– Было слишком темно?
– Темно, темно, темно… Слишком темно, да.
Патрик сделал знак Фредерику, тот достал из кармана фотографию и снова подошел ближе.
– Виктор, сейчас я тебе кое-что покажу. Не забывай, что это всего лишь фото, ладно? И что с тобой больше ничего не случится. Женщина, которую ты увидишь на этом снимке, помогает нам с самого начала нашего расследования. Она хорошая.
Он осторожно повернул снимок к мальчику. Это была фотография с паспорта Абигэль. Виктор отпрянул, но на сей раз не закричал.
– Вот ее ты уже видел. Где?
Виктор всхлипнул и, морщась, потер нос:
– Везде. Везде.
– Как это – везде?
Он зажмурился и сжал указательными пальцами виски:
– В моей голове… Маленькие улыбки, большие… Дюны и железный лом. Способность предотвращать правонарушения… Эффективность полицейских и уголовных мер в борьбе с преступностью… Сравни национальные критерии криминализации и декриминализации актов…
Фредерик обернулся к своему шефу в недоумении. Он ничего не понимал. Он спрятал фотографию в карман.
– Хочешь чего-нибудь попить? – спросил Патрик. – Воды? Кока-колы? У меня двое детей, твои ровесники, они обожают колу. Я уверен, что ты с ними подружишься.
Виктор начал раскачиваться, обхватив руками колени:
– Номер пять и Номер шесть…
– Ладно… Оставим воду и колу. Расскажи мне лучше, как это было, когда тебя привезли. Когда ты присоединился к Номеру один.
– Холодно, темно. Номер один – она с другой стороны… За стеной… Стены… ей нельзя разговаривать, не то он придет… Лучше, чтобы он не приходил, это всегда не к добру.
Виктор уставился на луч солнца на стене, казалось завороживший его.
– Я так люблю свет.
– Был еще кто-нибудь с человеком, который запер вас четверых?
– Не знаю. Кажется, нет.
– Постарайся вспомнить наверняка, Виктор, это важно.
Виктор уже расчесал голову до крови. Глаза его наполнились слезами.
– Не могу, не могу, не могу…
Психолог уже готова была прекратить допрос, но Патрик попросил еще немного времени. Она дала им пять минут. Он вернулся к мальчику.
– Почему он освободил тебя прежде Номера один?
– Не знаю.
– Остальных он тоже отпустит?
– Не знаю.
– Ты слышал звуки? Ты можешь описать мне все, что видел? А того, кто не давал вам разговаривать, опиши мне его. Это очень важно, если ты хочешь, чтобы мы его поймали.
Виктор как будто отключился. Веки его упали, точно театральный занавес. Он замотал головой и очень сильно ущипнул себя:
– Не спать, только не спать… Никогда.
– Почему? Почему ты боишься спать? – спросил Фредерик.
Мальчик погладил ладонью солнечный луч:
– Какой он красивый и теплый… свет. Демон… Он не может прийти, когда светло.
Светлые волоски на его руках встали дыбом, словно притянутые статическим электричеством. Лицо мальчика исказилось, когда он уставился на квадрат тени в углу комнаты.
– Демон приходит, когда ты засыпаешь, да? Это его ты видишь, когда лежишь в кровати и чувствуешь, что близок сон?
Виктор вздрогнул и снова съежился:
– Когда солнце… Когда его не будет, вы не гасите… Не гасите свет, а?
– Никогда больше не будет темноты, Виктор. Обещаю.
– Никогда… Не будет темноты, хорошо…
– Ты можешь рассказать мне, как он выглядит, этот демон?
Виктор попытался стереть одну из букв, вытатуированных на его запястье. Он лизал пальцы и тер, тер. Его мать в углу чуть не плакала.
– Не хочу о нем говорить. Нельзя. А то он придет… Я не закрою глаза. Ты меня не возьмешь… Не возьмешь, чудовище… Не возьмешь, понял?
