Она пыталась убедить себя, что ещё есть возможность остановиться, что граница не пройдена, но где она? В какой момент она окажется по ту сторону, где прошлое уже невозможно вернуть? Эта мысль терзала её, пока она шаг за шагом приближалась к своему дому, ощущая, как нарастает беспокойство. Каждый поворот улицы, каждый знакомый дом, мелькавший в темноте, казались частью декорации, которую могли в любой момент заменить другой реальностью, в которой она проснётся завтра. И тогда вопрос уже не стоял в том, сможет ли она остановиться, а в том, существует ли у неё ещё эта возможность.
Она не могла избавиться от ощущения, что, если сейчас заснёт, утром её ждёт ещё один сюрприз. Возможно, её книги исчезнут вовсе. Возможно, квартира окажется не её. Возможно, в зеркале она увидит не своё лицо.
Она знала, что единственный способ сохранить себя – прекратить вмешиваться, но могла ли она просто закрыть глаза на то, что уже начала? Что, если в её руках был ключ к пониманию, которое никто и никогда не получал? Что, если отказ от этого поиска означал бы потерю возможности узнать правду? Её разум твердил, что пора остановиться, но в глубине души она чувствовала, что так просто выйти из игры уже не получится.
Исследовательская жилка внутри не давала ей просто сложить руки и смириться с тем, что она больше не имеет власти над собственной жизнью. Она хотела знать, где предел. Где заканчиваются её возможности. Насколько далеко она может зайти, прежде чем полностью растворится в изменённой реальности.
Она пыталась убедить себя, что ещё можно повернуть назад, что остаётся шанс вернуть свою жизнь в привычное русло. Но что, если момент, когда это было возможно, уже упущен? Что, если каждый новый сон стирает её прошлое, изменяет её настоящее и оставляет её в мире, где пути назад больше нет? Её грудь сдавило тревожное осознание: если обратного пути не существует. Значит, её судьба уже предрешена.
Лия сняла пальто, повесила его на крючок в прихожей и замерла. На секунду ей показалось, что квартира пахнет иначе. Не её духами, не знакомым уютным запахом бумаги и кофе, а чем—то холодным, слегка металлическим, чужим.
Она медленно прошла вглубь комнаты, оглядываясь. Всё было на месте. Но что—то изменилось. Она чувствовала это каждой клеткой своего тела.
Перед ней открывались два пути, и каждый из них вёл к неизведанному. Она могла продолжать углубляться в тайны сна, исследовать механизмы, которые уже начали менять её реальность, пытаться понять, что на самом деле стоит за этим феноменом. Но этот путь таил в себе риск: чем дальше она зайдёт, тем больше частей её жизни окажутся переписанными, а она сама – всё менее реальной.
Второй путь – остановиться, попытаться сохранить остатки привычного, удержаться за то, что ещё осталось её миром, пока окончательно не утратила связь с реальностью. Вопрос был в том, могла ли она отказаться от познания, когда уже так далеко зашла, или её любопытство приведёт её к точке невозврата.
Лия опустилась в кресло, чувствуя, как напряжение, накопившееся в теле, постепенно сменяется тяжёлой, вязкой усталостью. Она позволила себе закрыть глаза, но не для того, чтобы уснуть, а скорее, чтобы спрятаться на мгновение от окружающей её реальности, которая с каждым днём становилась всё менее определённой.
Квартира казалась ей пустой, но это ощущение не приносило покоя. Напротив, в её тишине было что—то чужое и незримое, но при этом неотступное. Она слышала собственное дыхание, его ровный ритм, но на границе восприятия таилось что—то ещё – не звук, не движение, а присутствие.
Лия глубже погрузилась в кресло, скрестив руки на груди, как будто этим жестом могла оградить себя от того, что не поддавалось объяснению. Она не хотела открывать глаза, не хотела проверять, останется ли эта комната такой же, если взглянуть на неё снова.
Но её сознание не давало ей покоя.
Ощущение чьего—то взгляда становилось невыносимым. Оно не было явным, как присутствие живого человека в комнате, но его нельзя было проигнорировать.
Страшным усилием она заставила себя посмотреть. Комната была такой же. Те же стены, та же мебель, приглушённый свет ночника, отражающийся в окне. Но в углу, на границе света и тени, мелькнуло движение.
Это было мгновение, едва уловимый разрыв в привычном порядке вещей, но она успела его заметить. Её сердце сжалось.
Она не дышала, не двигалась, прислушиваясь к тишине, но больше ничего не происходило. Темнота оставалась неподвижной.
Может, ей показалось?
Но Лия понимала: теперь её реальность больше не принадлежала ей одной.
Глава 5
Писательница сидела в полутёмной гостиной, сжимая в пальцах чашку с уже остывшим чаем, но не делая ни глотка. Весь её мир будто сместился на несколько градусов, нарушая привычный баланс. Тревога, поселившаяся внутри, медленно разрасталась, словно неведомый живой организм, цепляясь за мысли, за сомнения, за то, что теперь казалось ей зыбким и ненадёжным.
