Уэс прижимает свои губы к моим. Я отвечаю на поцелуй и закрываю глаза.
Прижимаюсь к нему бедрами, колени подкашиваются. Обнимаю Уэса, притягиваю его еще ближе. Он тяжело дышит, не отрываясь от моих губ. Потом разжимает руки, отпуская лицо. Проводит ладонью по моим волосам и прижимает меня к себе сильнее. Другой рукой обвивает талию. Я наслаждаюсь им, а он – мной. Моя спина выгибается, с губ слетает еле слышный стон. Неприлично. Конечно, всего лишь намек, но… Надеюсь, что слышал только Уэс. Ему и предназначалось…
Если бы у меня осталась хоть толика здравого смысла, способность думать в этот момент о ком-то кроме себя, я бы заметила широченную ухмылку Тессы, которая едва сдерживает смех. Я бы побеспокоилась о том, чтобы Джейми не увидел нас, не промазал по мячу и его сердце не разбилось бы вдребезги. Задумалась бы, какое позорище устроили мы с Уэсом и что нам не помешало бы соблюсти хоть капельку приличия. Но случай был не тот. В этот момент существовали только Уэс и я. А еще – наш дурманящий первый поцелуй…
Кажется, что пролетели дни, недели, месяцы, годы… Мы отодвигаемся. Смотрим лишь друг на друга: никаких смущенных взглядов в сторону. Глаза в глаза. Губы. И снова глаза. Он прерывисто дышит. Я задыхаюсь, краснею… Плевать! Уэс протягивает руку – она такая твердая, знакомая – и ведет меня в здание, не отводя глаз. Удивительно, как никто из нас не впечатался в стену и не споткнулся о мусорный бак. Мы скользим, плывем, летим как одно целое. Собственно, так и есть. Мы с Уэсом Ноланом – целое. Мы предназначены друг другу судьбой…
Глава четырнадцатая
– Если бы ты могла попасть в сон любого человека и походить в его теле, кого бы выбрала?
Уэс смотрит на меня сквозь прикрытые глаза, пока его голова покоится на моих коленях. Мы развалились на пустом футбольном поле возле линии ворот. На уроки забили, но мне по барабану. Теплый ветерок, молодая зеленая травка, мой новый парень – просто сказка, и уходить я никуда не хочу. Немного подвигаюсь, чтобы солнце не било ему прямо в глаза.
– Ты про ныне живущих людей или про тех, кто уже умер? – спрашиваю я.
– Любых.
Обдумываю предложение.
– Джордж Вашингтон.
– Джордж Вашингтон? Серьезно?
– А почему бы и нет? – интересуюсь я, а Уэс хмурится.
– Ну да, согласен, первый президент и все такое, но из всех людей в мире ты выбираешь солдата с гнилыми зубами, который всегда говорил только правду?
– Хочу разобраться, действительно ли он ночевал там, где показали в фильме? – улыбаюсь я.
Уэс ворчит, но не может долго прятать ухмылку. Я тянусь и целую его.
– А ты?
– Проще простого, – признается он. – Фрейд. Если у него было так много бредовых теорий о людских мыслях и тайных желаниях, построенных на анализе сновидений, его сны должны быть офигенными.
– Это ты офигенный. – И как только слова вылетают, закрываю ладонями лицо. – Не могу поверить, что сказала это вслух.
Уэс поднимается, сбрасывая мои руки.
– Ты тоже офигенная! – широко улыбается он и заваливает меня на бок.
Визжу, а он начинает щекотать меня так, что молю о пощаде. Когда мы успокаиваемся, смотрю на него. Выражение лица Уэса уже нельзя назвать игривым или ласковым, оно чертовски серьезное. Просыпается желание. Облизываю губы и сглатываю возникший комок в горле. Начинаю забывать, что мы в общественном месте.
И он целует меня. Целует, целует, пока не становится ясно, что будет дальше и что иного выбора, кроме как остановиться, просто нет. Уэс падает рядом со мной на траву, я же, положа ему на плечо голову, вглядываюсь в голубое небо, по которому плывут пенистые облака.
– Знаешь, а ведь это реально, – задумчиво протягивает он. – Не с покойниками, конечно. Зато современники, к которым можно подобраться и подсунуть «Дексид», все – в наших руках. И чем больше таблеток принять, тем лучше мы с ними справимся. Прошлая ночь это доказала.
Он играет с моими волосами.
– Заметила, когда кто-то из нас был внутри Джиджи, Головешки не объявлялись? Может быть, они не могут приближаться, когда мы в чужом теле? Представь, как круто, если это так!
Я чувствую, он напрягся, как во время поцелуя.
– Можно проникнуть в головы спящих, управлять их телами. Стать кем угодно. Попасть куда угодно. Творить что угодно. Сара, мы такие…
– …повернутые, – говорю я, а он одновременно произносит «всесильные».
– Что? Повернутые? – Уэс садится. Я неохотно делаю то же самое. – Скажи, что шутишь.
Он смеется: подобным образом смеются нормальные люди, сталкиваясь с фантазиями сумасшедших. Я отвожу взгляд и начинаю демонстративно изучать какую-то свежепробившуюся былинку.
– Ага, отмороженные, – говорю я. – А то, что натворили прошлой ночью – если мы натворили это на самом деле, – вообще ни в какие ворота…
– «Если» мы натворили это на самом деле? – усмехается он, напрочь пропуская мимо ушей мои слова о нормах морали. – Что значит «если»? Ты вчера сама видела Грейди, а ночью была внутри Джиджи. Не хотелось бы тебя расстраивать, крошка, но у нас суперсила! Можешь все отрицать – это ничего не изменит. Так почему бы не побороться за правое дело?
