– Ну же. Не темни.
– Он твой друг, да?
– Это он сказал?
– Нет… Но вы же учились вместе, ты сама говорила.
– Примерно в одно и то же время. Я его толком не помню.
– Ладно, как хочешь. Не мое дело. Но я видела, как он на тебя смотрит.
На мгновение Джулии захотелось рассказать ей о вчерашнем вечере, однако она давно привыкла не доверять другим участникам проекта, по крайней мере в этой реальности, тем более что с Мэри они почти не общались.
– Ну, мы пару раз ходили на свидание…
– Я же говорю, меня это не касается. И вообще, что бы там ни утверждали, я никогда не считала, будто здесь мы должны относиться друг к другу, как к бездушным роботам. Тем более что в самом начале эксперимента был один инцидент… И ничего особенного не случилось.
– У кого-то был роман? У кого? – с интересом встрепенулась Джулия.
– Да так, не важно, – хмыкнула Мэри. – Насколько знаю, обошлось без последствий. Поэтому если у тебя с Полом что и было, просто ты не хочешь рассказывать – ничего страшного.
– Ты так и не ответила, что о нем думаешь.
Мэри захлопнула крышку чемодана и села на краешек кровати. Глаза у нее были большие и выразительные, очень добрые.
– Меня в любом случае это не касается, поэтому скажу. Я думаю, Джулия, что человек он опасный и самовлюбленный. Я думаю, он может изменить проекцию к худшему. К сожалению, выбора у нас нет.
Она говорила тихо и спокойно. Мэри не была склонна драматизировать ситуацию, ее отчеты всегда отличались редкой наблюдательностью, сдержанностью оценок и уверенностью суждений.
– Ты что-нибудь про него знаешь? – спросила Джулия.
– Ничего такого. Но интуицию не обманешь. Попечители наняли его, потому что считают толковым человеком, который вдохнет в проект новую жизнь. Однако они не понимают, что с дурными намерениями можно натворить всякого.
– Кажется, Дону Мандру и Джону Элиоту он понравился.
– Элиоту – да, а Дону – не особо. Хотя не важно, что думают участники. Попечители надеются оправдать свои траты, и они уверены, что им поможет молодой сотрудник с немалым опытом в области журналистики и спекуляций на рынке недвижимости. Возможно, в этом есть и наша вина. Попечители плохо понимают суть проекта. А для меня, Джулия, Уэссекс настоящий. Я не хочу, чтобы он менялся.
Джулия вспомнила ехидную ухмылку Пола.
– Мэри, тут такое дело… я вчера разговаривала с Мэйсоном. Он вскользь упомянул, что у него есть какие-то свои планы на проекцию.
– Что он сказал?
– Ничего конкретного. Но намекнул, что в проекции есть какой-то изъян, очень заметный.
– Я слышала его разговор с Джоном Элиотом. Они обсуждали наше оборудование в Уэссексе. То самое, которое используют для возвращения участников, Пол спросил, нельзя ли применить его еще для каких целей. Может, это он и имел в виду?
– Может… И что ответил Элиот?
– Конечно же, что нельзя. А больше я ничего не слышала.
– Он явно затеял какую-то игру, Мэри. Вопрос только, какую именно?
– Узнаем рано или поздно. Хотя у нас есть преимущество.
– Какое же?
– Мы знаем проекцию гораздо лучше его. Она наша, и мы ее спасем. Нас, Джулия, тридцать восемь, а он один. В одиночку проекцию не изменить. Уэссекс слишком большой.
Джулия вспомнила, каким амбициозным был Пол сразу после выпуска из университета. Он утверждал, что нет такой работы, которая не оказалась бы ему по плечу. Жаждал карьерного роста, готов был идти по чужим головам. Силы воли ему хватило бы на десятерых.
Мэри сказала:
– Если уступим Полу, то он своего добьется. Единственный выход – объединить наши силы против него.
– Но ведь про Пола знаем лишь мы четверо! Тем более и Колин уезжает, и ты.
– С Колином я уже говорила, он чувствует то же самое. Поэтому вернется при первой возможности. Может, уже завтра или послезавтра. Я тоже постараюсь управиться побыстрее. Что до остальных… Расскажем, как только они вернутся. Тем более если Пол и впрямь задумал изменить проекцию, они сами все заметят еще в Уэссексе.
Мэри встала и сняла с крючка пальто.
– Надо вызвать такси. Хочу успеть на последний поезд.
Она проверила, плотно ли закрыт чемодан, оглядела комнату: не забыла ли чего. Джулия вышла вместе с ней и проводила до лестницы. Внизу, в холле, стоял Дон Мандр.
Джулия схватила Мэри за руку и оттащила от перил, пока тот их не заметил. Она вдруг осознала, что после отъезда Мэри они с Доном останутся единственными активными участниками. От одной этой мысли вдруг стало жутко. Мандру доверять нельзя: он готов принять новичка с распростертыми объятиями.
– Мэри, мы не можем как-нибудь остановить Пола? – тихо спросила Джулия.
– Вряд ли, милая… Я слышала, он уже сегодня подключается к проектору.
– Значит, ничего не поделать…
– Здесь мы бессильны. Будем бороться с ним в Уэссексе.
Джулия спустилась в холл и дождалась вместе с Мэри такси из Дорчестера. Проводив ее, прошла к себе в комнату, сложила одежду, немного прибралась. Очень хотелось пить, поэтому она глотнула воды из стаканчика для зубных щеток. Затем снова спустилась поговорить с Доном Мандром. Да, все верно, этим вечером она возвращалась в Уэссекс. Никаких особых поручений ей не дали: только держать связь с Дэвидом Хакманом. Джон Элиот уже ждал ее в Мэйден-Касле.
