец уже практически мой родственник. А у него никакого дара нет и в помине. У меня вот он есть, но я так и остался бы в жопе мира, если бы могущественный Бойнич не протянул мне руку помощи.
— Призови дар, — внезапно прошептала Эльза. Я криво улыбнулся, закрыл глаза, а когда через мгновение открыл, то в ее глазах увидел отражение двух полыхающих синих озер. — Я никогда не смогу на это насмотреться, — и она меня поцеловала. Сама. При этом Эльза едва ли не легла животом на стол, обхватила меня за затылок, заставляя нагнуть голову и впилась в губы. Говорят, что это мужчины могут целовать женщину или нежно, или грубо… Тот, кто это говорит, просто не знает Эльзу. По-моему, слово «нежный» не входит в ее лексикон, а еще она слегка помешана на боли. Не сильной, но делающей ощущения предельно острыми. Все-таки она меня укусила за нижнюю губу, но тут же углубила поцелуй, а я почувствовал, что моя крыша сейчас скажет последнее прощай, и я разложу ее прямо на этом проклятом столе, который все еще стоял между нами.
Мои руки запутались в ее волосах, и я слегка дернул, делая ей больно, потому что, то кольцо, которое снял в школе с трупа, все еще находилось на моем пальце, и оно то как раз зацепило прядь светлых волос. Она вскрикнула и еще жестче принялась целовать меня. Кажется, я уже упоминал, что она немного садомазохистка? Я рванул ворот ее блузки и впился в нежную кожу на горле, а Эльза только запрокинула голову, чтобы мне было проще ее целовать. Как же это крышесносно…
Звонок кома вернул нас на грешную землю. Эльза отшатнулась, глядя на меня немного затуманенным взглядом, а я готов был убить того, кто сейчас так настойчиво пытается со мной связаться.
— Кажется, мы слегка увлеклись, — пробормотала она и, слегка пошатываясь, пошла к двери, одновременно застегивая блузку и пытаясь поправить волосы. Я же тупо смотрел ей вслед, а ком продолжал надрываться. Вот же какой настойчивый тип! Как только дверь за Эльзой закрылась, я провел рукой активируя ком.
— Что?! — голографический Игнат скептически посмотрел на меня.
— Я тебя от чего-то отвлек? — я только засопел, но ничего не ответил. — А что с твоей губой? Ты подрался? — я потрогал немного распухшую губу пальцами. Так и есть, моя не слишком нормальная невеста снова ее прикусила. Только вот теперь меня мучает вопрос, а почему Валька Лосев не ходил покусанный? Она что с ним не… Черт, это было бы слишком хорошо, чтобы в это верить, но… Так, не о том думаешь, Сава, давай уже успокаивайся и сосредоточься на разговоре, а потом пойдешь в туалет и вздрочнешь для разрядки.