А на третий день, когда пришла пора похорон, вся деревня собралась у дядиной могилы, будто у подземного мавзолея. Солнце едва успело вырасти над равниной, и восточный край неба заливало алым, словно там расплескалось алое озеро. Пылающее озеро. Поля и луга пылали слепящим светом, пшеничные ростки торчали из земли, словно позолоченные столовые палочки. А траву на межах будто вырезали из нефрита, сочно-зеленого с жухловатым отливом. К этому часу дядина парная могила была готова, ее выкопали на краю родового кладбища, и по обе стороны от спуска возвышались кучи вынутой земли – землю уже утоптали, но сладкий густой аромат свежего грунта по-прежнему висел в воздухе. И деревенские спускались осмотреть могилу, поднимались наверх, прицокивали, вздыхали и ждали, когда из могилы выйдут следующие посетители, спрашивали их:
– Что, теперь поверили?
А те кивали:
– Достойные похороны будут у Дин Ляна с Линлин.
Или вздыхали:
– Если б мне выкопали такую могилу, я бы согласился хоть сто раз лихоманкой переболеть.
И в это самое время из деревни пришли землекопы, которые готовили могилы для Дин Сяоюэ и Цзя Гэньбао. Лучшие землекопы и кладчики Динчжуана. Деревенские расступились, и землекопы спустились осмотреть могилу, отправились на экскурсию в подземный мавзолей. Спустились в могилу, потом поднялись наверх. Спускаясь, глядели недоверчиво, зато выходили из могилы, сияя восхищенными улыбками. Выбравшись наружу, деревенские землекопы отыскали тридцатилетнего кладчика из пришлой бригады, который остался на кладбище сторожить инструмент, спрашивают его:
– Резьба на стенах – твоя работа?
– Дядьки моего.
– А где твой дядька такому учился?
– Семейное ремесло.
– А можно его попросить еще на двух могилах чего-нибудь вырезать?
Кладчик глянул на сорокалетнего землекопа из Динчжуана и говорит:
– Так это сановная могила. В старые времена резные могилы полагались только чиновникам четвертого ранга и выше. Сейчас можно и без четвертого ранга позвать моего дядьку украсить могилу, но на это нужно получить разрешение с казенной печатью. Так что кому попало сановные могилы не полагаются, тут разрешение нужно.
– Так а Дин Ляну с какого рожна сановную могилу выкопали?
– Брата его, Дин Хоя, назначили председателем уездного комитета по лихоманке.
Сказать на это было нечего, и деревенские землекопы побрели обратно в Динчжуан. Солнце медленно поднималось над равниной, близилось время похорон, и деревенским тоже пришла пора возвращаться в Динчжуан, обряжать покойников и укладывать в гробы. К тому времени гробы Дин Сяоюэ и Цзя Гэньбао давно были готовы, один стоял у ворот семьи Дин, другой – у ворот семьи Цзя. Это были самые красивые гробы, какие видели в Динчжуане после прихода лихоманки. Боковые доски тунговые, в четыре цуня толщиной, торцы из кипариса, толщиной в три цуня, на одном торце вырезан иероглиф «дар», на другом – «жертва», каждый величиной с таз, сверху иероглифы сверкают серебром и позолотой, словно огромные цветки жимолости. Да, могилы у братьев Цзя Гэньчжу и Дин Юэцзиня получились попроще, чем у моего дяди. Ему отец приготовил сановную могилу, государеву могилу. Такую могилу в последний раз копали на равнине еще при династии Сун. Ко всему прочему, отец распорядился украсить стены могилы резьбой с городскими видами, чтобы все богатства Кайфэна сопровождали покойников на тот свет. Вот только хоронить в сановной могиле предстояло двух распутников, блудивших друг с другом за спиной у законных супругов. И Юэцзинь с Гэньчжу никак не могли об этом забыть, не могли отделаться от стыда. Хорошо хоть, гробы у их братьев были всем на зависть – в прежние времена такие отборные гробы полагались только старикам, дожившим до почтенных лет. Людям с деньгами и положением.
Гробы наивысшего сорта.
Гробы для богатых и влиятельных людей.
Гробы Цзя Гэньбао и Дин Сяоюэ ждали своих хозяев на улице, за воротами. Цзя и Дины жили в одном переулке, и потому гробы стояли не далеко, не очень далеко друг от друга, как будто их специально поставили рядом. Деревенские собрались вокруг и дружно нахваливали гробы: дескать, Дин Юэцзинь и Цзя Гэньчжу братьев своих уважили, могилы у них не такие богатые, как сановные хоромы, которые Дин Хой отгрохал своему братцу, зато гробы – просто загляденье. И пока они стояли и нахваливали гробы, у ворот дядиного дома притормозил грузовик, а из грузовика вытащили два гроба. Два гроба, обернутые в мягкую ткань и плотный картон. Вытащили их из кузова, поставили на лавках, развернули ткань, сняли картон.
И все деревенские сбежались посмотреть, что это за гробы.
А это были парные гробы.
Драгоценная пара, сработанная из редкого в Поднебесной дерева гинкго.
