А я запахнулась волосами, как могла. Дома при маме забываю, что уродка. А при других такое невозможно. Неожиданное чувство неполноценности всегда приходит болезненно.
Мы помолчали. Мама суетливо принесла черного чая, сахарницу и печенья на тарелочке. Ей на стол поставила, мне на тумбочку у кровати. Вышмыгнула за дверь и закрыла за собой, будто ко мне парень на свидание пришел.
— Как же школа достала, — с тяжелым выдохом произнесла Даша, отодвигая чашку в сторону.
Только сейчас спохватилась, что у меня открыта страница в соцсети.
— Можно? — Спросила одноклассница и полезла без одобрения, шустро ухватив мышку. — О, есть старые фотки. Одиннадцатый «а», да ты второгодница.
— Не совсем, я пропустила год, — ответила, усаживаясь поудобнее, пока она на меня не смотрит.
— Ах, да. Ты ж в аварию попала, жесть какая, — бросила Даша и прищурилась. — О, да ты была милаха. Ой, прости. Ты и сейчас ничего. Слушай, а по фоткам, ты весельчак. Не знаю, перейти в другую школу — для меня тоже было бы стрессом.
— Спасибо за конспекты, — произнесла я, намекая, что ей пора идти. Напряжение между нами было слишком явным.
— Слушай, — начала гостья с неловкостью в голосе, не переставая пялиться в экран монитора. — Там это, класуха наша орала. В общем, на Свету наехала по поводу какой — то книжки сначала. Та на тебя стрелы перевела.
В груди стремительно похолодело. А одноклассница продолжала, как бы между делом:
— Я рыжую знаю давно, та еще стерва. В общем, готовься к тому, что Григорьевна предъявит. Пока ты не выйдешь и не отмажешься, дальше класса это не уйдет. А так, класуха намерена поднять вопрос на педсовете по поводу того, что Света лазила в учительский стол. Там у нее был конверт с большой суммой. Они учителями на юбилей завуча скидывались. Найти не может теперь. Хотела в полицию обратиться, но у нас так не принято, отец Борисовой вопрос решил, хоть рыжая и отрицала все.
Начали за здравие…
Даша закончила рассказ и только тогда взглянула на меня.
— Ты ведь не брала конверт? — Спросила деловито.
— Нет, — ответила сипло. Ком к горлу подкатил предательский.
— Тогда не переживай…
— Книжку брала, — перебила ее.
— Жесть, — протянула Даша. — А в ней конверта не было? Может случайно выпал, а уборщица подняла?
— Я не выносила книгу из класса.
— Блин, выходит, Света выхватила не заслуженно, — сделала вывод Даша. — Что делать будешь?
— Скажу классной, как есть, — пожала плечами.
— Знаешь, — Даша поднялась резко, даже не притронувшись к чаю. — Мне пора. И… Лесь, ты реальная подстава. Отец на Свету в машине так орал, что стекла дрожали.
С этими словами она забрала конспекты назад и вышла из комнаты.
— Ты уже уходишь? — Раздался в коридоре мамин голос.
— Да, у меня тренировка, спасибо вам за чай, — выдала мило и пушисто Даша.
— И тебе спасибо, что навестила. Леся, проводи подругу — то?
— Да ладно, мы уже попрощались. Всего вам доброго.
— И тебе…
Когда она ушла, мне захотелось смахнуть чай с тумбы. Изнутри жгла досада. Быть может, я не научилась видеть людей, но кое — что понимаю. Даша пришла с проверкой. Пообщавшись со Светой и выяснив все до деталей, она наведалась послушать меня и подловить на лжи.
Я даже не сомневаюсь, что она расскажет все Ирине Григорьевне, если уже не рассказала.
Выдохнула. А я ведь действительно подставила Свету, что тут скажешь?
Провалявшись две недели в кровати, я вышла в школу, которую возненавидела заочно. И шла туда, как на всенародный суд.
По дороге потрясывало. Когда подошла к школе, ноги едва не подкосились. Сил вдруг не стало. Бежать бы отсюда без оглядки, да меня с крыльца классная увидела и тут же вперила свой пронзительный строгий взгляд, остановившись.
Обратного пути уже не было. Затаив дыхание, я направилась к ней.
Голубые глаза с паутинкой расходящихся морщин показались мне черными и бездонными. Ирина Григорьевна была хмурой, казалось, что готова наброситься и покусать.
— Здравствуйте, — выдала я скупо, не доходя метров пяти.
— С добрым утром, Виноградова, — ответила женщина ехидно. — Выздоровела?
— Наверное.
— Вот и хорошо, — бросила, как кость собаке. — Будь так бодра, со мной в учительскую.
Внемля вежливой, но команде, я двинулась за классной, которая решительно застучала каблуками, спеша, видимо, разобраться со мной до начала уроков.
В учительской было пусто и просторно. Ирина Григорьевна присела на кресло у столика, где они, вероятно, пили чай. Приглашающим жестом указала мне место напротив.
— Я должна услышать это от тебя, — начала женщина, едва моя задница коснулась бардовой кожи.
Сглотнула слюнку сухим горлом, понимая, что это оказалось весьма сложным. Признаться.
— Да, — кивнула я.
— Что да?! — Женщина была явно не в духе.
— Я брала вашу книгу.
— Нет, конкретику, пожалуйста, — перебила нетерпеливо. — Ты вскрыла мой стол, так?
