Абигэль слушала с отвращением и гневом, но заставляла себя молчать и не перебивать его.
– Твой отец все продумал – не мозги, а компьютер. Он разостлал карту местности на столе для вскрытий и показал мне точное место, где произойдет «авария»: вираж на этом пресловутом шоссе, где шли работы, через несколько километров после выезда из Орши, у двенадцатого километрового столбика. Он ездил туда днем, готовился. По его замыслу в дерево должна была врезаться машина с двумя жертвами пожара внутри. А он забрал бы с собой Леа и скрылся на несколько месяцев в Испании, пока не утрясется все с наркокартелем. Потом он связался бы с тобой. Вам, вероятно, пришлось бы уехать из Нора, но вы были бы живы.
– Но… почему Леа? Почему он хотел забрать ее с собой?
– Будь он единственной жертвой аварии, картелю это показалось бы подозрительным. Их на мякине не проведешь. Он погиб, а ты и твоя дочь уцелели, как бы случайно? Это была бы слишком грубая работа. Твоя боль, Абигэль, твое горе стало гарантией, которая нужна была этим типам, – гарантией реальности случившегося. Это было необходимо, чтобы они не сомневались, что твой отец и твоя дочь мертвы. И стало быть, нет больше никакого резона трогать тебя.
Абигэль вспомнила слова громилы: «Ты должна была бы быть уже мертва. Но вместо тебя разбился твой отец. Легко отделался, паршивец. И ты тоже». Она закрыла глаза. Внутри все кипело. Эти люди из картеля были на похоронах, бродили вокруг ее дома, разнюхивали, не пытается ли Ив их провести.
– Но вот в чем твой отец дал промашку: эти люди из организации не отступились, из-за тех самых наркотиков, которые они хотели вернуть во что бы то ни стало. Этот клад белого порошка, припрятанный, чтобы обеспечить бегство и вашу новую жизнь. Такой человек, как он, легко бы его толкнул и выручил миллионы евро…
Когда Абигэль подняла веки, в глазах стояли слезы.
– Анализы ДНК… – прошептала она. – Их же сравнивали в лаборатории, жандарм Пальмери из аварийной бригады был здесь со своим коллегой, когда ты брал образцы тканей с трупов. Все было под контролем. Вы не могли смухлевать.
– Могли, еще как могли, надо было просто кое-что сделать заранее. Провести зубной щеткой во рту трупа, оставить немного его волос на расческе, сунуть все это в чемодан… Когда знаешь процедуры, обмануть систему всегда можно, даже самую совершенную. Твой отец снова пришел сюда накануне аварии с зубными щетками и расческами, своей и твоей дочери. Мы поводили щетками у трупов во рту…
Абигэль вспомнила: ее отец якобы ездил в Лилль вечером пятого. На самом же деле он пришел сюда с вещами Леа, оставил на них следы трупов, вернулся и положил их на место в чемоданы.
– Мы искололи руки трупа мужчины иглой, потому что у Ива были следы уколов. Обрили ему голову, чтобы он был похож на твоего отца. А татуировку – кошку – на теле девочки Фред поручил сделать одному надежному человечку из морга. Разумеется, не было никакого покраснения, указывающего на то, что татуировка недавняя, трупы ведь не реагируют.
– А «кангу»?
– В ночь трагедии Фредерик не хотел ехать на своей машине, это было слишком рискованно. В такие моменты всегда боишься не поломки, так аварии. По крайней мере, он мог, случись что, бросить угнанную машину. И потом, нужен был пикап, чтобы спрятать в нем два трупа. Он угнал «кангу» в пригороде и приехал на нем в ночь на шестое сюда, в Институт судмедэкспертизы. Было около часа, здесь никого не осталось, я сделал так, чтобы и служителя не было. Мы загрузили тела в пикап, и Фредерик уехал… Я молился, чтобы все прошло как планировалось, чтобы не возникло никаких проблем. Когда он позвонил мне около пяти утра и сказал, что все в порядке, я вздохнул с огромным облегчением. Дальнейшее было просто. Я получил тела с аварии назавтра, сделал вскрытие с соблюдением всех процедур…
Впервые Абигэль увидела, как глаза ее собеседника увлажнились.
– …и я заставил тебя поверить в худшее. Ты была здесь, передо мной, совершенно раздавленная. И ты опознала чужих людей как твоего отца и твою дочь. Это был для меня один из самых тяжелых моментов за всю мою карьеру, уверяю тебя, но я говорил себе, что скоро ты с ними увидишься и вы будете жить счастливо, все трое.
Он шмыгнул носом, стараясь не расплакаться перед ней.
– Но самое ужасное было впереди, когда четыре месяца спустя поступил труп, найденный голым в багажнике «кангу»…
82
– В тот день, в начале апреля, я сразу не связал это с «кангу», который угнал Фредерик пятого декабря. Он все это время говорил мне, что сжег машину близ Туркуэна, что твой отец с твоей дочерью в безопасности в Испании, что он звонит ему время от времени и сообщает, что у них все хорошо. И потом, этот разложившийся труп из багажника появился через четыре месяца после аварии, иными словами, прошла целая вечность. Но за два часа до вашего приезда в ту ночь брат позвонил мне в панике: ни в коем случае нельзя обнаружить наличие стержня в берцовой кости. И тут я сразу понял, что Фредерик меня морочил и что это был труп Ива, твоего отца.