Позднее, с помощью мнемоники очищая сознание, Джулия невольно подумала о Дэвиде – о том, как его незримое присутствие придало ей вчера сил и помогло справиться с Полом.
Прежде она могла сбежать в Уэссекс; теперь ее единственной защитой оставался Дэвид – о котором Пол, к счастью, ничего не знал.
Глава двадцатая
В кабинете было невыносимо жарко, поэтому Дэвид Хакман снял пиджак и развязал галстук. Из-за страшной духоты пришлось распахнуть окно, но прохладнее не стало, зато теперь под самым ухом шаркали ногами туристы, доводя Хакмана до белого каления. Он читал протоколы комитета по культуре и искусству – подразделения комиссии, которое выдавало субсидии местным театрам, художественным галереям, библиотекам и музыкальным студиям. На деле же чистому искусству денег почти не доставалось; львиная их доля уходила на административные расходы. Картина получалась удручающей, и записная книжка, где Хакман приготовился делать заметки, пока пустовала.
Он взял телефон и набрал внутренний номер.
– Мистер Мандр?
– Слушаю.
– Это Дэвид Хакман. Не знаете, мою заявку еще не одобрили?
– Мистер Боровитин сегодня был очень занят. Давайте отложим до завтра.
– Я жду третий день. Без доступа к архивам я не могу приступить к работе…
– Позвоните мне завтра.
Хакман еще в Вестминстере привык к бюрократическим проволочкам, научился, когда нужно, брать паузу, но он никак не думал, что та же ерунда ждет его и здесь. Видимо, государственные служащие одинаковы во всем мире, хотя этот скупой чиновничий дух так не сочетался с идиллической атмосферой Дорчестера…
Он захлопнул папку с протоколами и откинулся на спинку кресла, раздраженно глядя на стену перед собой. К работе, за которую ему платят, приступить толком не удается. Джулия постоянно занята. Даже прилив – и тот теперь начинается слишком поздно, когда Хакману надо сидеть в кабинете. Азарт от недавней поездки до сих пор не выветрился, однако ближайшего выходного, чтобы покататься вволю, придется ждать аж до конца следующей недели.
В такие моменты, когда все, казалось, идет наперекосяк, Хакман особенно остро ощущал ту внутреннюю тягу, о которой он говорил Джулии еще в первый день на пляже возле Мэйден-Касла. То невыносимое желание быть в Уэссексе, жить в Дорчестере. Вот только манил его, как оказывается, отнюдь не курортный город, потому что Хакман теперь здесь – а зов не стихает.
Его по-прежнему тянуло – теперь уже в Мэйден-Касл. Хакман был едва ли не одержим крепостью. Шел по улице и ежеминутно оглядывался на юго-запад; ужасно нервничал, если не знал, в какой та стороне. Он постоянно обращал свой взор к низкому круглому холму у самой бухты: совсем как туристы из США, пять раз в день падающие ниц головой в сторону Мекки.
С каждым днем Хакман все больше убеждался, что не сможет начать работу, пока не познакомится с историей крепости и жизнью ее обитателей поближе.
Поддавшись внезапному порыву, он вдруг выскочил из кабинета, решив сходить прямиком в Мэйден-Касл, словно этим мог развеять свою навязчивую идею. Однако на полпути к выходу передумал. В крепости он уже был, и легче ему не стало.
Внизу, как всегда, стояла длинная вереница туристов из США, терпеливо ждущих очереди подать заявку на английскую визу.
Выйдя из здания и очутившись на набережной, Хакман сразу, словно компасная стрелка, повернулся на юго-запад. По ту сторону бухты возвышалась крепость. Сегодня ее было видно особенно хорошо: день выдался солнечным и влажным, хотя в небе за Мэйден-Каслом сгущались темные тучи. Вершину холма, казалось, окутывает странным золотым свечением. Хакман почти вживую чувствовал исходящий от земляных стен жар; крепость завораживала его, гипнотизировала, опутывала неведомой мистической силой чистой стихии.
Из-за позднего прилива, не дававшего прокатиться на волне, гавань для судоходства теперь была открыта почти весь день, и на набережной заметно прибавилось народу. Хакман, дойдя до палатки, где торговала Джулия, обнаружил рядом с ней целую орду туристов.
– Можешь уйти? – негромко спросил он, просочившись сквозь толпу.
– Не сейчас. Много работы.
В этот момент двое покупателей затеяли спор из-за хрупкой хрустальной вазы. Мужчины принялись ругаться на северо-американском диалекте, полном арабских слов и оттого непонятном для англичан.
– До пяти освободишься? – спросил Хакман.
– Постараюсь. Если эти уймутся…
Джулия отвернулась от Хакмана и бережно забрала вазу из рук покупателя, который чересчур крепко ее сжимал. Ловко вмешалась в спор, вроде бы встав на сторону одного, но при этом улестив второго, предложив ему скидку на другую, не менее изящную вещицу. Хакман дождался, пока оба не расплатятся, потом сквозь толпу гуляющих туристов ушел на другой конец набережной. Там, у спуска к воде, сел на ограждение, чувствуя сквозь брюки тепло от нагретого солнцем камня, которое напоминало, что в этом городе почти вечного лета любые тревоги просто-напросто не имеют смысла.