Кивнула.
— Взяла книгу и?
— Взяла книгу, — согласилась.
— Виноградова, не строй из себя дуру, — нервно выдохнула классная. — В книге был конверт, в котором лежали деньги. Двадцать шесть тысяч рублей.
— Я не брала.
— Как это не брала? Вскрыла запертый ящик, взяла книгу, где лежали деньги. Книгу я нашла, а денег там уже не было. Факт налицо.
— Я не брала никаких денег, — прошипела сквозь зубы.
— Знаешь, я сделала ошибку, такие вопросы лучше решать с твоей матерью, — выдала женщина, собираясь подняться.
— Не надо! — Вырвалось из меня. Мне очень не хотелось, чтобы мама знала об этом недоразумении! Все это чертово дерьмо никак не должно ее касаться.
Но классной было плевать. Она поднялась, я следом.
— Ты несовершеннолетний ребенок, за которого отвечает родитель. С твоей мамой будет нелегкий разговор.
— Не надо, — выдавила я сквозь ком в горле.
— Как не надо? Как мне с тобой теперь вести диалог?!
— Хорошо, — прошептала и, продрав горло, продолжила: — Это я взяла. Только, пожалуйста, не надо говорить маме, я все верну. Все — все. Не нужно ей говорить, прошу вас. В ближайшее время верну, обещаю.
Учительница прожгла меня взглядом.
— За весь мой двадцатилетний стаж такое впервые, — бросила, изогнув красные губы брезгливо.
А у меня ком в горлу подкатил такой, что и слова сказать уже не могу.
— Зачем тебе понадобились деньги?
— На пластическую операцию, — выпалила сдавленным голосом.
— О, Господи, — классная взялась за голову.
Минуты три она смотрела на меня уничтожающе. А я поглядывала, пытаясь удержать сыплющиеся с глаз слезы. Я не хотела плакать, мне было себя не жалко. Но они лились сами. Черт бы их побрал.
Внутри была только злость на себя. Ведь я такая тупая! Зачем было врать?! Какого черта взяла на себя это?!
— В общем так, — начала женщина строго. — Нечего на жалость давать. Давай успокаивайся.
— Здравствуйте, Ирина Григорьевна, — в учительскую зашел физрук. — О, футболист снова в строю. Как настрой?
— С добрым утром, Сергей Петрович, — ответила классная с нотками иронии.
— Здравствуйте, Сергей Петрович, — промямлила я, игнорируя абстрактный вопрос про настрой.
Женщина лишь усмехнулась и потащила меня в класс. Школа оживилась в преддверье начала занятий. Забегала ребятня по коридорам, стали мелькать и старшеклассники. Своих увидела мельком, но старалась не смотреть по сторонам, ограничивая восприятие узким коридором воображаемых стен.
Перед дверью в кабинет учительница остановилась и повернулась ко мне.
— Я отчитывала Борисову перед всем классном, правильно будет, если ты сейчас останешься у доски и с началом урока во всеуслышание извинишься перед Светой.
Чего?! В груди моей стало стремительно холодеть.
Учительница не спрашивала моего согласия, вошла в класс, где стоял балаган. Но при виде Ирины Григорьевны ребята затихли. Или при виде меня?
— Рассаживаемся! — Грозно скомандовала женщина. — Олеся?
На не сгибающихся ногах я протопала до середины класса, встав у доски. Старалась ни на кого не смотреть, но успела заметить ехидную улыбку Светы. Мне не нужно было видеть, я чувствовала ненавистные взгляды окружающих. А еще слышала их гадкие насмешливые перешептывания в мой адрес.
— … любви не хватает.
— С таким — то лицом…
— Любовные романы уже никого не вставляют, надо ей ссылку отправить на хороший порносайт, — сказано было в голос. Несколько парней гадко заржали.
— Гричко! — Рявкнула учительница, негодуя. — Пошел вон из класса!
— Простите, Ирина Григорьевна, — простонал шутник про порно.
— Вон, я сказала! — Настояла на своем женщина и почти тем же тоном нетерпеливо:
— Олеся, мы тебя слушаем? Что ты хотела сказать?
Я не смогла выдавить и слова. Минут пять стояла с позором и придавливающей до самой земли тишиной. Пока классная не выдохнула тяжело:
— Что ж, садись.
Хотелось сбежать отсюда, куда угодно. Лишь бы не быть здесь больше ни секунды. Но я просто, как безвольная, бесхарактерная и полая внутри кукла направилась за парту к Олегу, который отчаянно давил обеими руками истерический смех.
Так ужасно я себя еще никогда не ощущала. Будто весь мир против меня. Лишь мама… но это временно. Когда она узнает о краже, на моей стороне не останется никого.
Стоило мне опуститься на стул, как ляжку пронзила острая боль. Я вскочила, не сдержав крика. В штаны впилась кнопка, шляпку которой нащупала рукой. Олег тут же разразился хохотом. Часть класса тоже не сдержалась. От обиды хотелось громко кричать, чтобы стекла вылетели и барабанные перепонки полопались.
— Подонок, — прошипела я сквозь зубы. Неистовая ярость охватила меня. Будто и этот мир теперь светился, только не голубым и добрым, а красным и злым.
Я вскочила на стул с ногами и с размаху залепила кроссовком прямо по ржущей морде. Настроившись, будто бью по мячу. Парень не ожидал, что решусь ударить, поэтому не защищался.