Джулия вдруг заерзала и беспокойно оглянулась на крепость.
– Это был твой приятель? – спросил наконец Хакман, нарушая тишину, которая длилась уже несколько минут. – Тот, из красильни?
– Грэг? Не то чтобы приятель…
– Ты его ждешь?
– Нет, просто… – Она вдруг села. – Мне не стоит сидеть вот так рядом с тобой.
– Хочешь одеться?
– Не в этом дело. Если Грэг… Если кто-нибудь будет идти мимо, то обязательно спросит, почему я здесь до сих пор торчу.
– Да? И почему же?
– Не знаю…
– Может, оформим продажу? – спросил Хакман. – Я взял деньги.
– Не надо. – Она выставила перед собой руку. – Потом. Пока останься, поболтаем еще.
Вот оно – подтверждение, что Джулия испытывает то же самое. Нечто неопределенное, что трудно выразить словами. Просто странное, беспричинное желание быть рядом, говорить, наладить более крепкую связь.
Хакман сказал:
– Когда я позавчера приехал в Дорчестер, мне показалось, что я тебя знаю. Понимаешь, о чем я?
Она кивнула.
– А я будто чувствовала, как тебя зовут. Дэвид Хакман… С таким же успехом можно было на лбу написать.
– Неужели? – усмехнулся он.
– Не то чтобы так прямо… И все же. Мы точно никогда не встречались?
– Вряд ли. Я в Уэссексе впервые.
– Я тоже живу здесь всего третий год.
Она принялась рассказывать о своем прошлом, спокойно, словно описывая череду обстоятельств, при которых их пути могли бы пересечься. Хакман внимательно слушал, хоть и без того знал, что прежде они не встречались: Джулия родилась на кооперативной ферме под Херефордом и жила там до трех лет. Никогда не бывала в Лондоне, никогда не выезжала дальше Малверна, где училась в школе.
Хакман задумался о своей жизни, впервые ощутив груз собственного возраста. Все-таки на пятнадцать лет старше Джулии… И рассказ об этих пятнадцати лишних годах занял бы гораздо больше времени, чем история всей ее жизни. Хотя, в общем-то, ничего особенного и не происходило: учеба, работа, женитьба, опять работа, развод, снова работа… Бесконечная череда кабинетов, департаментов, отчетов. Сорок лет – не так уж много, но гораздо больше, чем хотелось бы описывать Джулии.
– Тогда в чем дело? – спросила она. – Откуда я тебя знаю?
Девушка посмотрела ему прямо в глаза, и Хакману вдруг вспомнилось, как упорно Джулия отводила взгляд вчера возле магазина.
– Хорошо, что ты сам об этом заговорил. Думала, я одна такое чувствую.
– Тогда скажу еще вот что: меня к тебе влечет.
Большая муха с жужжанием летала у Джулии перед лицом, и та, не глядя, отмахнулась. Муха, ничуть не испуганная, села ей на ногу и, торопливо перебирая лапками, поползла выше. Джулия сбросила ее ладонью.
– Я сперва думала, что… Не знаю, как сказать, это трудно передать словами. Но вчера в магазине… Я никогда такого желания не испытывала.
– Джулия, ты очень привлекательная женщина.
– Дело ведь не только в моей привлекательности, да?
– Хотел бы я сказать, что только, – признался Хакман. – Потому что тогда было бы намного проще. Это тоже важно, да… но не только.
– Отдай мне платье, пожалуйста.
Он беспрекословно протянул ей платье, и Джулия накинула его через голову. Встала, расправляя подол, и вновь уселась рядом.
– Ты решила одеться, потому что мы заговорили о влечении? – спросил Хакман.
– Да.
– Тогда, думаю, мы друг друга понимаем.
Испытывая непреодолимое желание прикоснуться, Хакман хотел взять ее за руку, однако Джулия отпрянула.
– Джулия, кажется, нас с тобой что-то связывает. Наша встреча была неизбежна. Понимаешь, о чем я?
– Возможно.
– Я бы предпочел, чтобы ты ответила прямо.
– А я не уверена, что смогу, – сказала она.
Хакман бросил окурок в воду и тут же закурил новую сигарету.
– Наш разговор тебя чем-то оскорбляет?
– Нет, просто все очень сложно. Я понимаю, о чем ты, потому что и сама испытываю то же самое. С той минуты, как тебя увидела.
– Джулия, два года назад я спокойно работал в Лондоне, – и вдруг накатило дикое желание переехать в Уэссекс. Я был буквально одержим этой мыслью и не мог думать ни о чем другом. В конце концов я подал заявку на перевод в Дорчестер и вот попал сюда. Зачем? Сейчас, когда я с тобой разговариваю, мне кажется, все потому, что я должен был повстречать здесь кого-то вроде тебя. Хотя умом понимаю, что это полный бред.
Он замолчал, вспоминая, с каким волнением ждал в Лондоне перевода.
– Продолжай.
– Пожалуй, все. За исключением того, что теперь, когда я встретил тебя, все остальные причины для переезда кажутся надуманными и пустыми.
Джулия внезапно сказала:
– Мне это знакомо. Когда я впервые приехала в Мэйден-Касл, все остальное, что было со мной раньше, стало каким-то ненастоящим.
Хакман удивленно вскинул бровь:
– Словно ты все выдумала?
– Нет. Я помню родителей, и ферму, и учебу в школе. Но очень смутно.
– Ты с родителями с тех пор виделась?
– Вроде бы ездила к ним… не так давно. Не скажу точно когда.
– А на ферму вернуться не хочешь?
Джулия покачала головой:
– Это в любом случае невозможно.
