- А "пятнистых" куда? - спросил Олег, заранее догадываясь каков будет ответ.
- Свалили в старый колодец и землей сверху закидали. Все равно место это теперь мертвое. Ни один фэйюр здесь сотню лет селиться не будет.
- Сколько их было?
- Не считала, - пожала плечами девушка, - двадцать, а то и поболе.
- Двадцать семь, - уточнил Антри, - троих я сам положил. Вэр со своими - еще пятерых, в основном тех, что у малых ворот дежурили. Семерых, вроде, сами общинники кончили. Остальные твои получаются. Двенадцать "пятнистых"! Просто чудеса!…
- Двенадцать… - Олег нахмурился, еще раз прокручивая в голове все подробности схватки.
- Сэй-гор с отрубленной левой кистью среди мертвых был? - спросил он.
- Не помню, - отозвалась Вирэль, - я мертвецами никогда не занималась. Только живыми.
Антри, в ответ на вопросительный взгляд Олега, отрицательно покачал головой.
- Я тоже не помню. "Пятнистых" к колодцу деревенские носили. А зачем тебе?
- Тринадцатый он, - буркнул Олег, - либо живой.
- С отрубленной-то кистью? - Вирэль скептически покачала головой. - Один? В здешних лесах? Если и ушел после драки, так теперь уж точно покойник. А может и не ушел. Тогда на счет деревенских только шестерых писать надо, слышишь, Ант?
Повозок было около двадцати. Все до предела нагружены добром, так, что места для пассажиров совсем не оставалось. Только на четырех последних ехали фэйюры - раненые общинники, в основном мужчины из немногих выживших защитников деревни. Многие были без сознания, двое метались в горячке. Дно этих повозок выложили многими слоями шкур, одеял и мягких вещей. Родовичи очень хотели довезти своих раненых живыми, хорошо понимая, что не все из них смогут пережить тяготы предстоящей дороги. Уцелевшие и легкораненые шли рядом с повозками, хмурые, подавленные, кое-как вооруженные, готовые на все…
"Господи! - потрясенно думал Олег, глядя на них с высоты седла. - Сплошь женщины, не считая ребятишек! Им же теперь только в леса… Как же они там одни? Как же будут дальше, если мужчины не доедут?"
В толпе женщин он разглядел старейшину, правую руку толстяка укрывал толстый лубок повязки, рядом с Пинаром суетился, руководя действиями погонщиков, крепкий здоровяк - сильно хромающий и тяжело опирающийся, как на костыль, на древко неуклюжего тяжелого копья.
Когда они подъехали ближе, Олег почувствовал себя крайне неуютно. Слишком уж много взглядов было устремлено на него, удивленных, недоверчивых и далеко не приветливых.
- Смотри! А этому все нипочем! - разобрал он в попритихшем с их появлением гуле голосов. - Да и что такому сделается… Влак лесной… На таких, как на спирах… Спирова кровь, спирово семя…
- Прощай, Пинар, - Вэр остановила своего зверя в паре шагов от опасливо посторонившегося старейшины. - Не жду, что плакать будешь от умиления, да и благодарности от тебя, право же, не жду.
- Благодарности? - сильно постаревший и осунувшийся толстяк смерил Вирэль угрюмым тяжелым взглядом. - Правильно, что не ждешь. Не будет тебе моей благодарности, Дикая Вэр.
- Я и не напрашиваюсь, - огрызнулась Вэр и кивнула на Олега. - Вот этому парню мог бы и сказать "спасибо". Я-то его голову спасти хотела, не твою. А он добрый - всех жалеет.
Старейшина на несколько долгих мгновений перенес всю тяжесть своего взгляда на Олега и в его глазах вспыхнул глубинный огонь затаенной ненависти. Вспыхнул и тут же потускнел, угас. Пинар опустил голову и буркнул устало:
- Пропали бы вы все, вместе со своей жалостью…
Он больше не добавил ничего, повернулся и побрел вслед за выползающими в ворота повозками. Олегу стало по-настоящему его жаль. Пинар не был плохим фэйюром. Не был он и плохим старейшиной. Под его началом общине жилось вовсе не худо, ибо о своих родовичах он заботился почти как о самом себе. И с соседями он умел уживаться. И с любой властью готов был в мире сосуществовать, хоть с законной, хоть с какой, лишь бы не трогали его маленький, обихоженный и налаженный десятилетиями непрерывного труда мирок… И теперь этот толстяк уходил прочь от пепелища, оставшегося от родного, уютного дома и его мучил единственный вопрос: почему?…
"Просто иногда так бывает, - подумал Олег, - ты кланяешься Судьбе, избегаешь спорить с ней, стелешься у ее ног ковриком на пороге бытия, но Великой Тши-Хат, на самом деле, равно безразличны и покорные, и смутьяны. Просто приходит когда-нибудь твоя очередь и она ставит тебя перед выбором. И тебе приходится его делать, не зная, что выбираешь ты при этом между "плохо" и "совсем плохо". Кто сказал, что существует "меньшее зло"? Спросил бы он это у тех, кто хоть один раз в жизни выбрал то самое "меньшее". Спросил бы у них, терзаемых сомнениями до конца своей жизни, существует ли оно. Интересно, как далеко они бы его послали?…"
Вирэль не спрашивала его куда они направляются и он тоже не спрашивал ее долго ли она собирается пробыть в их компании. Не спрашивал и о многом другом, о чем хотелось бы спросить: о Наше, например, и о том, почему она, не проявляя видимого интереса относительно цели их движения, сейчас едет вместе с ними по открытой всем опасностям дороге, а не пробирается знакомыми лесными путями к безопасному и уютному лагерю у болота.
