, как и она, ничего не понял и не разгадал глубинных мотиваций Фредди. Столько усилий потрачено зря…
Абигэль же рылась в дальних уголках своей памяти. Что-то связанное со сном… Обида из детства… Ребенок, непохожий на других… Когда они выходили из машины, она спросила своего друга:
– Мой отец когда-нибудь говорил тебе о Центре сна в горах? Где я лечилась в детстве. Скорее всего, до тринадцати лет.
– Никогда. Ты что-то об этом помнишь?
– Нет, просто в голове возникла картина недавно, когда я шла в психиатрическую больницу, где держат Жантиля. Странное ощущение, как будто мне знакомо здание среди снегов и это Центр сна. Я видела его в моих кошмарах и воплощала в фотомонтажах, которые у меня украли, я уверена.
– Где ты могла лечиться? Ты думаешь, что встречала там Фредди?
– Говорю же тебе, не знаю.
– Хорошо, что ты мне сказала, попробую покопать в этом направлении. Если ты была в таком лечебном учреждении, должен где-то остаться след.
Они вошли в дом. Квартира Беатрис Кодиаль находилась на третьем этаже, неподалеку от марины[36] Дюнкерка. Фредерик предварительно позвонил по телефону, мать Виктора их ждала. Она приняла их в скромной гостиной, очень скудно обставленной, не от недостатка вкуса, скорее от отсутствия желания. Хоть жандармы часто справлялись о мальчике, Абигэль спросила, как он себя чувствует.
– По совету психолога я записала его на уроки музыки. Он проводит там по два часа трижды в неделю, – ответила мать. – Ему очень нравится. Он выбрал контрабас, не знаю почему, но теперь вся его жизнь в этом инструменте. Ему там хорошо. Он снова становится самим собой. – Она посмотрела на часы. – Я вас предупреждала, через сорок пять минут мне надо идти за ним. Я больше никогда не оставляю его одного на улице.
– Не беспокойтесь, – ответил Фредерик. – Мы пришли задать вам только один вопрос. Подумайте и скажите нам, говорит ли вам о чем-нибудь имя Николя Жантиль.
Беатрис сидела на краешке кресла, наклонившись вперед. Абигэль следила за каждой переменой в выражении ее лица, за каждым жестом. Мать Виктора подняла глаза, посмотрела налево, вспоминая, потом покачала головой:
– Нет, ничего.
Абигэль вывела на экран своего телефона фотографию Джоша Хеймана/Николя Жантиля и протянула своей собеседнице. Та нахмурила брови, надолго задумалась.
– Теперь, когда вы его показали, мне кажется… кажется, что я его где-то встречала. Смутно припоминаю. А кто это? Это он похищал детей?
– Нет, это не он. Но у нас есть все основания полагать, что вы встречались с Николя Жантилем летом две тысячи второго, когда вы забеременели Виктором.
Беатрис снова всмотрелась в фото и долго молчала.
– Да, да, теперь я вспомнила. Я была воспитательницей в детском лагере, в ущельях Тарна, в Пиренеях. Это было в Вилларе, кажется, что-то в этом роде. Он работал там поваром. Боже мой, и правда это он. Мы…
Она прижала правую руку к губам, как будто ее вдруг осенило.
– Вы думаете, что он может быть отцом Виктора?
Абигэль забрала у нее телефон.
– А вы?
Беатрис стиснула руки, зажала их между колен. Она нервничала и старалась не смотреть в глаза собеседникам. Абигэль добавила:
– Когда мы были у вас после похищения Виктора и спросили, кто его отец, вы признались нам, что у вас были отношения со многими мужчинами в то лето и вы не знаете, от кого забеременели. У вас были мужчины в лагере, возможно, и после него. И Николя Жантиль был в их числе.
– Да, у меня были разные связи, по большей части короткие. Я гуляла, это же были каникулы. И потом, я вам уже говорила, я… мне нравилось спать с парнями, и я особо не предохранялась. Но в лагере был только он. Мы были вместе несколько дней. Недельку, не больше.
– А кто был в курсе? Другие воспитатели, персонал, дети? – спросил Фредерик.
– Дети были маленькие, по пять лет. Но да, все, конечно, знали. Вы же понимаете, как это бывает в лагерях…
Фредерик откинулся в кресле и почесал подбородок.
– Расскажите нам о Николя Жантиле.
Беатрис покачала головой:
– Я не помню. Я его и не знаю совсем, с тех пор больше не видела.
– Послушайте, мадам Кодиаль. По данным расследования, очень велика вероятность, что похититель Виктора знал, кто его отец. Похитив ребенка, он метил именно в него, в Николя. Хотел причинить ему боль, уничтожить его морально и физически. Мы думаем, что целью каждого похищения были родители, по крайней мере один из двух, потому что когда-то, в какой-то момент, он встретил на своем пути похитителя и обидел его.
Глаза Беатрис Кодиаль наполнились слезами.
– Боже мой!
– Тот, кто держал вашего сына в плену больше девяти месяцев, наверняка знал о вашей связи с Николя Жантилем. Очевидно, он был тогда в лагере. Там, должно быть, что-то произошло. Что-то серьезное. Постарайтесь вспомнить… Другие воспитатели, персонал. Вам ничего не врезалось в память?
Она покачала головой:
– Все это было так давно. Мне очень жаль.
