Я облизала губу, куда попал кулак Стива Брауна, и обнаружила, что рана прошла. Я же её мазала помадой, и больно не было. Черт побери и ура. Очень положительный побочный эффект. Приятно, что положительные тоже есть.
А щека, где поцарапала меня Барбара Браун, ещё саднила. В зеркале я её не видела, но думаю, час назад царапины выглядели хуже.
— Я помогу тебе промыть раны, когда закончу с твоим другом, — сказала Мэри без малейшей иронии. «Друг» — без какого бы то ни было подтекста.
Мэри у нас секретарём не только за умение быстро печатать. У неё любая работа в руках горит. Заставив Натэниела держать марлевый тампон, она прибинтовывала его к раненой руке. Пластиковых перчаток у неё не было. Я не помню, сказала ли я ей, кто он такой.
В человеческом облике оборотень не заразен, но все-таки у неё есть право знать. Будто прочтя мои мысли, Натэниел сказал ей:
— Я пытался её уговорить, что лучше я сам себя перевяжу.
Мэри глянула на меня.
— Он мне сказал, — она поискала слово, — он мне сказал, а я ему сказала, что ликантропией нельзя заразиться от человека.
Натэниел поднял на меня большие глаза. В них читалось: «Я пытался».
— Ты права, Мэри, в человеческом облике ликантропы не заразны.
Она улыбнулась Натэниелу — очень по-матерински.
— Видишь?
— Многие люди не захотели бы рисковать, — сказал он негромко.
Мэри кончила перевязывать ему руку и потрепала по плечу.
— Многие люди просто глупы.
Он улыбнулся ей, но в глазах его не было радости. Многие люди просто глупы. Она понятия не имела. Я, наверное, тоже, если всерьёз. Я только сейчас стала встречаться с реакцией людей, считающих меня ликантропом. Я не прожила много лет так, как прожил их Натэниел.
Мэри повернулась ко мне, осторожно тронула щеку.
— Я хотела вызвать полицию. Вполне достаточно фактов для обвинений в нанесении телесных повреждений.
Она стала промокать мои царапины. Наверное, в этой жидкости был спирт, потому что кожу щипало.
Я стиснула зубы, чтобы не вздрогнуть.
— Я не собираюсь выдвигать обвинения.
— Тебе их жалко? — спросила она.
— Да.
— Ты лучше меня, Анита.
Я улыбнулась, и щека чуть дёрнулась.
— Мне случалось переживать гораздо худшие раны, Мэри.
— От клиента — никогда, — возразила она.
Я не стала отвечать. Есть истории, которые Мэри неизвестны, и потому мы все не в тюрьме.
Она смотрела на меня с тревогой:
— Не знай я, что мне только кажется, я бы сказала, что раны уже заживают.
— Ты их уже хорошо промыла, Мэри, спасибо.
Я обошла её, подходя к столу и бинтам. Мне нужен был тампон побольше того, что на руке у Натэниела. Конечно, мои царапины к утру пройдут, а рука у него ещё не заживёт, скорее всего. Кажется, причинённые мною раны заживают так, будто нанесены другим ликантропом. Мы это недавно заметили.
Мэри повернула меня к себе, положив мне руку на плечо.
— Ты держи тампон, а я тебя забинтую, как вот твоего друга.
Выражение её глаз говорило мне прямо, что я тоже веду себя глупо.
Я позволила ей забинтовать мне почти всю щеку, оставив только глаз. Барбаре Браун уже приходилось такое делать, я готова была держать пари. Женщины в драке пытаются царапаться, но мало кто из них это умеет. Барбара Браун умела, что свидетельствовало о практике.
Мэри посмотрела на мои сорванные ногти:
— Это действительно так больно, как я думаю?
Никогда не умела отвечать на такие вопросы. Откуда мне, к черту, знать?
— Больно, — ответила я.
Она протянула мне флакончик спирта.
— Возьми и намочи руки в ванной, пока кровь не перестанет.
— Да ну его к черту!
Она посмотрела на меня по-родительски.
— У тебя содраны почти все ногти на обеих руках. Ты хочешь занести инфекцию?
Подумала я было ей сказать, что инфекции у меня быть не может, но мы сами ещё этого не знали наверняка. Я же не настоящий ликантроп, и хотя я обрела их умение заживлять раны, никто не знает, обрела ли я их умение оставаться здоровой. Дурой надо быть, чтобы пренебречь советом Мэри, а потом потерять палец из-за гангрены или ещё какой-нибудь дряни. Но, черт побери, это же больно будет — спиртом!
Дверь в кабинет Берта открылась раньше, чем я побежала в ванную. Лицо у него было весьма серьёзным, хотя что-то мелькало в его глазах, что-то такое, что меня насторожило. Не подавляемый смех, но что-то похожее.
— Анита, ты хочешь выдвинуть обвинения против Браунов?
Сказал он это с честным лицом и серьёзным голосом. Он всю жизнь вдалбливал мне, что от клиентов мы должны все стерпеть, и никогда до сих пор не предлагал подавать на них жалобу.
Я всматривалась в его лицо, пытаясь понять, к чему он клонит.
— Нет, мне это не кажется необходимым.
Первым в дверях появился Стив Браун, обнимая жену за талию.
— Мы приносим глубочайшие извинения, миз Блейк. Мы просто не знаем, что на нас нашло. Это… непростительно.
