Она встала и принялась мерить шагами комнату.
– Инкуб, – повторила она. – Демон, имеющий отношение к ночи, к кошмарам. Пьющий сон. Страшное создание, которое терроризирует и не дает спать. Вот чего добивается Фредди: разрушить сон своих маленьких жертв. Запугать их до такой степени, чтобы они поверили, что демон существует на самом деле и придет за ними, если они уснут.
У Абигэль закружилась голова. Фредерик поддержал ее под руку, чтобы она не упала.
– Не надо бы тебе быть на ногах среди ночи.
С Абигэль градом лил пот, и она вся дрожала.
– Есть какие-то детские страхи в психике Фредди. Я вижу испуганного ребенка, чьи ночи, должно быть, были пыткой. Может быть, он видел чудовищ, засыпая, или страдал какой-нибудь болезнью, связанной со сном. Бессонницей, повторяющимися кошмарами, параличом, сомнамбулизмом. Сегодня он решил отыграться на этих детях, сделав их ночи кошмарными. Он уничтожает их сон, сталкивает их с демоном, с которым, возможно, встречался сам через свою болезнь или свои расстройства. Вот где надо копать, и не забывай также, что Фредди бродит вокруг нашего расследования, знает наши методы.
– А что он делает, чтобы довести их до такого состояния? Специалист по сну сказал, что никогда не видел ничего подобного.
– Понятия не имею. Но если Фредди отпустил Виктора, а не Алису, то это потому, что он был готов, а она нет.
– Готов увидеть демона?
– Думаю, да. Этих детей Фредди метит, как вещи, которые ему принадлежат. Татуировки, эти два следа копыт на груди – это печать, подпись, призванная еще сильнее запугать ребят, доказать им, что демон существует, что он придет за ними, если они уснут. Виктор здесь, с матерью, но он все еще под властью Фредди в своей голове. Когда этот мальчик не спит, он постоянно боится уснуть. А когда его одолевает сон и уносит в мир сновидений… за ним приходит демон. Фредди отпустил Виктора, но малыш все еще принадлежит ему.
53
Наведавшись в дом Джоша Хеймана на Большом острове, Абигэль вернулась в отель в Племер-Буду с ноутбуком писателя, тетрадью, исписанной непонятными знаками, и двумя рисунками. Но на сей раз Хейман защитил доступ к данным в своем компьютере паролем.
Абигэль легла в час ночи, вся разбитая от боли: заехав по дороге в дежурную аптеку, она добавила третий ожог к двум имеющимся на руке, одна в четырех стенах, сидя на кровати. Обработав ожог, она выпила стакан воды с пропидолом: только бы не забыть поездку в Бретань и свои открытия. На листке бумаги она записала новую фразу, которую предстояло вытатуировать по возвращении в Лилль. Это была гарантия реальности.
Лекарство подействовало, и она провалилась в сон, несмотря на ноющий ожог. Проснулась утром и, умывшись, отправилась в путь, в Нант. Город, где Артур, девяти лет, жертва Номер три, пропал 5 сентября 2014 года.
Пробило полдень, когда она постучала в дверь красивого частного дома на окраине города. Женщину, которая ей открыла, звали Катрин Виллеме. Абигэль знала всю ее подноготную наизусть: сорок лет, учительница, четырнадцать лет замужем за Бенжаменом, пятидесяти двух лет, коммерческим представителем в области охранной сигнализации. Единственный сын, Артур. Образцовая семья, социально интегрированная, с хорошими доходами. Абигэль знала также, что на момент их последней встречи с Катрин та лечилась от депрессии и прекратила профессиональную деятельность: трудно учить детей, когда собственный сын пропал.
И сегодня она выглядела скверно. Горе лишило ее лицо былой красоты и погасило глаза, ставшие двумя мертвыми камешками линяло-голубого цвета, слишком долго тонувшими в слезах.
Появление Абигэль удивило Катрин, но женщина знала, что, если бы ей должны были сообщить что-то об Артуре, это произошло бы в присутствии жандармов. Она впустила ее, усадила в кресло и выключила телевизор, где шло кулинарное шоу без звука. Абигэль положила на журнальный столик папку с тесемками.
– Прошу прощения за… – Катрин обвела рукой вокруг, – за весь этот беспорядок, но я не ждала вашего визита.
Гладильная доска посреди комнаты, корзина с бельем на полу. Ставни были наполовину закрыты, и комната тонула в тени. Оторвавшаяся от карниза занавеска висела, точно приспущенный флаг. Десяток памяток об Артуре – фотографии в рамках, футбольные кубки и медали, брелоки в виде мячей – заменил безделушки и фарфор в большом буфете. Он хотел быть великим футболистом. А будет в лучшем случае таким, как Виктор.
– Я, кажется, слышала, что Виктор Кодиаль чувствует себя хорошо, – обронила Катрин, усаживаясь напротив Абигэль.
– Скажем так, ему немного лучше.
Аби лгала. Виктор был все еще травмирован, его лечили, чтобы наладить сон. Инкуб продолжал преследовать его по ночам.
– Уже месяц, как он выписался из больницы и вернулся к матери. Но период восстановления будет долгим.
Катрин вздохнула и провела рукой по голове. Абигэль знала, что она с юности страдает мигренями.