– Правое дело? – усмехаюсь я. – И когда именно мы за него боролись? Когда вторглись в личное пространство беззащитной девушки или когда я практически сняла с нее скальп?
– Ты забыла вчерашний день? – едко напомнил он. – Фотки? Волосы, которые откромсали от твоей шевелюры, между прочим, когда ты была в отключке?
Он проводит ладонью по моим коротким прядям. Я отстраняюсь.
Надо признать, я специально старалась не думать ни о Джиджи, ни о том, что она позавчера вытворяла, ни о том, насколько я ночью подлила масла в огонь. Утром проснулась с единственным желанием – найти Уэса и поцеловать. Крепко-крепко. Конечно, я знала: нам придется обсудить вчерашнее, это лишь вопрос времени. Но такого крайнего восторга со стороны Уэса по поводу случившегося уж никак не ожидала.
– Нет, я ничего не забыла. А ты правда считаешь, что то, что мы вчера сделали…
Я умолкла, не зная, как закончить мысль. Не верю, что все произошло взаправду, что это было заслужено. Голубое небо столь романтического дня стали затягивать тучи, и я боюсь, что Уэс помчится искать укрытия. Но, к моему удивлению, он делает долгий выдох через пухлые губы и прижимает меня к себе.
– Ладно, Сара, не переживай… – шепчет он, зарывшись в мои волосы. – Давай не будем из-за этого ссориться. На принятие решений надо время. Я не тороплю…
Уэс целует меня в макушку, прыжок, и он уже на ногах. Его губы расплываются в улыбке, но в глазах нет даже намека на нее.
– Слушай, у меня тут вопрос с расписанием, его нужно уладить с отделом планирования до конца дня. Увидимся позже. Не против?
– Без проблем. – Изо всех сил делаю вид, что и я занята: – Мне все равно бежать на встречу с командой.
Уэс подбирает вещи и наклоняется, чтобы меня поцеловать. Нежно, ласково, но уже без того еле сдерживаемого желания. Закидывая портфель через плечо, он подмигивает и уходит. Ни с того ни с сего парень, который норовил распустить руки, хочет убраться от меня подальше… Уэс уже на середине поля, а мне только приходит в голову задуматься: хочу я побежать за ним или нет?
Какое-то время сижу на траве, чувство одиночества, которое я без него ощущаю, ужасно. Спустя пару минут собираю вещи и направляюсь в спортивный зал. Ради Уэса, его глаз, губ и объятий, я твердо намеревалась пропустить сегодня встречу. Но теперь – когда наше тайное свидание прервалось – смена деятельности показалась хорошей мыслью. Скорее всего, будет Джиджи. Она же капитан. Не уверена, что готова признаться в этом Уэсу, но на самом деле ночная победа вдохновляет. Мне нравится, что ко мне хотя бы частично вернулась власть.
Я широко распахиваю дверь женской раздевалки, где меня поджидают Киара и Эмбер. На доске информации прикреплен клочок бумаги с сообщением: «Занятия по лакроссу отменяются». Мрачное ощущение, что это неспроста, дает мне под дых. Начинаю пятиться назад, но Киара выкидывает руку и цепко меня хватает.
В полной тишине приспешницы Джиджи ведут меня вдоль шкафчиков. Никакого гнусного хихиканья, но и торжества не видно. Лица у обеих тревожные, растерянные. И от этого я нервничаю намного больше.
Раздевалка пуста, что также настораживает. Не слышно резкого, тяжелого запаха пота, не видно у шкафчиков полуобнаженных девчонок толпящихся, нет отражающейся от кафельных стен какофонии, состоящей из дружеского подзуживания и смеха. Это в голливудских фильмах раздевалка – своеобразный жертвенник. Для меня она всегда была тихой гаванью, где я либо готовилась к битве, либо хвасталась шрамами. Теперь она казалась нежилыми развалинами мира, откуда меня изгнали. Кто знает, может, в Голливуде все понимают верно?
Я иду с опаской, все жду, что в любой момент откуда-то выпрыгнет Джиджи (в лыжной маске и с ножом мясника). И если бы не настойчивое капанье неисправного крана, было бы слышно лишь хлюпанье наших кроссовок по влажному полу. В конце ряда заворачиваю на пятачок между шкафчиками и душевыми кабинками.
И застываю.
Напротив – субтильная девчонка в темных очках и толстовке; капюшон натянут на голову. Стоит, немного ссутулившись, плотно скрестив на груди руки. Поначалу взгляд не поднимает. Я даже не уверена, что она знает о моем присутствии, так как быстро и практически не дыша что-то шепчет себе под нос. Ее голова трясется из стороны в сторону. Сначала медленно, как маятник. Потом движения ускоряются, и она начинает ею раскачивать, словно ребенок, который пытается выкинуть из головы плохой сон.
Затем замирает. Прямо на меня не смотрит. Снимает очки и стягивает капюшон, обнажая синяк под глазом, неровно остриженные короткие волосы и проплешину на боку.
Охает Эмбер.
– Бог мой… – выдавливает Киара.
– А вы решили, что это заявка на модность? – рявкает Джиджи на подруг, которые, как обычно, всего лишь четко следовали инструкциям своей начальницы, не задавая вопросов «зачем» и «почему». Джиджи сказала – и они меня привели. Хотя сейчас эти двое мне более отвратительны, чем их злобная хозяйка. Может, потому, что у Джиджи такой жалкий вид. Я хочу что-то сказать, стать прежней Сарой, которая умеет сочувствовать. Но нет. Не могу. Я сама напугана и, если честно, в полном восторге от того, что натворила. Мой сон воплотился в жизнь. Его воплотила я. И Джиджи – тому доказательство.