В прошлый раз она оставалась лишь тенью самой себя, и этот мир едва замечал её присутствие. Но теперь что—то изменилось. Теперь она двигалась по этому миру иначе, её тело слушалось её по—другому. Её жесты стали точнее, каждое движение осмысленным, наполненным уверенностью. Она больше не чувствовала себя потерянной.
Она вспомнила, как смотрела на Александра тогда, в молодости, издалека, словно он был чем—то недостижимым, слишком возвышенным. Она пряталась за книгами, за чужими разговорами, наблюдая, но не позволяя себе даже прикоснуться к реальности. Теперь же… теперь она не собиралась прятаться.
Лия поднялась с кровати и подошла к окну. Её отражение в стекле было тем же, что и тогда, в восемьдесят пятом: молодое лицо, мягкие черты, волосы, рассыпавшиеся по плечам. Но в глазах больше не было той наивности. Теперь в них была осознанность и решимость.
Она посмотрела на улицу, на прохожих, спешащих по своим делам, на жёлтые листья, кружащиеся в воздухе. Всё вокруг жило своей жизнью, ничего не подозревая. Этот мир двигался по привычному пути, но Лия знала, что теперь этот путь изменится.
Она вспомнила момент, когда после прошлого сна очнулась в двадцать четвертом году. Внутри было странное, гнетущее чувство, будто реальность больше не совпадает с её воспоминаниями. Тогда она не понимала, откуда оно взялось. Теперь же всё встало на свои места.
Значит, если она изменит больше, если сделает что—то иначе, то будущее снова станет иным.
Она могла бы оставить всё как есть, просто наблюдать за этим прошлым, позволить событиям идти своим чередом. Но теперь у неё было знание, которого не было раньше. А знание – это ответственность.
В ней родилась новая, крепкая уверенность. Теперь она не просто вернулась в прошлое – она управляла им. Она могла изменить свою судьбу.
Как только она это осознала, сердце забилось чаще. Это было нечто большее, чем воспоминание, чем иллюзия. Теперь это было решением.
Теперь она знала, что будет делать дальше.
Раньше, столкнувшись взглядом с Александром, она бы тут же отвела глаза, спрятала их за книгой, сосредоточившись на записях, делая вид, что её интересует только лекция. Теперь же она не отворачивалась. Она позволяла себе смотреть. Её взгляд был прямым, глубоким, в нём не было прежней скованности, неуверенности. В нём появилась осознанность – не дерзость, не вызов, но уверенность женщины, знающей, чего она хочет.
Она заметила, как его глаза задержались на ней чуть дольше, чем обычно. Мгновение, но она уловила его удивление. Что—то в ней изменилось, и он это почувствовал.
Её голос тоже звучал иначе. Больше не было той робости, с которой она когда—то задавала вопросы на лекциях, стесняясь собственного голоса, боясь показаться глупой. Теперь её слова звучали чётко, с лёгкой интонацией уверенности, с оттенком мягкой иронии. Она не боялась участвовать в обсуждениях, не избегала споров.
– Лия, – неожиданно сказала Вика, когда они выходили после занятия. В её голосе звучало недоумение. – Ты какая—то… другая. Даже походка у тебя изменилась.
Лия улыбнулась.
– Просто я больше не хочу упускать важные моменты в жизни.
Вика недоверчиво покачала головой, но ничего не сказала. А её подруга лишь взглянула на осеннее небо, затянутое лёгкой дымкой облаков. Она чувствовала, как в ней крепнет решимость. Она не просто вернулась, но пришла, чтобы изменить свою историю.
Аудитория наполнялась привычным гулом голосов, шелестом переворачиваемых страниц, приглушёнными звуками скрипящих стульев. Кто—то поспешно записывал что—то в тетрадь, кто—то лениво откидывался назад, ожидая преподавателя. Лия сидела в своём ряду, но на этот раз не чувствовала той прежней скованности, что раньше мешала её движениям. Она не пыталась спрятаться за открытой книгой, и не отводила взгляда, когда в аудиторию вошёл Александр.
Он двигался привычно, уверенно. В его походке была та сдержанная сосредоточенность, которой Лия всегда восхищалась. Он прошёл мимо рядов, неспеша оглядывая аудиторию, словно привычным жестом проверяя, кто сегодня присутствует, а кто, возможно, вновь решил пропустить занятие. Когда его взгляд случайно зацепил её, Лия не отвела глаза.
Это было мгновение, в котором заключался вызов, едва уловимый, но ощутимый. Обычно она бы поспешно перевела взгляд в сторону, позволив себе лишь мгновение тайного восхищения, но теперь её осанка оставалась ровной, а глаза не дрогнули. Он смотрел на неё чуть дольше, чем на остальных, но, не выказывая никаких эмоций, спокойно отвернулся и открыл свою папку с записями.
Лия уловила едва заметное замедление его движений, тонкий проблеск чего—то, что выдавалось за рамки обычного. Ей этого было достаточно.