– Я ненавижу этого мальчишку. Что ему стоило сказать, где держат моего сыночка? Его мать даже не дала нам с ним поговорить, когда мы приезжали с мужем. Чертова стервозная эгоистка. Как мать может так поступить с другой матерью?
Катрин Виллеме жила за гранью. Она была зла на весь свет, как большинство жертв подобных происшествий. Как она сама несколько месяцев назад.
– Мой муж все еще верит, крепко верит. Он часто говорит мне: «Я знаю, что Артур жив… Я знаю, что Артур жив, и обещаю тебе, что однажды он вернется, как Виктор… похититель должен теперь отпустить именно его. Может быть, Артура тоже найдут в пижаме на обочине дороги, и мы снова сможем обнять его…» О боже мой, если бы вы знали, как это трудно!
– Да, я знаю.
– Нет, вы не знаете. Вы ничегошеньки не знаете, потому что у вас-то нормальная жизнь.
Абигэль несколько секунд помолчала.
– Вашего мужа нет? Я бы хотела поговорить с вами о расследовании и кое-что показать вам обоим.
– Он будет с минуты на минуту. Он редко возвращается к обеду, вам повезло. – Катрин пожала плечами и встала. – Кофе?
– Я уже выпила две чашки с утра. Чая, если у вас есть…
– Я его никогда не пью. Но кажется, где-то был.
Абигэль тоже встала, чтобы не оставаться одной с фотографиями улыбающегося Артура. Катрин рылась в кухонных шкафчиках.
– Знаете, мы не трахаемся уже несколько месяцев.
– Мадам Виллеме, я…
– Мой муж разъезжает по всей Франции со своей охранной сигнализацией, часто ночует в отелях, а я… у меня своя жизнь. И так уже четыре месяца. Пока я глажу его чертовы брюки, он трахается на стороне.
Нервный тик вздернул ее верхнюю губу справа. Абигэль представился оскалившийся доберман.
– С кем – понятия не имею. Может, с проститутками. Я хочу сказать, это я предполагаю, что он трахается, потому что, мать его за ногу, какого черта ему делать в отелях, если объекты по большей части находятся всего в десяти километрах отсюда?
Пока грелся чайник, Катрин Виллеме налила себе кофе дрожащей рукой, пролив немного на стол.
– А я знаете что? Я ничего не говорю. Он трахается, это точно, но это потому, что ему нужна разрядка, я знаю. Уж лучше так, чем найти его с петлей на шее. Вы понимаете, что я хочу сказать. Вы ведь психолог, да? Вы, конечно, понимаете, что я хочу сказать…
Она налила чая в чашку и принесла все на журнальный столик в гостиной. Теперь она улыбалась странной улыбкой, в этом движении губ не было ничего веселого, скорее, оно отражало хаос, царивший, должно быть, у нее в голове.
Раздался шум мотора, потом хлопнула калитка на аллее сада.
– Легок на помине…
Вошел Бенжамен Виллеме. На нем был антрацитового цвета костюм, небесно-голубой галстук и шарф в серую полоску на шее. При всей элегантности лицо у него было изможденное, и каждая морщинка на нем свидетельствовала о его мучениях. Он застыл в дверях при виде Абигэль.
– Что вы здесь делаете?
– Эта дама говорит, что хочет нам что-то показать, – ответила его жена.
Абигэль прочла в поведении Бенжамена недоверие. Тысячу раз повторенным жестом он повесил шарф на загроможденную вешалку, подошел, но не пожал ей руку. Он бросил быстрый взгляд на жену – в нем не было ни малейшего тепла – и отошел к бару налить себе бурбона с горкой льда. После этого он опустился в кресло, словно обессилев, и позвенел льдинками в стакане.
– Скажите мне, что у вас есть новости. Хорошие новости.
Абигэль откашлялась:
– Вы знаете, что жандармы по-прежнему прилагают все силы, чтобы найти Артура. Они, разумеется, продвинулись, с тех пор как нашелся Виктор, он сообщил нам важные детали, но, сами понимаете, расследование остается чрезвычайно сложным.
– Плевать на ваши сложности. Уже сколько месяцев вы кормите нас завтраками, и нас, и других родителей. Что вы можете сообщить нам нового? Зачем вы приехали?
Мать Артура, съежившаяся в своем кресле, не притронулась к кофе и грызла ногти, уставившись на узел галстука мужа. Абигэль взяла свою папку с тесемками и достала тетрадь и оба рисунка, найденные на шкафу Жантиля. Она протянула отцу первый из них, с закругленной дверью. Мать вскочила с кресла и схватила бумагу.
– Скажите, вам это что-нибудь говорит?
– Ровным счетом ничего.
Едва взглянув на листок, Катрин отбросила его на стол. Ее муж надел очки и всмотрелся в рисунок.
– Вам это знакомо?
Он вернул листок Абигэль.
– Нет. Зачем вы показали мне этот рисунок?
Не ответив, Абигэль протянула ему второй, с мальчиком в футбольной майке. Бенжамен Виллеме не смог сдержать эмоций. Глаза его тотчас наполнились слезами.
– Так был одет Артур перед похищением. Откуда вы это взяли?
Абигэль показала фотографию Джоша Хеймана:
– Эти два рисунка принадлежат этому человеку, чье имя я предпочту вам не называть. Вы встречали его когда-нибудь? Посмотрите хорошенько.
Фотография Хеймана несколько раз перешла из рук в руки. Оба покачали головой:
– Никогда. Это он похититель?