На экране между тем Николя стоял на коленях в молитвенной позе. Он положил обе ладони плашмя на дощечку над емкостью. Потом поднял голову к камере и уставился в объектив. Абигэль затаила дыхание. Словно желая помешать неотвратимому, она сосредоточилась на пламени, которое плясало и разъедало мало-помалу нейлоновый шнурок. Смотреть этот фильм было само по себе пыткой.
И вот шнурок разорвался, и нож упал с молниеносной быстротой. Абигэль не упустила ни одной мелочи. Одни пальцы раскатились, как сигары, другие остались лежать на полу, когда Жантиль поднял изувеченные руки. Потом все произошло очень быстро: писатель зажал емкость запястьями и направился к камину. Капала кровь, отмечая его страшный путь.
– Боли еще почти нет, – сказал психиатр. – Так часто бывает у тяжелораненых: срабатывает какая-то система защиты и конечности несколько минут находятся как бы под анестезией. Он это знает и потому торопится.
Жантиль наклонил емкость. Пальцы покатились в огонь, похожие на маленькие сосиски. Писатель поставил емкость на место. Потом он подошел к камере. И наступила темнота.
– Выключив камеру, он, вероятно, сунул руки в огонь, чтобы прижечь раны, – объяснил психиатр, – после чего поднялся в спальню и больше оттуда не выходил. Я думаю, что в дальнейшем боль была так сильна, что Николя потерял сознание и пребывал в полузабытьи. Если бы его не нашли, он бы, скорее всего, умер. – Он запустил фильм сначала, нажал на «паузу». – Ясно, что это наказание имеет отношение к его работе, к творческому процессу, ведь руки – это продолжение мысли для писателя, – сказал он.
– Уничтожая их, он уничтожает себя. Он не приемлет себя больше таким, каков он есть.
– Вот именно.
Психиатр кивнул на лежавший перед Абигэль роман:
– Вы прочли «Четвертую дверь», вы не могли не заметить, как меняется почерк где-то в середине повествования.
– Да. Слог более отрывистый, фразы сухие, описания немыслимой жестокости, какой-то беспредельный ужас. Особенно в сценах изнасилования и надругательств над детьми. Как будто что-то жуткое и глубоко бесчеловечное вселилось в него и осталось навсегда.
– Вы совершенно правы. Я читал первый роман, в нем уже чувствовалась эта тяга к ужасам, но, конечно, не до такой степени. Уединившись в этом доме, Николя, должно быть, несколько недель пребывал в очень нестабильном психологическом состоянии после написания книги. Его издатель, наверно, сказал вам, что он был печален и молчалив на вечеринке по случаю выхода романа. Вы видели результат…
– Финальный акт разрушения. Нанесение себе тяжкого и необратимого увечья. Николя Жантиль больше не хотел быть Джошем Хейманом.
– Он отделил себя от него. Этот фильм я смотрел десятки и десятки раз. Я хочу показать вам еще кое-что в этом видео, чего вы, скорее всего, не заметили. Кое-что, заставляющее крепко задуматься.
38
Занимались любовью с Фредериком… Звонок среди ночи… Тело, найденное в багажнике «кангу»…
Абигэль старалась быть сильной, подходя к Институту судебно-медицинской экспертизы, мрачной бетонной глыбе на выезде с автострады А1. Несмотря на сомнения Фредерика и свое коматозное состояние, она во что бы то ни стало хотела присутствовать при вскрытии тела, найденного в багажнике «кангу», который она видела в сотне метров от места аварии.
Погода была сухая, небо усыпано звездами, но ветер, поднявшийся в окрестных полях, далеко за холодильными складами, пронизывал насквозь. Молодая женщина ёжилась под пальто, уже окончательно проснувшись. Фредерик дожевал кусок хлеба – не стоит приходить в такие места с пустым желудком, – положил руку ей на плечо и растер, согревая. Потом он обнял ее за талию – чтобы поддержать, если она вздумает упасть.
– Все хорошо?
У Абигэль стоял ком в горле, ноги были свинцовые. Она-то надеялась, что больше никогда ноги ее не будет в этом кошмарном месте. Рядом с Фредериком она шагала, стараясь ни о чем не думать, по коридору, который служитель морга размашисто мыл половой тряпкой. В ушах у него были наушники. Черный линолеум блестел под агрессивным неоновым светом. Было три часа ночи.
– Можно пройти? – вежливо спросил Фредерик, щуря глаза.
Служитель вытащил из ушей наушники, выключил плеер и кивнул. На нем был халат, резиновые перчатки и бахилы.
– Да, проходите. Парень, которого нашли в воде через несколько месяцев, хуже слизня, все кругом изгадил. И если не отмыть сразу, останутся следы.
– Вы, значит, никогда не спите?
– Редко.
Он достал из кармана ментоловый бальзам и протянул Абигэль:
– Намажьтесь. Просто дружеский совет. Там не сказать чтобы красиво.
Она диву давалась, как он сам мог выносить эти запахи. Разложившийся труп пропитал все вокруг, вонь стояла даже снаружи. Она взяла маленькую баночку, смазала ноздри прозрачной мазью и передала ее Фредерику. После этого она толкнула дверь, ведущую в один из двух залов вскрытия.
