– Надо узнать наверняка, – подчеркнула Джулия. – Когда он и Энди снова попадут в проекцию?
– Дня через два или три.
– А я могу быть в Уэссексе раньше. Тем более вы сами поручили Хакмана мне.
Не дожидаясь ответа, она ушла. Пол с Мэрилин по-прежнему сидели за столом, но Джулия прошла мимо. Мэрилин ее окликнула, однако Джулия оглядываться не стала.
За день в ее комнате успели убраться; в ванной, где она оставила настоящий бардак, тоже навели порядок. Было холодно, поэтому Джулия зажгла газовый обогреватель и уселась перед ним на пол, глядя на горящие ярко-рыжие трубки. Пока она была в проекторе, порядком отросли ногти, поэтому Джулия достала ножницы с пилкой и принялась их ровнять, стараясь не думать о прошедшем дне.
Когда в комнате потеплело, она убрала лишнее со стола, достала пишущую машинку и лампу.
Потом два часа стучала по клавишам, стараясь подготовить как можно более полный и объективный отчет о том, что делала в Уэссексе. Устные доклады, конечно, хороши, но их беда в том, что доступны они далеко не каждому. Самый надежный способ общаться с другими участниками – посредством бумаги.
Ей и самой есть что почитать: пока она отсутствовала, наверняка скопилось немало чужих отчетов. Утром они с Мэрилин поедут в Солсбери на похороны, надо будет полистать в дороге.
В своем отчете она как можно детальнее описала нынешний облик Дэвида Хакмана; тот хоть и нашелся, но в любой момент может снова уехать. Пусть остальные знают, как он выглядит. Она вспомнила, каким видела его в морге и как разительно этот бледный восковый манекен отличался от мужчины, которого она встретила в Уэссексе. Да, там он тоже был бледноват: но из-за сидячей работы в офисе, а не от того, что провалялся целую вечность в коме. Перед глазами так и стоял уэссекский Хакман. Джулия успела оценить его крепкую подтянутую фигуру и уверенную походку, еще когда впервые увидела на причале, а потом, во время катания на скиммере, нагляделась на Хакмана всласть.
Далее как можно подробнее она описала исчезновение Тома Бенедикта, правда, с большим трудом, поскольку случившаяся потом амнезия стерла из памяти многие детали. Она помнила лишь холодные пальцы под простыней, слепяще-белую палату и назойливую женщину с младенцем.
Впрочем, сегодня в ее отчете вообще было много пробелов, причем допущенных намеренно. Джулия промолчала о своих чувствах и надеждах. Все-таки упомянула о близости, которую испытывала с Дэвидом Хакманом и Томом Бенедиктом, и о смутном чувстве узнавания в ту секунду, когда Энди протянул ей зеркало, однако об этом и так все знали. А вот другие подробности, слишком личные, опустила. Например, те несколько минут на набережной, когда она увидела Дэвида Хакмана и дыхание вдруг перехватило, а под платьем затвердели соски. Или когда на берегу она согласилась прийти к Дэвиду в комнату, хотя Грэг был совсем рядом… и как Грэг по ее желанию замедлил шаг, не спеша подходить, а потом и вовсе отвернулся.
Описывая Уэссекс, она невольно опять по нему затосковала. Так было всегда. Первое время после возвращения реальная жизнь накладывалась на проекцию, и воспоминания перемешивались.
Уэссекс был наваждением, ожившей фантазией, мечтой.
Там Джулия впервые обрела цель в жизни.
Все, что было до Уэссекса, выглядело унылой репетицией, а Уэссекс стал величайшей премьерой; Джулия же, как талантливая актриса, полностью вжилась в свою новую роль, прониклась ею.
Такое же влияние когда-то оказывал на нее Пол. Однако он был слишком самовлюбленным, слишком эгоистичным, разрушал все вокруг, и правильнее было оставить его в прошлом.
Уэссекс – живой, реальный – соблазнял ее, как когда-то соблазнил Пол. Он менялся, подстраиваясь под ее личность. Исполнял любые, даже неосознанные желания, менял саму Джулию к лучшему. Уэссекс стал для нее идеальным возлюбленным.
Джулия глядела на исписанный лист бумаги, думая, как тускло слова выражают пережитый опыт. Джон Элиот этим утром был прав: от отчетов последнее время все меньше толку. В основе проекции лежит одно – душевные стремления участников, живущие в глубинах подсознания, а передать банальными словами величайшие истины, самые искренние и глубокие чувства невозможно.
Решив, что отчет пора завершать, Джулия вытащила последний лист из машинки. Перечитала весь текст, сделала пару поправок и отложила в сторону.
Ложиться в постель было рано. Может, и впрямь прогуляться с Мэрилин и остальными? Хотя они, скорее всего, уехали в Дорчестер, еще и Пола наверняка прихватив за компанию… К тому же за долгие месяцы в проекции Джулия разлюбила вкус сигарет и выпивки.
Она навела на столе порядок, разделась и приняла душ. Потом, кутаясь в халат, вновь села на пол перед обогревателем и безучастно уставилась на горящие трубки. Жаль, под рукой нет колоды карт, она с удовольствием разложила бы пасьянс.
Дверь вдруг открылась, и в комнату зашел Пол.
Глава восемнадцатая
– Уходи, – не оглядываясь, велела Джулия.
Пол прошел через всю комнату и сел в кресло.
– Вот решил заглянуть, пожелать спокойной ночи. А то днем не удалось поболтать.
