Я продолжала трясти головой:
— Я боюсь.
— Чего? — спросил он тихо и ласково.
— Боюсь распуститься.
Мика нежно коснулся моего плеча, и я не отодвинулась. Он двигался медленно, осторожно, отодвигая меня от двери, привлекая в свои объятия. Я стояла минуту напряжённая, не поддаваясь, потом из меня вырвался долгий, прерывистый выдох, и я позволила себе на нем повиснуть. Вцепилась руками в его рубашку, набрав полные горсти ткани, будто не могла притиснуться достаточно близко, ухватиться достаточно сильно. Я хотела, чтобы он был голый — не для секса, хотя, наверное, так бы и получилось, а просто чтобы как можно больше к нему прижаться.
— Я пойду напущу ванну, — сказал Натэниел.
Я протянула руку, поймала его за рубашку и притянула к нам.
— Простите, — сказала я.
— За что? — Они с Микой переглянулись.
Первые предательские слезы пролезли у меня между веками, но голос был почти ровен, когда я сказала:
— Я не попрощалась с вами, ребята. Я просто уехала. Простите.
Они оба меня поцеловали нежно, целомудренно, просто касанием губ. Мика стёр слезу с моей щеки.
— Мы поняли. — Он посмотрел на Натэниела. — Включи воду.
— Я бы лучше приняла душ и легла спать.
Они снова переглянулись, но Натэниел после кивка Мики ушёл в ванную. Я посмотрела в глаза Мики — единственный мужчина в моей жизни, которому, чтобы посмотреть в глаза, мне не надо поднимать голову.
— Что случилось? Я чего-то не знаю?
Он улыбнулся, но не слишком счастливой улыбкой. Такая улыбка у него была, когда мы с ним познакомились. Улыбка, полная грусти, самоосуждения, насмешки и ещё чего-то, для чего печаль — слишком слабое слово. Я тогда чуть ли не силой выламывала его из этой улыбки.
Сейчас я схватила его за плечи, почти встряхнула.
— В чем дело?
— Ни в чем, клянусь. Все в порядке, но Жан-Клод нас предупредил, чтобы не давали тебе идти в душ. Он сказал — цитирую: «Не между стеклянных стен».
Я нахмурилась:
— Что ты несёшь? Какое дело Жан-Клоду до того, как я буду мыться?
Зазвонил телефон. Я дёрнулась, как от удара ножом, и сказала вслух, что думала:
— Если это ещё одно убийство, я не смогу.
Не успев даже договорить, я знала, что смогу. Если я нужна, я поеду. Но я говорила правду: пусть даже я поеду, не знаю, смогу ли справиться. И то, что я в этом себе призналась, меня пугало. Это же моя работа, я должна быть в состоянии её делать.
Мика подошёл к телефону, пока я стояла в тёмной гостиной и молилась, чтобы это звонили не из полиции.
— Это Жан-Клод, — сказал Мика.
— Отчего же он звонит по телефону?
— Подойди и выясни.
Я пошла на свет из кухни. Включена была только лампочка над мойкой, немного дававшая света, но я заморгала, как олень в лучах фар. Взяла у Мики трубку из рук, пока он пытался не показать мне тревоги в глазах.
— Что случилось? — спросила я.
— Ma petite, как ты себя чувствуешь?
Его голос был такой же радостью, как всегда, но сегодня даже этот голос оставил меня пустой.
— Хреново, а что?
— Сколько времени ты уже без питания?
Я прислонилась головой к двери и закрыла глаза.
— Съела вчера арахиса с чипсами, а что?
Натэниел положил сухого печенья в бардачок моей машины.
— Я говорю не о еде, ma petite.
И вдруг пустота сменилась паническим страхом.
— Господи, Дамиан!
— С ним все в порядке, я проследил.
— Как он может быть в порядке? Он начал умирать, стоило мне поголодать часов восемь. А сейчас я почти двадцать четыре часа голодала! Боже, сама не могу поверить своей глупости!
— А где же за эти двадцать четыре часа ты могла бы утолить ardeur, и с кем?
Вопрос прекратил поток самообвинений и заставил меня подумать. Наверное, бывают вещи похуже, чем забыть напитать ardeur в разгаре полицейского расследования. Например, не забыть напитать ardeur в разгаре полицейского расследования. У меня в голове пробежало несколько жутких сценариев, что было бы, если бы ardeur проснулся в машине Мобильного резерва или когда я ехала с Зебровски. Вдруг стало холодно, и это было куда хуже прежних угрызений совести.
— Ma petite, я слышу твоё сладкое дыхание, но хотел бы услышать и твой сладкий голос.
— Иисус, Мария и Иосиф — как ты смог удержать ardeur вдали от меня?
— Перекрыв щитами все связи между тобой и мной и тобой и Ричардом. И помогая другим сделать то же самое.
— Так вот почему ты звонишь по телефону, а не мысленно!
— Oui.
— А как ты мне не дал опустошить Дамиана и Натэниела?
— Я утолил ardeur в клубе, как мы с тобой обсудили, и поделился с Дамианом. Только когда он опустошён, тогда твой триумвират начинает высасывать нашего шаловливого котёнка.
— И одно кормление через твоё посредство все это сделало, так надолго?
Он вздохнул, устало, потому что все ещё тщательно закрывался, чтобы меня не чувствовать.
— Non, non, ma petite. Мы за тебя проводили твои шестичасовые кормления.
— Мы — это кто?