Она приветствовала Патрика Лемуана и Эрмана Мандрие робким «здравствуйте». Капитан жандармерии, похоже, обрадовался ее присутствию. Он, разумеется, был в курсе ее отношений с Фредериком – в личной жизни жандарма для его команды не существовало тайн. Судмедэксперт коротко кивнул ей, и она перевела взгляд на бесформенную массу, лежавшую на стальном столе.
Тело достигло такой стадии разложения, что уже трудно было определить, мужчина это или женщина. Куски кожи, казалось, соскальзывали с мускулов, сморщиваясь гармошкой. Там и сям торчали сухожилия и кости. Левая нога была отделена от тела и лежала на другом столе. От головы осталось нечто вроде миски овсяной каши. Череп был проломлен в нескольких местах и зиял отверстиями, из которых еще вытекала белесая жидкость. Куски черепных костей лежали по обе стороны головы на столе, точно детали пазла.
Фредерик поздоровался с братом и пожал руку Патрику Лемуану, после чего повернулся к куче плоти. Он остался на почтительном расстоянии, размазывая слой бальзама под носом.
– Где его одежда?
– Его так и нашли, совершенно голым.
– Голый, в багажнике машины… Где эту машину выловили?
– Между Риеле и Маршьеном, километрах в пятнадцати от места аварии и, стало быть, от того, где обнаружили последнее чучело. Местечко уединенное, между лесом и полями. Водитель, должно быть, съехал с департаментского шоссе сразу после Риеле, попетлял немного и выехал на асфальтированную дорогу, что идет несколько километров вдоль Скарпа. Автомобиль там вполне пройдет. А потом он сбросил машину в воду.
– И ее нашли случайно?
– Да, повезло. Это место раз в год обследуют водолазы, из-за очистной станции неподалеку… Они делают это перед весной. «Кангу» передан нашим экспертам для анализов.
Лемуан вздохнул. Абигэль не видела его почти два месяца, он еще больше похудел. Его лицо, казалось, состояло из одних острых углов. Он дернул подбородком в сторону брата Фредерика.
– Ты можешь коротко ввести их в курс?
Эрман Мандрие подошел к трупу справа; его белый халат был в пятнах снизу доверху, бурых, серых, желтых, точно шкура коровы. Каучуковые подошвы его ботинок поскрипывали на полу, куда стекали вязкие реки. Он откашлялся и начал:
– Субъект кавказского типа, мужского пола, приблизительный возраст от сорока пяти до шестидесяти пяти, но надо еще дождаться заключения антрополога для большей точности, потому что на глаз определить трудно. Резиновая перчатка, да и только. Левая нога отделилась, когда его укладывали на стол. Рост около метра восьмидесяти. Волосы черные с проседью, цвет глаз неопределим. Трудно также установить дату смерти из-за долгого пребывания в воде, причем стоячей, в запертом багажнике, и состояния тела. От нескольких недель до нескольких месяцев. Но на его левой руке было вот это. – Он показал на часы, лежавшие на лабораторном столике. – Часы со стрелками, указывающими дату и время. И не водонепроницаемые, спасибо производителю.
Абигэль и Фредерик подошли посмотреть. Часы были недорогие, малоизвестной марки, на черном пластмассовом браслете. Эрман подошел к ним.
– Они остановились, когда в них попала вода, на 6, 4:37. Это 4:37 утра, потому что шестерка еще чуть выше центра диска. Стало быть, он умер шестого… Не шестого марта – он бы не был в таком состоянии. Шестого февраля, шестого января…
– Или шестого декабря, – выдохнула Абигэль, не сумев скрыть своего смятения.
Она повернулась к Патрику Лемуану:
– Моя авария произошла в 3:43, шестого декабря. Если я правильно поняла, меньше чем через час черный «кангу», который я видела на обочине как раз перед трагедией, оказался на дне реки в двадцати километрах оттуда с трупом в багажнике. Я верно излагаю или что-то пропустила?
Лемуан извлек на свет давнее воспоминание:
– Это напоминает мне загадку, которую мы любили, когда были детьми. Однажды нашли водолаза, в маске, в ластах и с аквалангом, посреди полностью сгоревшего леса близ Монпелье. Не маленькой рощицы – большого леса на сотни и сотни гектаров. Пожар выжег все, но парень остался невредим. Знаете почему?
Он всмотрелся в лица. Никто не ответил.
– Так вот, он плавал себе спокойно в море, и его засосало в самолет, который черпал воду, чтобы тушить пожар…
Ему не удалось разрядить атмосферу. Лица остались мрачными, замкнутыми.
– Этим я хочу сказать, что мне кажется, здесь мы имеем такой же бред. И я терпеть этого не могу, потому что эти чертовы загадки никогда не умел разгадывать.
Судмедэксперт вернулся к телу.
– Ты-то – нет, но наука умеет, – сказал он. – Вскрытие показало бы разрывы органов вследствие резкого уменьшения скорости движения, раздробленный скелет, вероятно, немного остаточного азота в крови из-за глубины. Проанализировав воду, которую он, по всей вероятности, проглотил в небольшом количестве, когда брал в рот редукционный клапан, могли прийти к выводу, что плавал он в Средиземном море… – Он сдвинул в сторону то, что осталось от головы. – Вернемся к нашему другу. Входное отверстие в форме звезды на левой височной кости, а также наличие того, что называют эрозивным венчиком, обычно связывают с проникновением и трением пули.