Патрик отошел поговорить с врачом и психологом. Вернувшись к Виктору, он положил перед ним бумагу и карандаш и зашептал ему на ухо:
– Не спеши, подумай хорошенько и нарисуй его, мы с Фредериком будем здесь, за дверью палаты, вернемся через несколько минут.
Двое жандармов вышли в коридор. Патрик глубоко вздохнул, чтобы снять напряжение, и вытер бумажным платком взмокший лоб.
– Боже мой, мальчонка-то совершенно раздавлен!
– Год просидеть взаперти, в страхе, быть сведенным к номеру. Как тут обойтись без тяжелой психологической травмы?
Фредерик стукнул кулаком о стену:
– Я не понимаю, Патрик… Зачем творить такое с ребенком? Держать его взаперти, кормить долгие месяцы, сломить психологически и потом выпустить на волю. Взять мерзавца вроде Дютру, у того-то хоть цель была гнусная – сексуальное удовлетворение, и никогда ему в голову не приходило освобождать своих жертв. Да за ним целая сеть стояла, трах, деньги. А тут, как я ни ломаю голову, не могу понять. Где связь, черт побери? А если мы ничего не вытянем из Виктора, что будем делать? Ждать и надеяться, что этот подонок отпустит остальных? Но сколько еще придется ждать? Сколько чертовых бессонных ночей?
Патрик уже несколько недель чувствовал, что его коллега на грани срыва. Их профессия многих состарила до срока, и сам он в сорок пять лет уже причислял себя к выжившим.
– Ты что-нибудь понял в том, что говорил Виктор, когда увидел фотографию Абигэль?
– Ничего. Похоже было, что он цитировал дефиниции.
Патрик прислонился к стене, скрестив руки.
– Я все думаю о ветеринарном обезболивающем… Еще эта солома… Следы копыт на груди… Не знаю, мне приходит в голову ферма. Детей, возможно, держат в старом хлеву или в индивидуальных боксах. Знаешь, где спят животные?
Из палаты вышла психолог. Она протянула им листок, весь в дырках от грифеля. Вместо демона Виктор нарисовал большой черный клубок. Патрик раздраженно вздохнул:
– Как вы думаете, когда он будет в состоянии рассказать нам, что произошло?
– Через неделю, через месяц, может быть, никогда. Его рассудок сделает все, чтобы защитить его. Возможно, он поглотит воспоминания и превратит все это в… – она кивнула на листок, – настоящую черную дыру.
51
Стоя в дверях спальни, Абигэль смотрела на спящего Фредерика. Они поужинали без аппетита за разговором о Викторе, вместе выпили травяного чая, и ее друг уснул как убитый после бессонной ночи в больнице. Он выглядел таким умиротворенным, когда спал, как будто сложил все свои заботы в шкаф, чтобы забрать их завтра. Глядя на него, свернувшегося клубочком, Абигэль спросила себя, какие ему снятся сны. Веселые или грустные? Или страшные?
Она прошла мимо ванной и приостановилась, заметив, что аптечный шкафчик приоткрыт. Он плохо закрывался, и Абигэль всегда поворачивала ручку до упора. Вот и на этот раз она закрыла его как следует. Она сознательно решила пропустить прием пропидола, ей нужна была ночь, чтобы продолжить свои изыскания, пусть даже несколько раз одолеет дремота.
Она зажгла настольную лампу и принялась за дело. Поисковик заглотал фразы, написанные на стене дома с привидениями в Лон-Пляж.