– О чем говорить? Я все сказала утром. Между нами больше ничего нет. Я теперь счастлива.
– Это ты так считаешь. А доктор Элиот с тобой не согласен.
Форель клюет на приманку по глупости. Джулия глупой себя не считала, однако устоять все равно не смогла:
– Что значит, «не согласен»?
– Он думает, ты перенапряглась. Слишком много времени проводишь в проекции. Он считает, что тебе надо отдохнуть.
– Ты врешь. – Она закрыла глаза. – Ради бога, уходи…
Пол, шурша пачкой, достал сигареты, потом чиркнул спичкой. Джулия обернулась: он держал спичку вертикально, глядя на пламя. Задул его, оставив длинную ниточку дыма, и щелчком пальца стряхнул почерневшую головку. Он всегда так делал… интересно, сколько раз – без нее?
– Где у тебя пепельница? – спросил Пол, крутя остатки спички в пальцах.
– Я не курю.
Тогда он бросил спичку прямо на ковер.
– Надо же, какая сила воли. Помнится, ты курила больше моего.
– Пол, понятия не имею, что ты здесь забыл, но в любом случае у тебя ничего не выйдет. Я хочу, чтобы ты ушел. Из моей комнаты и из проекта вообще. Не желаю тебя больше видеть.
– Да ты все тот же параноик. – Он усмехнулся. – Удобно, когда я рядом, согласись? Есть кого обвинить в своих недостатках…
Джулия повернулась к нему спиной. Может, зря она считала, что найдет в себе силы с ним бороться?
– Если не уйдешь через пять секунд, я позову на помощь.
– Думаешь, тебя кто услышит? И что тогда? Раскроем наконец карты? Ладно, раз тебе так хочется… Скажем, что мы старые добрые друзья и что у нас разногласия по поводу работы. Я скажу, что ты и впрямь выглядишь очень усталой – ведь кому как не мне тебя знать, мы столько времени прожили вместе… Ты очень бледная. Пора в отпуск!
– Не смей выгонять меня из проекта!
– Ты ведь меня выгоняешь.
Она промолчала, глядя на ковер.
– Джулия, обернись, чтобы я тебя видел.
– Зачем?
– Тогда я пойму, о чем ты думаешь.
Она не шелохнулась и через минуту услышала, что он встает с кресла. Невольно съежилась, но Пол прошел мимо, стряхнул пепел в газовую горелку – как всегда – и сел на кровать, лицом к ней.
– Почему тебе так хочется участвовать в проекте? – не удержалась Джулия.
– Я же говорил – это отличная возможность сделать карьеру.
– Ах ты самовлюбленный ублюдок!..
– А ты у нас само бескорыстие, как погляжу?
– Я участвую в проекте, потому что в него верю!
– Значит, мотивы у нас с тобой общие, – сказал Пол. – Я тоже верю, что проектор Ридпата и впрямь работает, и хочу использовать все его возможности.
– «Я», «я», «я»! Ты только о себе и думаешь.
– Я нужен проекту, потому что у меня есть то, чего нет у вас. Взвешенная, объективная оценка происходящего.
Джулия разинула рот:
– Хочешь сказать, что…
– Да, именно. Попечители наняли меня, потому что проект стал слишком легкомысленным. Они платят за результат, значит, им нужны свежие идеи.
– Которых у тебя, по-видимому, навалом.
– Да, у меня есть одна мысль.
– Какая же?
Пол расчетливо усмехнулся.
– Если поделюсь, ты можешь ее присвоить… Скажем так: в вашем крохотном мирке есть один изъян. Странно даже, что его никто не замечал, он ведь очевиден. И я намерен его исправить.
– Ты намерен изменить проекцию?!
– Ну, не то чтобы изменить… Я же знаю, как она тебе дорога. В конце концов, изменять проекцию мы не имеем права…
– Пол, ты лезешь туда, в чем совсем не разбираешься!
– Я разбираюсь получше некоторых! – Он отбросил нарочитую любезность и заговорил по-настоящему сурово. – Создали сказочный мирок для инфантильных ученых! «Психодрама» и все такое… Да на самом деле это полный провал! Взять одну тебя, маленькая ты шлюшка. В настоящей жизни сексом наслаждаться не умеешь, вот и придумала себе тупого работягу, чтобы трахал тебя каждую ночь!
– Хватит читать мои отчеты!
– Сдалась ты мне. Я читаю все отчеты, не только твои.
Ее накрыло волной истерической ярости, и Джулия рванула к Полу. Замахнулась, чтобы дать пощечину, но тот перехватил ее руку и больно сжал, выкручивая запястье. Она вырвалась, упала в кресло лицом вниз и громко разрыдалась.
Пол молча ждал, когда она уймется. Докурил сигарету, растер ее о каминную решетку, достал новую.
– Хотел бы я увидать этого парня, которого ты себе вообразила. Наверняка тот еще верзила с большим членом, а сам тупее пробки…
– Пол, заткнись! – Джулия сквозь рыдания зажала уши. – Убирайся!
– И конечно же, трахается он лучше меня. В общем, полная мне противоположность, верно?
Она сжалась в комок, чтобы не слышать. Пол всегда говорил гадости, лишь бы ее разозлить: он знал, как больно задевают Джулию грубые слова.
Не надо думать о нем, лучше думать о Грэге – том милом парне из Уэссекса, добром, надежном, верном; Грэга все обожали, и единственный его недостаток был в том, что он не мог удовлетворить Джулию в постели…