— Ричард, Дамиан и я. Натэниел кормил тебя последним, и я не был на сто процентов уверен, что смогу проконтролировать это кормление, так что не стал его использовать.
— Ричард почувствовал, каков на вкус ardeur с другой стороны?
— Да.
— И что он по этому поводу думает?
— Что уважает наше умение не сойти с ума.
Я хотела спросить, на ком Ричард питал ardeur, но это не моё дело. Я не моногамна, и он тоже. Я все ещё прислонялась к стене, но глаза уже открыла.
— Дамиан кормил ardeur не как съедобный, а как съедающий?
— Было не очень трудно вызвать в нем ardeur.
— Это теперь постоянно? В смысле, Ричард и Дамиан теперь должны его питать?
— Non, ma petite. Меры отчаянные, но не постоянные.
— Почему ты в этом уверен?
— Потому что я ощутил, как он снова растёт во мне — не мой голод, но твой. Я его раздал, поделился с теми, с кем мог, но сейчас снова наступает время.
Я обернулась и тупо уставилась в кухню:
— Ты хочешь сказать, что одолжил у меня мой ardeur на последние несколько часов?
Он помолчал, думая.
— Это может служить объяснением. Oui.
— Так что я могла гоняться за бандитами и не потерять контроль посередине погони?
— Да.
Я не знала, что можно сказать, и сказала, что могла.
— Спасибо.
— Всегда пожалуйста, ma petite, но близится рассвет, а когда я засну, ardeur вернётся домой. Я бы предпочёл отдать тебе его до этого, чтобы ощутить, насколько бурным будет это возвращение.
— Ты беспокоишься.
— Oui.
— Ты спросил меня, как я себя чувствую. Зачем?
— Ardeur имеет свою цену, как и все виды голода, но все они имеют и свою награду. Я говорю не о наслаждении, но о силе, которую они нам придают. Фактически я сегодня, похитив твой ardeur, ослабил тебя. Если бы я не боялся мысленного контакта с тобой, я бы сперва попросил твоего разрешения, или предупредил тебя.
— Я не чувствовала слабости. — Сказав это, я задумалась. — Меня действительно достали вампиры, которых я сегодня убила. То есть больше обычного достали. Меня трясло, я задумывалась, действительно ли я на стороне добра.
— Такое сомнение в себе тебе не свойственно, ma petite.
— У меня бывают сомнения в себе.
— Но не в таких масштабах. Ты не могла бы быть собой, слишком много сомневаясь.
— Ты хочешь сказать, что ardeur мне придаёт храбрости или хладнокровия?
— Я хочу сказать, что ardeur может питать те аспекты твоей личности, которые хранят тебя в здравом уме.
Я покачала головой:
— Жан-Клод, это для меня слишком сложно. Просто давай его обратно, и посмотрим, станет ли мне лучше.
— Я бы предпочёл, чтобы ты была наедине с Микой, когда это произойдёт. Мы тщательно избегали его трогать, пока питались, так что от него ты сможешь питаться сама.
Я вот ни на йоту не ощущала тягу к сексу. Я хотела только быстренько помыться под душем и заснуть.
— Я слишком устала для секса, Жан-Клод. Для чего угодно слишком устала.
— Как я боялся, я взял слишком много, или ardeur прихватил с собой твои естественные побуждения.
— В смысле?
— Задолго до того, как ardeur тебя нашёл, ma petite, я редко видел, чтобы ты была слишком усталой для секса.
Я подумала было покраснеть, но на это нужно было слишком много сил.
— Что ты хочешь, чтобы я сделала?
Какое бы то ни было оживление, закравшееся в мой голос, исчезло. Ничто не было реальным, будто я уже спала. Заснула стоя.
— Если ты хочешь вымыться…
— У меня на волосах чужая кровь. Хочу.
— Отлично, иди в ванную, но возьми с собой Мику. Повесь трубку, уходи в ванную, возьми с собой Мику, и чуть раньше, чем ты наполнишь ванну, я верну принадлежащее тебе.
— Натэниел сейчас наполняет ванну. Мика сказал, что ты предупредил нас не пользоваться душем. Что-то там насчёт стеклянных стен.
— Возврат может быть более бурным, чем мне хотелось бы, ma petite. И мне будет спокойнее, если вы с Микой не будете среди стеклянных стен.
— Ты знаешь, что будет плохо, или только опасаешься?
— Скажем так: я не прожил бы так долго и не добился бы у тебя успеха, если бы не учитывал худший сценарий.
— Добился успеха — так это теперь называется?
— Я вешаю трубку, ma petite. Прошу тебя, сделай так, как я предложил.
Он повесил трубку.
Я положила трубку в гнездо и вышла из кухни. Мика стоял у стола, глядя на меня внимательными кошачьими глазами. Я теперь поняла, как тщательно скрывает он чувства за этим непроницаемым лицом. Но сегодня я не буду лезть в душу. Мне хватает сегодня своих ужасов и без чужих.
— Ты знаешь, что сделал с ardeur'ом Жан-Клод? — спросила я.
— Да, Жан-Клод попросил меня приглядывать за Натэниелом и, если он начнёт слабеть, звать на помощь.
Я покачала головой:
— Это я подвергла его опасности, вас всех.
На меня накатило оцепенение, даже самообвинения оставались всего лишь словами. Потом, когда я больше приду в себя, мне будет плохо, но сейчас мне было лишь настолько плохо, насколько хватало сил. Во мне не осталось ничего, чтобы об этом беспокоиться.