Лекция началась, и голос Александра, ровный, уверенный, заполнил пространство, очерчивая строгий ритм повествования. Раньше Лия просто слушала, впитывала каждое слово, но никогда не позволяла себе вмешиваться в течение лекции, будто опасалась, что её голос прозвучит здесь неуместно. Теперь она сидела иначе – чуть подалась вперёд, следя не только за тем, что он говорит, но и за тем, как.
Она чувствовала, как постепенно исчезает граница, которая когда—то делала его недосягаемым. Теперь он не казался фигурой из прошлого, частью её юношеского восхищения, которое нужно было спрятать, подавить. Теперь он был человеком, которого она изучала, шаг за шагом раскрывая для себя иначе.
Когда он задал вопрос аудитории, обычно вызывающий лишь краткие, осторожные реплики, Лия не колебалась.
– Можно ли считать, что влияние времени на текст меняет саму суть произведения? – произнесла она спокойно, без той робости, которая прежде сковывала её голос.
Некоторые студенты переглянулись, кто—то с удивлением поднял голову, услышав её голос, но Лия смотрела только на Александра.
Он задержал на ней взгляд, на секунду замолчал, будто размышляя над её словами, затем чуть наклонился вперёд.
– Интересный поворот, – произнёс он, и в его голосе мелькнуло нечто похожее на интерес, почти одобрение. – Развивайте мысль.
Лия улыбнулась. Она уже знала, что ответит, и чуть склонила голову, не торопясь с ответом, позволяя себе ощутить этот момент – не только внимание аудитории, но и заинтересованный взгляд Александра. Время словно сгустилось вокруг неё, спрессовалось в тонкую грань между прошлым, в котором её голос был не более чем слабым эхом среди других, и настоящим, где каждое слово обретало вес.
– Время меняет не только восприятие текста, но и саму его природу, – начала она, говоря ровно, без лишнего напряжения, но с той внутренней уверенностью, которая уже не нуждалась в оправданиях. – Каждое поколение накладывает на произведение новый слой интерпретации. Читатель сегодня и читатель сто лет назад – это два совершенно разных человека, каждый со своим культурным багажом, жизненным опытом, восприятием реальности. Соответственно, и текст для них звучит по—разному.
Она на мгновение замолчала, уловив, как несколько студентов, которые прежде просто слушали, теперь действительно задумались. Но важнее было то, как на неё смотрел Александр.
– Вы говорите об изменении смысла через восприятие? – уточнил он, чуть сузив глаза, и в его голосе появилось нечто похожее на подлинный интерес, не просто преподавательский, а личный.
– Не только, – Лия выдержала паузу, едва заметно сжав пальцы. – Иногда интерпретация меняет сам текст, как будто создаёт новый. Возьмём, к примеру, "Гамлета". Мы привыкли воспринимать его как трагедию о мести и долгих раздумьях над выбором. Но что, если это вовсе не история о сомнении, а о человеке, который изначально осознаёт свою судьбу и просто движется к неизбежному? Разве тогда не изменится вся ткань пьесы?
Она знала, что говорит уверенно, смело, но не вызывающе. В её голосе не было демонстративного вызова, только интерес к теме, желание обсуждать.
Александр чуть приподнял брови, словно не ожидал такого хода мысли, но тут же легко подхватил:
– Тогда выходит, что любой текст, прожив достаточно времени, перестаёт быть самим собой, становясь тем, чем его делает читатель. Где же тогда граница между авторским замыслом и тем, что в итоге получает аудитория?
– Возможно, её нет, – Лия улыбнулась, заметив, как в глазах Александра мелькнул лёгкий отблеск удовлетворённого любопытства, словно он сам не ожидал, что увлечётся этим разговором. – Может быть, автор пишет один текст, а время создаёт из него бесконечное множество.
Наступило короткое молчание, во время которого она почувствовала, как воздух между ними изменился. Он смотрел на неё не просто как на студентку, отвечающую на вопрос, а как на человека, чьи слова действительно вызывают у него отклик.
– Интересный взгляд, – медленно произнёс он. – Впрочем, спорный. Но, возможно, в этом и заключается прелесть классической литературы – в её бесконечной вариативности.
Молодая девушка едва заметно кивнула, стараясь не позволить себе слишком яркой реакции. Ей не хотелось разрушить это хрупкое ощущение, когда в разговоре появился новый оттенок – не просто академический интерес, а что—то большее, что—то, что касалось их двоих.
"Он заметил меня. Не как студентку, не как юную девочку, а как личность. Теперь главное – не спугнуть этот момент".
Лия чувствовала, что нечто неуловимое изменилось в пространстве между ней и Александром. Это не было ни резким, ни очевидным сдвигом, но в течение дня она всё чаще ловила его взгляд, замечала, как он невольно задерживается рядом, словно пытаясь осознать, что именно в ней кажется ему теперь другим.
Когда они случайно встретились в коридоре, она сразу поняла: он заметил её ещё раньше, чем сделал вид, что просто проходит мимо. Его шаг слегка замедлился, но он не остановился, а лишь едва заметно скользнул по ней взглядом. Это было мимолётное движение, почти незаметное, но Лия уловила в нём что—то, похожее на проверку – он присматривался, как будто хотел убедиться, что не ошибся в своих первых ощущениях.