Абигэль помнила эту ночь: впервые, с тех пор как она поселилась у него, они с Фредериком спали вместе. Потом был звонок Лемуана, сообщение о трупе, обнаруженном в багажнике. Она, должно быть, снова уснула, а потом, когда пришла к Фредерику в ванную, он сказал ей, что едет в Институт судебно-медицинской экспертизы. Наверно, в этот промежуток времени он и позвонил брату.
– Что произошло в ночь на шестое декабря?
– Фредерик мне все рассказал, когда вы с Патриком вышли и мы остались одни. В ночь аварии ты и Леа были под пропидолом. Фредерик ждал с «кангу» и двумя трупами в багажнике в сотне метров от виража… Ты очень долго не засыпала, их план чуть не рухнул из-за этого. Ив затормозил в последний момент в нескольких метрах от дерева, как раз когда ты наконец вырубилась…
Абигэль переживала его рассказ в реальном времени. Она так и видела растущий ствол перед самым капотом машины, а оказывается, на самом деле машина и не думала в него врезаться.
– Потом мой брат с твоим отцом приступили к самой сложной части плана – изобразить аварию. Фредерик рассказал мне, как все произошло: надо было вынести вас обеих из машины, положить Леа на заднее сиденье «кангу», раздеть ее, чтобы одеть труп, то же самое сделать с одеждой Ива, потом перенести два тела из «кангу» в «вольво»… Твой отец даже взял игрушку Леа из ее чемодана, он ведь знал, как ей будет тяжело, когда она проснется и узнает, что не увидит тебя несколько месяцев и что придется полностью изменить жизнь. Эта игрушка была единственной вашей с ней связующей ниточкой. Вещицей, в которой Леа могла бы черпать силы в трудные моменты.
Эрман стиснул зубы и посмотрел на свой стол, втянув голову в плечи.
– Они больше не смотрели за Леа, оставили ее там, на заднем сиденье «кангу», потому что надо было приступать к самой сложной части – инсценировке аварии. Заклинить педаль акселератора машины Ива с включенной третьей скоростью и отпустить ее с двумя трупами внутри в надежде, что она поедет прямо и врежется в одно из деревьев на уровне виража. Так и получилось. Тела вылетели через ветровое стекло на скорости больше восьмидесяти километров в час и с размаху ударились о дерево. Далее надо было положить тебя рядом с разбитой машиной. По… поранить тебе лицо, грудь, иначе это выглядело бы подозрительно.
Абигэль представила себе эту бредовую картину: ее родной отец, склонившись над ней, режет ей стеклом лоб, щеки, губы. Фредерик бьет ее в грудь, чтобы остались синяки якобы от удара. Два варвара, совершенствующие свой жуткий сценарий.
– Надо было еще сделать трупы неузнаваемыми. Все это заняло у них больше получаса, они не могли позволить себе ни малейшей ошибки, знали, что будет кропотливое расследование, анализы, замеры. Когда они вернулись к «кангу»… можешь себе представить. Катастрофа, причем непостижимая. Леа и этот пресловутый плюшевый котенок исчезли. Вместо них на полу лежала фотография мальчика, запертого в чем-то вроде карцера: это был маленький Артур…
У Абигэль едва укладывался в голове весь ужас этой чудовищной мизансцены и положения, в котором оказались ее отец и Фредерик. Рассказ медика превосходил все, что она могла вообразить.
– Твой отец видел лицо этого мальчонки на стене в твоем кабинете несколько часов назад.
Он сразу понял, что Леа похитил у них из-под носа Фредди. Он как спятил, хотел вызвать полицию, чтобы как можно скорее оцепили зону и нашли его внучку. Свой мобильный телефон он оставил в «кангу», когда переодевался. Он пошел за ним и сел на пассажирское сиденье, чтобы позвонить. Тут его догнал Фредерик и стал просить не делать этого, не то нас всех посадят. В какой-то момент он достал пистолет, хотел просто урезонить твоего отца, припугнуть. Но поди ж ты, неловкое движение, случайность – и пистолет выстрелил. Думай что хочешь, Абигэль, считай Фредерика чудовищем, но я клянусь тебе, что он не лгал мне, когда говорил, что это был несчастный случай. Он плакал, как дитя… Что было дальше, ты знаешь.
Да, она знала, что было дальше. Фредерик разбил ее отцу лицо и столкнул машину в реку. Хищник, готовый на любое зверство, лишь бы спасти свою шкуру и выжить.
Абигэль, психолог-криминолог, для которой люди должны были быть открытой книгой, не смогла раскусить человека, с которым жила четыре месяца. Она вспоминала, сколько раз Фредерик ее утешал… Как они вместе встречали праздники, как она плакала на его плече – а он знал, что Леа находится в когтях Фредди. И все это мороженое, которое он заглатывал и затем исторгал, словно пытаясь очиститься от мерзостей, живущих в его голове.
Судмедэксперт перед ней развел руками:
– Ну вот, я все тебе сказал. Как бы то ни было, то, что мы сделали, уже ничем не загладить.
– Отчего же, – произнес голос за спиной Абигэль. – Забвение. Забвение может загладить все.
83
Абигэль почувствовала, как напряглись все ее мускулы. В ее затылок уперлось дуло пистолета. Она хотела обернуться, но Фредерик нажимал так, что ей стало больно. Эрман Мандрие тоже не двигался, оцепенев при виде собственного брата.