Они ехали, нетерпеливо подгоняя Спиров, не понимающих причин подобной спешки и оттого недовольно шипящих на наездников. Олег, пожалуй, и сам не очень понимал этих причин. Просто что-то гнало его вперед, некая смутная тревога, а может быть предчувствие. И эта самая тревога постепенно передалась остальным, заставляя их плотнее устроиться в седлах и гнать, гнать, гнать…
Навстречу багряно-огненному закату…
Сквозь обволакивающий тело и сознание синий ночной мрак…
В заваливший небо бесформенными грудами серых туч рассвет…
В промозглую сырость неожиданно ветреного и холодного дня…
И только к полудню, когда спиры уже начали хрипеть и спотыкаться от усталости, а седалищные области превратились в одну сплошную саднящую мозоль, они, наконец, позволили себе передышку.
Глава седьмая
Мар-Ратш, Избранный Дара, Глава новообразованного Круга Мудрых, наставник по мастерству и один из приближенных советников Бьер-одра, хорла Северного Арка, будущего Властелина Долины…
Звучные эти титулы хороши для парадных залов Вирт-Хорл, а вдалеке от столицы… В яму! Всё в яму!
Скрыть собственное раздражение - непростая задача. Особенно когда ты пытаешься скрыть его от Харта Серого и коменданта сэй-гора. Одно их присутствие поднимает раздражение почти до высот тихого бешенства.
Он попытался вспомнить, когда его настроение в последний раз хоть сколько-нибудь подходило бы под определение "хорошо" и не преуспел. Кажется, как из Вирт-Хорл выехали, так оно и не улучшалось, лишь становилось с каждым днем все более мрачным. Поездка к северным Вратам оказалась занятием слишком утомительным, а результаты ее - удручающе малозначащими.
Активность Выхода Тропы, похоже, немного снизилась. Это могло означать все что угодно… и не означать ровным счетом ничего. Водоворот событий, раскрученный посланцем Древних, всяко уже нельзя было остановить. Время торопило выполнять данные обязательства, но для этого требовалось нечто большее, чем просто решимость их выполнить в срок. Огромные военные силы Бьер-Рика (Тьфу! Бьер-одра уже, конечно!) топтались на правом берегу Отогона, ожидая приказа броситься на берег противоположный, где их терпеливо поджидала Стена и фаррады армии Бракаля. Переправа через водную преграду таких размеров под ливнем стрел, снарядов метательных машин и шаровых молний тамошних издаров сулила колоссальные потери и Бьер-одр все медлил, ожидая не то небывалого каменного града с небес на головы бракальцев, не то пришествия Холода, до которого еще оставалось слишком много времени…
А тут еще эти тупые джартады из сэй-горов, способные в любой момент спровоцировать новые волнения на севере своими "рейдами возмездия". Набрали, понимаешь ли, мясников-отщепенцев, раздали им оружие и из-за малейшего пустяка… Мар вспомнил как они заехали в одну из общин, где фарсахары пару дней назад "навели порядок", и почувствовал отвращение. Собственно, эти издержки самоуправства новоявленных комендантов и градоправителей и послужили официальным поводом для его поездки.
К несчастью, еще это послужило поводом для того, чтобы вместе с ним отправился Харт. Мар-Ратш прежде просто опасался Серого, неизвестно каким образом в свое время оказавшегося рядом с Бьер-Риком и ставшего - вот уж лучше сравнения и не подберешь - тенью нового хорла. Попутешествовав же вместе с Хартом всего несколько дней, он начал его попросту ненавидеть.
Эндра-ши не желал поддерживать каких-либо разговоров. На вопросы либо отвечал короткими скупыми фразами, либо не отвечал вовсе. Любые попытки сближения напрочь игнорировал. И вообще - вел себя так, словно он едет в полном одиночестве, а Избранный Дара просто трусит поблизости наподобие запасного спира, которому можно иной раз сказать что-нибудь вроде "двигайся" или "стой", да и то лишь когда упрямое животное начинает капризничать выходя из повиновения. В конце концов Мар-Ратш и сам начал игнорировать своего спутника… Вернее, попытался игнорировать, ибо вся охрана подчинялась исключительно проклятому эндра-ши, преимущественно состоя из его головорезов. При первом же подозрении на опасность Харт начинал отдавать четкие и жесткие приказы, следя за тем, чтобы приказы эти выполнялись мгновенно и неукоснительно. Как только Мар попробовал "не обращать" на них внимания, Серый подошел к нему и спокойно пояснил, что он не намерен (так и сказал, род его в яму: "не намерен"!) в случае возникновения какой-либо угрозы подставлять свою спину, закрывая ей "всяких упрямцев, возомнивших о себе невесть что". Издару, начинавшему тихо звереть от копящейся внутри ярости, пришлось подчиняться.
В такие мгновения он с тоской вспоминал о Геверхе - юноше-барске, странном посланце Древних. Если бы какие-то ему одному известные дела не заставили эмиссара уйти по Тропе уже больше цикла назад, Мар-Ратшу не пришлось бы тащиться сейчас по пыльным и опасным дорогам Долины, чтобы узнать… Чтобы ничего не узнать, р-ронтова кровь!