ОТРИНЬ СНЫ
И НОЧНЫЕ ФАНТАЗИИ
СРАЗИ ВРАГА
ДАБЫ НЕ ЗАМАРАТЬ СВОЕ ТЕЛО
Но поиск дал слишком много ничего не значащих результатов. Абигэль использовала разные зацепки, искала в словах песен на специализированных сайтах, все тщетно. В задумчивости кусая ручку, она подняла глаза на куколку вуду на полке и вздрогнула: ей показалось, что декорации сместились. Обычно куколка лежала слева, под африканской маской, а тут она оказалась сдвинута сантиметров на тридцать вправо. Казалось бы, пустяк, но и другие предметы – статуэтки, стаканчик с карандашами – тоже слегка переместились. Абигэль не понимала, в чем дело, она была дома весь день и не помнила, чтобы Фредерик что-нибудь трогал, когда вернулся.
Несмотря на эту странность, она снова сосредоточилась на своих поисках. Виктор, с его разбитым сном и паническим страхом уснуть, возник из ниоткуда. Фредди сильно рисковал, отпустив его. Что он хотел сказать? Какое событие послужило толчком к освобождению? Почему именно сейчас? И почему Виктор, второй похищенный ребенок, а не Алиса? По логике вещей она должна была быть отпущена первой.
Фредди следовал некоему плану и, выполняя его поэтапно, шел к своей цели. Как ныряльщик, который, задержав дыхание, опускается все ниже, метр за метром, до самых бездонных глубин, где кроется смысл его существования. Понять, почему Фредди отпустил Виктора, а не Алису, значило разгадать часть загадки.
Алиса… Первая похищенная, 2 марта 2014 года, Ретель. Мать – медсестра, отец – прораб на стройке, женаты двенадцать лет. У девочки есть единокровный брат, Жослен, семнадцати лет, от первого брака отца.
Виктор, второй пропавший, 7 июня 2014 года, Амбуаз. Мать – кассирша в магазине, не замужем, отец неизвестен.
Абигэль достала один из своих фотоколлажей кошмаров – в рамке под стеклом. На ней был Фредди Крюгер – настоящий, детище Уэса Крейвена, с обожженным лицом, в полосатом свитере, в перчатке с когтями, – который нависал над маленькой девочкой без лица, скорчившейся в гигантском аистином гнезде. Железная рука занесена, в глазах злоба – знаменитый оборотень явно готовился ее растерзать.
– Тебя интересует их сон, а, Фредди? – прошептала она. – Ты проникаешь в головы этих детей, ты пугаешь их, даже когда они спят. Как ты это делаешь? Я знаю, у тебя все спланировано. Ты тщательно отбирал этих детей. Ты их знаешь, ты вообще дока. Ты проводишь с ними время. С Алисой, Виктором, Артуром и Золушкой. Недели, месяцы… Ты отдаешь им всю твою энергию. Твои ночи тоже? Ты мало спишь, Фредди? Тебе тоже снятся кошмары?
Абигэль погладила лицо на глянцевой бумаге, пробежалась пальцами по кратерам и шрамам, по полю страданий, всмотрелась в самую глубину глаз, в которых жило зло.
– …Потом наступает момент, когда ты решаешь освободить Виктора… Не Алису, нет, Виктора. Почему? Потому что он готов выйти в мир света? Потому что тебе еще надо поработать с Алисой? Она не так дисциплинированна, не так послушна? Но что это за работа, Фредди? Скажи… Расскажи мне… Нам с тобой столько надо друг другу сказать.
Абигэль долго сидела, глядя на портрет. Фредди Уэса Крейвена был лишь фантазмом, но их Фредди реально существовал. Наконец она отложила снимок в угол и снова занялась посланием из дома с привидениями. Вошла в Интернет, порылась в сказках, легендах, цитатах, все безуспешно. Откуда взялся этот проклятый текст? Неужели Фредди его выдумал от начала до конца? «Сны и ночные фантазии…» Все вело ее ко сну, к ночи. Абигэль подумала о Викторе, о том, как он боялся закрыть глаза, в голове у нее звучали слова Фредерика о гипнагогических галлюцинациях. «Замарать свое тело». Ей вспомнились две отметины копыт на груди мальчика.