Больше примитивный электронный «мозг» вездехода ничего сообщить не мог: канал связи со второй пропавшей машиной исправно работал, информируя о стопроцентной функциональной готовности всех бортовых систем, однако никакой ясности в судьбу пропавших исследователей это не вносило. Скорее наоборот – никто из десантников отнюдь не питал относительно последней особенных иллюзий. Шансы обнаружить планеторазведчиков живыми были весьма иллюзорны. Более чем иллюзорны. Три дня в подобной ситуации, на чужой и почти неисследованной планете, увы, немалый срок…
Ехать оказалось совсем недалеко, километров десять. Минут двадцать при такой скорости – вездеходы планеторазведки были, по сути, самыми обычными армейскими бэтээрами, только с демонтированным штатным вооружением, камуфляжем и силовой защитой. Все остальное – двигатель, система навигации и связи, грузоподъемность, скорость – осталось прежним.
Впрочем, сейчас попугаисто-яркая машина шла налегке, неся в своем чреве лишь троих: сержанта Бакова, ефрейтора Короткова и местного компьютерного гения рядового Гвоздева (положенные по выслуге лет лычки последний потерял как раз за помянутую попытку взлома регистратора боевого скафандра). Смешная нагрузка для двадцатитонной машины с тысячесильным двигателем и доставшейся от прототипа мощной композитной броней.
Висящий на орбите бэдэка пока молчал. Даниил, конечно, испытывал большие сомнения, что оставшееся на высоком геостационаре командование не знает про его авантюру, но и связываться с ним пока никто не спешил. Было ли это плохо или как раз наоборот, он не знал: космодесант зачастую становился пешкой в многоходовых партиях золотопогонных игроков, так что… «Доживем – увидим», – как говаривал его давным-давно погибший наставник, старший прапорщик Булаевский.
Возможно, посылая вниз именно его отделение, командование на нечто подобное и рассчитывало: количество полученных поощрений и благодарностей у него примерно равнялось числу взысканий и выговоров. Приказ никогда не был для Бакова неодолимым забором, опутанным поверху колючей проволокой, и ради выполнения поставленной задачи он частенько шел на его нарушение. В случае успеха это ему, как правило, прощалось; если же возникали некие осложнения, по счастью – отнюдь не частые, сержант ухитрялся отделаться «легким испугом» в виде очередного занесения в личное дело кучи неких нелицеприятных и вредных для его дальнейшего продвижения по служебной лестнице фраз. И вполне могло оказаться, что для выполнения этого задания как раз и нужен был кто-то, подобный Даниилу. Иными словами – тот, кто, не устрашившись праведного командирского гнева, постарается не просто выполнить, но и перевыполнить полученный приказ, его же при этом и нарушив…
– А вон и они, – прерывая поток его мыслей, сообщил Гвоздь, кивая на курсовой обзорный экран, – километра с три еще. На вершине, на полвторого примерно. Смотри быстрей, командир, счас мы в низину съедем – тогда вообще хрен чего увидишь.
Впрочем, не заметить на вершине далекого холма рыжее пятно одного из пропавших вездеходов было бы мудрено и без этого предупреждения. Собственно, на что и рассчитывали конструкторы: специальное покрытие не только ярко полыхало на солнце, но еще почти пять часов светилось после заката, что существенно облегчало поиски.
Даниил задумчиво хмыкнул про себя: подобный ориентир, при нынешнем развитии электронной оптики, прекрасно заметен даже с самой высокой орбиты! Это не говоря уж о аварийном маяке на борту вездехода и мощных скан-системах барражирующего на геостационаре корабля.
Однако же никаких поправок в первоначальный план действий с «Крыма» по-прежнему не поступало, хотя канал связи работал совершенно нормально: и тестовый сигнал, и телеметрия (это Баков проверил лично) проходили свободно. Мнемосвязь, будь она неладна, опять же…
Получалось: то ли тамошние наблюдатели вкупе с отцами-командирами все это дело откровенно прошляпили (ага, счас, прямо вот взял – и поверил!), то ли по-прежнему не считают нужным что-либо менять и во что-либо вмешиваться. Правда, был еще третий вариант, какой-то совсем уж мрачный: Бакову просто решили не мешать. Что именно – не мешать? Идти на риск, например. Или делать глупости. Чтобы потом посмотреть, к чему оный риск с оными глупостями приведут. Такая своего рода разведка боем, причем с разведчиком, так уж получается, играют втемную…
Вездеход меж тем нырнул в низину, примерно в километре плавно переходящую в склон искомого холма, прыгнул, ощутимо просев на амортизаторах, с невысокого распадка и уверенно потянул вперед. Даниил, смерив сидящего за управлением Короткова испепеляющим взглядом – для полного счастья и к вящей радости капитана Маркова, им только перевернуться по дурости не хватало! – и протянул руку к консоли управления защитой «конверсионного» бэтээра-вездехода. Система была привычной, той же самой, что и на штатной планетарной технике.