– Вы сказали, что ваша связь длилась меньше недели, – вмешалась Абигэль. – Кто порвал? Вы или он?
От этого вопроса Беатрис на минуту растерялась.
– Э-э… Это я… Я все прекратила.
– Почему?
– Мне было с Николя Жантилем не по себе. Ему было лет двадцать – двадцать один, и детина он был здоровенный не по годам. Настоящий силач. Никто в лагере не сказал бы ему слова поперек. Он так смотрел на детей, что мне было не по себе…
Абигэль и Фредерик быстро переглянулись: оба вспомнили о педопорнографических картинках в компьютере. Беатрис Кодиаль продолжала:
– Я это заметила, когда он подавал им в столовой. Он часто поглаживал малышей по рукам, и мальчиков и девочек. Такие вот мелочи. Даже в свой перерыв он не отходил от детишек. В лагере это нормально, скажете вы, все живут вместе, но… для него это было что-то другое.
Она встала и включила свет. Небо потемнело, тяжелые тучи наползали с запада. Она снова села.
– Вы хотите сказать, что его тянуло к этим детям? – спросила Абигэль.
– Думаю, да. Однажды вечером я застала его возле дортуара мальчиков, там была лесная тропа, он прятался за деревьями и запросто мог туда заглянуть. Я уверена, что он подсматривал. Сам-то он отпирался, говорил, мол, просто ходит туда покурить, но я в этом сильно сомневаюсь. Вот я и порвала с ним, да еще и пригрозила. Сказала, что если это будет продолжаться…
– Кто-нибудь еще был в курсе?
– Нет-нет. Я никому не сказала, потому что после моих угроз он, похоже, прекратил свои глупости.
Она посмотрела на фотографию Виктора на стене:
– Я совсем не помню Николя Жантиля. Мне кажется, я… в глубине души я очень не хотела, чтобы именно он был отцом моего ребенка. Вот и забыла его. А теперь… – У нее вырвался долгий вздох. – Что с ним сталось? Вы говорите, что это в него метил похититель? Что он похитил МОЕГО сына из-за него? Вы думаете, что… что все это может быть связано с тем лагерем? Все эти истории с детьми.
– Не все, но отчасти, – ответил Фредерик, доставая блокнот. – Нам нужны все сведения, касающиеся этого лагеря. Место, даты, все, что помните.
– Где-то у меня, кажется, была старая платежка.
Она скрылась в другой комнате и, вернувшись через несколько минут с бумагой, протянула ее жандарму. Он встал и дал ей визитную карточку.
– Она у вас уже есть, но, если вдруг вспомните что-то еще об этом лагере, сразу же позвоните мне. Это очень важно.
71
Около одиннадцати вечера в помещении «Чуда-51» все кипело. Большинство членов группы будто получили заряд энергии, и это читалось на их лицах. Патрик Лемуан провел полдня на телефоне, согласуя с другими командами сыщиков различные действия, вытекающие из их открытий в заброшенной школе близ Сент-Омера. Теперь перед десятком жандармов и Абигэль он подводил итог:
– Это, без сомнения, наш самый плодотворный день с начала этого дела. Но этот день также требует срочных действий: Фредди ускорил события, и, пока не доказано обратное, он до сих пор удерживает трех детей. – Стоя у доски, он указал на большой белый лист, исписанный всевозможными сведениями. – Теперь мы не сомневаемся, что Фредди использует детей, чтобы манипулировать одним из родителей, вынуждая его совершить нечто тяжкое, вплоть до самоубийства или нанесения себе увечья. Мы попытались связаться с родителями Алисы Мюзье. К телефону подошел отец. Дозвониться до матери не удалось: ее мобильный отключен. По его словам, она отправилась в командировку в Париж три дня назад. Мы позвонили в ее компанию: Карина Мюзье взяла отпуск на две недели. Ее муж, разумеется, об этом не знал. Он сказал нам о частых отлучках супруги в последние недели и ее странном поведении. Он чувствовал, что она на грани срыва, как еще держалась – непонятно. Я отправил к Мюзье Хорька и Дубловски и подключил команды криминалистов к розыску матери. Но если она скрывается – а скорее всего, это так, потому что локализовать ее телефон невозможно, – это может занять много времени. Совершенно очевидно, что она в контакте с Фредди, который изолировал ее и наверняка заставит действовать в ближайшие дни. – Он посмотрел в свои записи и кивнул Фредерику, сидевшему в конце стола. – Теперь ты.
Фредерик поднялся:
– Все указывает на то, что Николя Жантиль, писатель, который отсек себе все пальцы и в настоящее время находится в психиатрической больнице, – отец Виктора. Это в него метил Фредди, похитив ребенка, как метил он и в отца Артура, заставляя обоих смотреть на мучения их детей, у которых крал сон. Мы поговорили с матерью Виктора и думаем, что ненависть Фредди к Николя Жантилю родилась в детском лагере в Аквитании в две тысячи втором году. Жантиль работал там на кухне и уже тогда проявлял тягу к детям.
– Я говорил по телефону с его психиатром, который выказал готовность к сотрудничеству, учитывая серьезность ситуации, – вставил Лемуан. – Если коротко, после гибели родителей в авиакатастрофе писатель рос у дяди и терпел его посягательства, откуда и психиатрические проблемы, уходящие корнями в отрочество Николя. Случай, увы, классический. Продолжай, Фредерик.