Всё началось с истории Егора. Она ожидала услышать что—то похожее на безумные сны, странные совпадения, но не то, что услышала. Когда он говорил, она наблюдала за ним, за его руками, за глазами, и с каждой минутой всё глубже понимала – он не выдумывает. В его голосе не было театральной завораживающей интонации, которая сопровождает искусные мистификации. Не было и той уверенности человека, который просто нашёл объяснение необычному. Было другое – осознание, что реальность текуча, что прошлое не твёрдая основа, а зыбкое болото, куда можно провалиться. И теперь, кажется, она начала в это верить.
Но даже рассказ Егора – пугающий, полный непонятных ей деталей – не сравнится с тем, что сказала ей женщина в плаще: "Ты можешь изменить прошлое, но тогда твоя жизнь станет сном для кого—то другого."
Эти слова крутились в её голове весь день, с каждым повторением становясь всё более невыносимыми. Значит, всё не просто сны? Значит, каждое её действие меняет окружающий мир?
Она попыталась найти в этом какую—то систему, но её не было. Пока что всё казалось хаотичным – как будто она запускала некий механизм, но не знала его принципов. Изменялись мелкие детали – книги на полках, события из прошлого, диалоги, которые происходили иначе. Но менялись и вещи гораздо более пугающие – исчезновения, новые жизни, реальность, не узнающая её.
Лия встала и прошлась по комнате, осматривая знакомые вещи. Всё ли на своих местах? Всё ли так, как было? Её рука скользнула по книжной полке, и она вынула старый том Бунина, машинально разглядывая пожелтевшие страницы. Она знала эту книгу с детства, перечитывала её десятки раз, но сейчас, раскрыв, поняла – текст другой. Не кардинально, но в некоторых абзацах стояли слова, которых она не помнила, а те, что помнила, пропали.
Она захлопнула книгу, судорожно вздохнула и села обратно в кресло.
Весь день она пыталась удержать в голове последовательность изменений, но чем больше думала, тем сильнее путалась. Какие моменты были истинными, а какие она уже переписала? Если изменить одно, разве оно не тянет за собой другое? А если реальность не может смириться с её вмешательством – будет ли она вечно пытаться исправиться, выровняться, затягивая её в новый круг перемен?
Лия почувствовала, что внезапно очень устала. Ей хотелось хотя бы на мгновение вернуть стабильность. Остановить этот поток мыслей, этот бесконечный анализ, эти проверки – совпадает ли настоящее с тем, что она помнит.
Она выключила телефон, чтобы никто не тревожил её, и провела рукой по лицу. Нужно отвлечься. Нужно хотя бы на время вернуться в нормальность.
На часах было без двадцати десять вечера, и она решила – пора лечь спать. Может, утро принесёт ясность.
Но стоило ей подумать об этом, как внутри поднялась волна холодного страха.
А что, если очередной сон снова забросит её в прошлое? Что, если очередное пробуждение покажет ей ещё одну реальность, ещё более чуждую? Что, если однажды она проснётся и не вспомнит, какой была её настоящая жизнь?
Этот страх сковал её так сильно, что пальцы побелели, когда она схватилась за подлокотник кресла. Но она поднялась и медленно прошла в спальню, словно это само по себе могло стать решением.
На тумбочке у кровати стоял флакон с таблетками. Она редко прибегала к ним, но сегодня сделала исключение – выпила одну, запив водой из стакана, который всё ещё стоял на том же месте. Значит ли это, что здесь ничего не изменилось?
Лия легла, вытянувшись, но сна не было. Лишь усталость, комок напряжения в груди и ощущение, что она висит на краю чего—то неизведанного.
Она закрыла глаза, стараясь не думать ни о чём. Но мысли приходили сами. О тысяча девятьсот восемьдесят пятом, о том времени, когда всё было проще, когда она была другой – не такой, какой стала теперь. О шансах, которые она упустила, о словах, которые не сказала, о людях, которые исчезли из её жизни раньше, чем она поняла, насколько они важны.
"Что, если можно было бы прожить иначе?"
Эта мысль убаюкивала, обволакивала, затягивала. Она не почувствовала, как сон накрыл её.
Лия открыла глаза и мгновенно осознала, что снова очутилась ЗДЕСЬ. Ощущение было резким, но не пугающим, словно сознание наконец привыкло к этим скачкам между мирами. Она не дёрнулась, не ахнула, не схватилась за голову в панике. Напротив, лежала спокойно, впитывая каждую мелочь – лёгкость тела, отсутствие ноющей усталости в мышцах, чистую прохладу подушки, незнакомую, но всё же родную.
Она знала, что увидит, стоит её только подняться. Комната, выкрашенная в сероватый оттенок, тонкие шторы, которые вечно цеплялись за оконную раму, узкие койки с жёсткими матрасами и простынями, сбившимися на краях. Полированный шкаф с криво висящим зеркалом, стол, на котором старый радиоприёмник служил хранителем случайных записок и сломанных карандашей. Всё было на своих местах, всё соответствовало памяти, но теперь это место казалось одновременно родным и чужим.
Лия снова оказалась в общежитии, в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году, среди знакомых стен, которые казались ей одновременно родными и далекими.