– Почему?
– Потому что я принадлежу Мэйден-Каслу… – Она отвела взгляд. – Просто мое место теперь здесь. Не могу объяснить.
– А мое место теперь рядом с тобой, – сказал Хакман. – Тоже не могу этого объяснить. Но из Уэссекса я больше не уеду.
– Дэвид, чего ты хочешь?
– Тебя, Джулия… А еще – знать почему.
Глядя ему прямо в глаза, она спросила:
– А если бы тебе пришлось выбирать что-то одно – что бы ты выбрал?
И она снова отвела взгляд: совсем как тогда, в магазине.
Сверху раздался шорох, и Хакман поднял голову. На вершине ближайшего вала показался Грэг – он шел к ним. Джулия тоже его заметила.
– Ты придешь ко мне вечером в Дорчестер? – спросил Хакман.
– Нет, не могу. Я занята.
– Тогда приходи завтра.
Она покачала головой, глядя на Грэга, и добавила:
– Я все равно не знаю, где тебя искать.
Затем встала и смущенно разгладила подол платья.
– Хостел комиссии. Комната четырнадцать.
Грэг спрыгнул на песок и подошел ближе. Хакман повернулся к нему:
– Я возьму вон тот.
– Две тысячи долларов, – сказал Грэг. – И еще семь – за двигатель.
– Грэг, обычно мы торгуем по другой цене, – вмешалась Джулия.
Хакман посмотрел на нее и, догадавшись о подтексте, спросил:
– Так сколько?
Джулия, не поднимая головы, отряхивала платье от песка.
– Обычно мы берем шесть тысяч долларов за полный комплект.
Грэг промолчал.
– Годится. – Хакман поднял пиджак и полез за деньгами.
– Я сама привезу скиммер, – сказала Джулия. – Завтра к вечеру.
Пока Хакман отсчитывал Грэгу банкноты, Джулия стояла у кромки воды и глядела на узкое горлышко залива.
Глава восьмая
К обеду Тому Бенедикту стало совсем плохо, и Джулии пришлось едва ли не силой отвести старика в лазарет, выбросив Дэвида Хакмана из головы. Еще и Ханна с Марком, которым она обещала помочь сегодня с торговлей, наверняка ее заждались – пришлось оставить Тома в лазарете одного, а самой найти кого-нибудь, чтобы отправить в город записку.
Когда Джулия вернулась, Аллен уже осмотрел Тома, и старик лежал на койке в прохладной хижине с белоснежными стенами. Сквозь сон он узнал Джулию, но вскоре совсем отключился.
За здоровьем членов общины следили одни лишь волонтеры, и никакого медицинского оборудования у них, разумеется, не было. Лазарет представлял собой обычную длинную хижину с шестнадцатью кроватями, чистую и ухоженную, где могли пару дней подержать человека с каким-нибудь легким недомоганием. В крохотном шкафчике в дальнем углу хранились кое-какие медикаменты, однако с любым мало-мальски серьезным заболеванием надо было ехать в Дорчестер.
Джулия подошла к женщине, которая сегодня была за медсестру.
– Где Аллен? Что он сказал про Тома?
– Говорит, пусть пока отдохнет. Он вызвал врача из Дорчестера, к вечеру тот должен приехать.
– К вечеру? Так поздно?! А Аллен не сказал, что с Томом?
– Нет, не сказал. Джулия, Том совсем старый. Мало ли что могло обостриться с возрастом.
Едва сдерживая злость, Джулия подошла к кровати Тома и взяла его за руку. Костлявые пальцы были холодными, и на секунду стало жутко: не умер ли он, пока она бегала по деревне? Впрочем, грудь у старика едва заметно приподнималась. Джулия сунула руки под одеяло, пытаясь хоть немного его согреть.
В лазарете было холодно, потому что окна открывали нараспашку, и хотя ветер сегодня дул не так сильно, хижина стояла в тени и не нагревалась на солнце. Джулия убрала с лица старика редкие седые волосы. Лоб у него казался прохладным, не в испарине.
В жизни Джулии сейчас не было человека роднее Тома: и Грэг, и родители значили для нее гораздо меньше. Соединяло их со стариком не кровное родство и уж тем более не физическое влечение. Скорее они были близки по духу и понимали друг друга без слов.
Мало кто из двухсот человек общины мог хоть как-то повлиять на Джулию и изменить ход ее мыслей. Для нее они были бледными тенями, лишенными индивидуальности и запросто подчиняющимися чужой воле. К примеру, Аллен. Врач из него, несомненно, вышел неплохой: он легко справлялся с мелкими болячками и правильно диагностировал что-то серьезное. Но, казалось, он никогда не принимает важных решений, и если болезнь нельзя вылечить за пару дней комбинацией простейших препаратов, Аллен незамедлительно передавал пациента в больницу Дорчестера. Может, так оно и правильно… тем не менее он выглядел человеком безвольным и пустым.
И Грэг в чем-то – тоже. Хотя Джулия уже много месяцев делила с ним постель, а в самом начале отношений была даже немного влюблена, до сих пор она так и не увидела в нем что-то по-настоящему живое. Для нее он был либо рабочим из мастерской – причем почти незнакомым, – либо невнимательным и холодным мужчиной, который эгоистично использовал ее тело. В общине Грэга любили, и даже сама Джулия, если забыть про неуклюжесть в постели, считала его парнем забавным и легким в общении. Однако и в нем чувствовалась та же раздражающая безликость. Порой Джулии хотелось разораться или надавать ему пощечин – что угодно, лишь бы вызвать хоть какую-то реакцию.