Над головой негромко щелкнули стопоры, и обе половинки броневой крыши разошлись в стороны, споро скользя вдоль бортов. Миг – и над головами сидящих в просторном отсеке десантников засинело подернутое жаркой полуденной дымкой небо. Между прочим, весьма удачное конструктивное решение, не претерпевшее сколь-либо существенных изменений за все годы своего существования. Полторы секунды – и полностью герметичная боевая машина превращается в бронетранспортер (или в данном случае вездеход) открытого типа. Удобно и в плане скорейшего выхода наружу, и в плане вентиляции боевого отделения на марше, и в плане дополнительной защиты: опускаясь вдоль бортов, сегменты крыши увеличивают бортовую защищенность ровно в два раза. Ну и плюс, конечно, силовая защита, но это уже только на армейских модификациях.
Включив гидравлический подъемник своего кресла на максимум, Баков медленно поплыл вверх. Теперь он сидел, наполовину высунувшись из мчащейся по бездорожью машины, подставив лицо упругому, словно морская волна, потоку свежего ветра. Хотя, конечно, такие пришедшие из далекого прошлого понятия, как «дорожье» или «бездорожье», мало волновали мощный восьмиколесник, подвеска которого вполне могла скомпенсировать почти метровые перепады высоты.
Гвоздев, естественно, не стал отставать от командира, тоже немедленно высунувшись наружу. Даниил не препятствовал: заслужил, чего уж там. И комп в лагере грамотно вскрыл, и идею про вездеход вовремя подкинул. Как десантник он, конечно, не ахти: своенравный больно, так что с дисциплиной всегда проблемы – сказывается криминальное прошлое, однако в подобных делах незаменим. И голова, надо признаться, хорошо варит. Иногда такое заморочит, что уши вянут, а потом оказывается – вроде и прав был! Главное – лишнего ему не позволить да одернуть вовремя, чтобы особо не зарывался. Или «не нарывался», кому какая формулировка больше нравится.
Гул двигателя ощутимо изменил тональность: начался подъем. Примерно на середине склона Коротков свернул в сторону, траверзуя и объезжая стороной выход горной породы – подняться по прямой не смогла бы даже столь мощная машина. Сам по себе уклон-то небольшой, но многочисленные распадки, ступенями изрезавшие склон холма, превращают его в неодолимое для колесной или гусеничной техники препятствие. Вот если бы у планеторазведчиков был самый захудалый гравилет, тогда другое дело, тогда можно и напрямик. Но атмосферной техникой они отчего-то не озаботились, видимо, вовсе не собирались куда-либо летать, так что…
– Стоп, – негромко скомандовал сержант, и Коротков, не задавая лишних вопросов, остановил вездеход. Зашипели гидравлические компенсаторы подвески, выравнивая корпус замершей на покатом склоне машины.
– Ты чего, командир? – Гвоздь удивленно воззрился на начальника. – В лагере чего забыл? Так возвращаться – плохая примета.
– Пешочком прогуляемся. – Баков подхватил штурмовую винтовку, снял с предохранителя. Повинуясь команде, неспешно распахнулись створки управляемой с водительского пульта кормовой двери. – Нефиг нарываться, мужики. Круто, конечно, прямо на этой штуковине подъехать, но лучше мы все-таки тихонько подойдем да посмотрим, что тут и как…
В наушнике гарнитуры боевой связи обиженно засопел Гвоздев, однако ж смолчал. Короткий и вовсе не проронил ни единого звука: молча подхватил свою «вышку», проверил, переведен ли в боевое положение бронекомплект, и вслед за сержантом выскочил наружу. Гвоздь выбрался последним, все еще наполняя эфир обиженным сопением: компьютерный гений не мог понять, отчего им нужно полкилометра прыгать по камням, вместо того чтобы подъехать со всем возможным комфортом.
Впрочем, идти было не трудно. Подъем, конечно, имел место быть, как и очередной распадок, стелющий под ноги угловатые, покрытые мхом камни, но для тренированных десантников это не было преградой. Шли классическим «треугольником»: сержант во главе угла, Гвоздев с Коротковым в качестве флангового прикрытия. Готовые к бою штурмовые винтовки чутко поводили стволами, выискивая цель, которая, к счастью, вовсе не спешила пересечь прицельную директрису. Встроенные в шлем сенсоры тоже молчали, не наблюдая ничего подозрительного ни в одном из автоматически отслеживаемых диапазонов. Кругом царило идиллическое инопланетное лето… которое Бакову тем не менее отчего-то активно не нравилось.
И спустя полчаса прыганий по камням, поднявшись на вершину холма, он понял почему: все как один планеторазведчики были мертвы. И погибли они отнюдь не под влиянием каких-то внешних, суть – природных, факторов. Вовсе не нужно было быть экспертами, чтобы понять: люди перебили друг друга. Сами. Без чьей бы то ни было помощи.
Нашло свое объяснение и «молчание» первого вездехода: его просто-напросто сожгли. Влепили из лучевика в энергетический отсек – и сожгли, превратив в сюрреалистическое нагромождение покореженных, черно-рыжих от немыслимого жара вольтовой дуги броневых листов. Причем стрелять ведь наверняка пришлось не раз и не два: штатный гражданский излучатель – отнюдь не армейский двухкиловаттник, прошивающий одиночным импульсным разрядом стомиллиметровый лист композитной брони!