Лихоманка гуляла по равнине, и люди сходили под землю, как палая листва, угасали, как огонь в лампе – был и нет, и гробы покойникам были нужнее, чем дома живым, потому и тунговое дерево для гробовых досок ценилось на вес серебра, а кипарисы для торцов ценились на вес золота, но гробы, которые прислал в деревню мой отец, были сработаны не из тунга и не из кипариса, а из дерева гинкго. Целиком из гинкго. Дяде как мужчине полагался большой гроб из пары, золотой гроб. Золотой гроб с досками в три цуня толщиной, сработанный из тысячелетнего дерева гинкго, – на ощупь такое дерево мягкое, гроб из него получается крепкий, рисунок на досках тонкий, а поверхность гладкая, без единого узелка, – такое дерево лучше всего поддается кисти и резцу, и весь гроб, кроме стоящего на земле основания, был покрыт резьбой: и боковые доски, и крышку, и торцы украшали великолепные картины – горные пейзажи и деревенские сценки, благовещие облака и весенние ветры, проспекты с переулками, машины и пешеходы, городские высотки и многоуровневые транспортные эстакады, петляющие, точно бараньи кишки, а еще парки с деревьями, а в парках люди запускают воздушных змеев и катаются на лодочках. В прежние времена на парных гробах вырезали сцены из «Двадцати четырех историй о сыновней почтительности», из легенды о Мэн Цзяннюй или о влюбленных-бабочках[29], но парные гробы для дяди и Линлин украшали городские виды. Самые знаменитые городские виды. Была там и пекинская площадь Тяньаньмэнь, и шанхайская телебашня, и огромная гостиница в Гуанчжоу, и всевозможные пешеходные улицы, и роскошные проспекты, и мосты, и универмаги, и фонтаны – и то, и другое, и третье, и такое, и сякое, и всякое. Сразу видно, что резчик, трудившийся над гробом, объездил всю Поднебесную, повидал мир. И Шанхай тебе, и Пекин, и разные другие города, и столичная пышность, и городское веселье. А для пущей пышности, для пущего веселья сверху резьбу украсили серебром, позолотой и разноцветной гуашью.
Деревенские собрались вокруг дядиного гроба, охают:
– Батюшки-светы, да это разве гроб? В старые времена даже императоров так не хоронили!
Кто-то из деревенских осторожно коснулся росписи:
– Идите потрогайте! Город светится, будто личико у новобрачной!
И все потянулись руками к гробу. Пощупали многоэтажки и бегущие по эстакадам машины, фонари на площадях, людей, рассевшихся по берегу пруда. Потом кто-то разглядел сквозь щелку, что изнутри доски тоже украшены резьбой, тогда деревенские аккуратно взялись за крышку, сняли ее и увидели, что внутри к изголовью гроба приклеена большая фотография моего дяди. А на остальных стенках вырезано разное добро из городских квартир: телевизор, холодильник, стиральная машинка с круглым баком и еще какой-то аппарат, чтобы крутить по телевизору фильмы и представления, а рядом – составленные друг на друга звуковые колонки. И еще микрофон, чтобы петь песни, и богатый стол с дорогим вином, с птицей, рыбой и мясом, чарками для вина, блюдцами и красными палочками. Рядом со столом выстроились высотки и небоскребы, театры и кинотеатры. А на дверях высоток и небоскребов, театров и кинотеатров были вырезаны два иероглифа: «Семья Дин». И на всей технике было вырезано имя моего дяди: «Дин Лян».
А самое главное: в изножье дядиного гроба резчик изобразил высокое здание, крышу которого венчали иероглифы «Народный банк Китая».
Как будто дядя забирал с собой на тот свет все богатства, нажитые целой страной за несколько десятилетий.
Как будто ему в гроб положили все богатства этого мира.
Дальше деревенские пошли осматривать гроб Линлин – тете полагался женский серебряный гроб, он был немного меньше золотого, но тоже целиком из гинкго. Снаружи тетин гроб украшали похожие городские панорамы, а внутри у изголовья деревенские увидели фотографию Линлин. Фотографию улыбающейся Линлин. На остальных стенках гроба резчик изобразил разные дорогие ткани: шелк, пике и атлас, а еще всевозможные наряды и украшения. И туалетный столик с набором косметики. А еще швейную машинку для рукоделия, сервант и шкаф на кухню, специальную городскую штуковину, чтобы убирать чад от плиты, кухонный фартук, плошки и чарки на стол, щетки для мытья посуды, решетки для пароварки и масло для жарки. И такие богатства, и сякие, и всякие, и чего там только не было. А еще тетин гроб украшали резные цветы в вазах и грядки с зеленью. Был там и виноградник, и гранатовое дерево. А под деревом сушились дядины портки с рубахой – Линлин их только что постирала и развесила на веревке.
Народ столпился вокруг дядиного золотого гроба, вокруг серебряного гроба Линлин. Любуются, языками цокают.
На шум из дома вышел мой дед, и лицо его светилось ярким румянцем, как будто за ночь он разом помолодел на несколько лет.
Деревенские говорят ему:
– Учитель Дин, вот ведь какое счастье Дин Ляну с Линлин привалило!
Дед подошел к гробу:
– Какое тут счастье? Просто достойные похороны.
А деревенские спрашивают:
– Это что же за гробы такие?
– Это супружеские гробы, о которых нам старики рассказывали, драгоценная пара, – пустился в объяснения дед. – Только нынче их стали на новый манер делать, городскими пейзажами украшать.