— Спасибо, что не будете выдвигать против нас обвинений, миз Блейк, — сказала его жена.
Она плакала, и последняя косметика с неё слезла. Сейчас она казалась старше, чем когда входила в мой кабинет, и дело было не только в отсутствии макияжа. Как будто случившееся высосало из неё ещё чуть-чуть жизненных сил.
— Мы только заберём вещи нашего сына и уйдём, — сказал он.
У него тоже был ужасный вид. Не то чтобы такого вида у него быть не должно было, но тут ещё что-то произошло. Я не знала, что, но явно что-то было не так. Тут не только горе, смущение и страх перед полицией.
— Мэри вас проводит в тот кабинет, чтобы вы забрали вещи, — объявил Берт.
Мэри не удалось полностью скрыть на своём лице мнение о Браунах, но она повела их в мой кабинет. Как только они уже не могли слышать, я подошла к Берту и спросила тихо.
— Что ты задумал?
Он посмотрел на меня честными глазами — вернейший признак, что врёт.
— Берт, что ты сделал? Ты же знаешь, что я все равно докопаюсь, так что скажи сам.
Он продолжал смотреть невинными глазами с той же деланной искренностью, когда Брауны вернулись. У меня возникла догадка. Но это была такая мерзость, что даже Берт такого делать не станет… не станет?
— Ты притворился, что вызываешь копов? — спросила я.
Он глянул на меня изумлённо — дескать «кто, я?» — и я поняла, что попала в точку.
— Ты взял их чек. На заложенный дом.
— Анита, даже я так не сделаю.
— Ты — сделаешь, если будешь знать, что тебе это сойдёт с рук.
Глаза его приобрели обычную неискренность. Уже лучше.
— Они идут сюда, улыбайся и соглашайся со мной.
— Берт, или ты мне скажешь, что ты сделал, или я это сейчас поломаю к чёртовой матери.
Он взял меня за руку, чего никогда себе не позволял, и улыбнулся поверх моей головы:
— Миз Блейк требуется несколько больше аргументов, чтобы она согласилась с нашей договорённостью.
— О, миз Блейк, пожалуйста, не подавайте на нас в суд! Не надо, чтобы в газетах было, будто я сумасшедшая. Наши дочери и так уже начитались многого.
Я повернулась и хотела ответить, но Берт меня затащил в свой кабинет и закрыл дверь. Кроме как начать с ним драться, у меня не было другого способа освободиться, так что я пока не стала сопротивляться.
Он остался у двери, закрывая её спиной, будто боялся, что я выскочу.
— Анита, это справедливо.
— Что именно? — спросила я, чувствуя, как голос мой начинает разогреваться и готов сорваться на крик.
— Мы действительно можем подать на них в суд.
— Но мы этого делать не будем.
— Но могли бы.
— Берт, или скажи мне правду, или отойди от двери.
— Бонус, Анита. За то, что они на тебя набросились. Что в этом плохого?
— Сколько?
Он неловко замялся.
— Сколь-ко? — повторила я раздельно.
— Десять штук, — ответил он и быстро добавил: — у него своя строительная фирма. Он может себе это позволить, и они действительно зарвались.
— Берт, ты сволочь.
— Когда я заговорил о суде, его жена предложила мне чек в размере закладной на дом. Я его не взял. Как видишь, я не такая сволочь, как ты думаешь.
— Нельзя брать деньги за то, что не подашь в суд. Это противозаконно.
— Я не говорил прямо, за что эти деньги. Намекнул, возможно, но не такой я дурак, чтобы говорить что-нибудь конкретное. Хоть в этом отдай мне должное.
Я смерила его взглядом.
— Я тебе отдаю ровно столько должного, сколько ты заслуживаешь, Берт. Если они остынут и скажут копам, что ты сделал, как ты объяснишь, за что взял деньги?
— Как задаток.
— Я не могу поднять их сына, Берт, и его подружку тоже.
— Но ты можешь хотя бы поговорить с детективом, который вёл дело?
— И тогда ты сможешь оставить деньги себе?
— Я больше думал о том, что ты можешь послужить для полиции экспертом.
— Я не специалист по убийствам, Берт, если в них не замешаны монстры.
— А серийный убийца монстром не считается? — спросил он.
— Почему — серийный?
— Их сын и его девушка были первыми, но не последними. Через год он убил другую пару.
— И есть уверенность, что это один и тот же преступник?
Берт пожал плечами:
— Тебе стоило бы поговорить об этом деле с полицией, а для того тебе нужно разрешение родителей, поскольку, как ты верно указала, это не тот вид преступлений, что подпадают под твою юрисдикцию.
Он почти улыбался.
— Вот что, босс, договоримся так: я поговорю с копом, который вёл дело. Если они знают, кто это, но только доказательств у них нет, то я помочь не могу. Если же они в потёмках, то одна идея у меня есть.
Берт расплылся в улыбке.
— Я же знал, что ты согласишься.
— Но если моя идея не сработает, и Браунам от неё пользы не будет, ты им лично выпишешь чек на десять штук.
— Анита, я просто верну деньги.
Я покачала головой.
— Нет, твой личный чек на десять штук.
— Ты не сможешь меня заставить.
— Нет, но я могу поставить на голосование вопрос насчёт тебя отсюда вышибить. Ты ни хрена не понимаешь ни в зомби, ни в преступлениях, ни в вампирах. Ты — финансист. Но ведь не единственный финансист в мире?