Камера сменила ракурс, на экране появилось её лицо. Лия смотрела на себя, но в этом отражении было что—то чужое. Она выглядела моложе, безупречнее, будто черты лица подогнали под эталон партийной эстетики. Кожа гладкая, ни единой морщинки, волосы лежат идеально ровно, без намёка на естественный беспорядок. Всё слишком ровное, слишком правильное, слишком далёкое от реальности.
Она узнавала своё лицо, но не могла принять его. Черты были знакомыми, но слишком правильными, словно кто—то скорректировал каждую линию, подогнав её под некий идеал, не оставив ни единого намёка на несовершенство.
Лия сделала шаг назад, и в этот момент экран сменил изображение. Теперь на нём высветилось её имя и список её достижений. Глава Союза писателей СССР. Главный идеолог социалистической литературы. Автор фундаментального произведения "Железный Толик", книги, которая воспитала новое поколение граждан, научила их видеть мир сквозь призму высокой партийной морали.
Лия медленно провела языком по пересохшим губам, чувствуя, как с каждой секундой её сознание погружается в мутный водоворот паники. Она снова посмотрела на экран, но затем, поддавшись внезапному порыву, отошла к полке и потянулась за книгой. Её пальцы нащупали твёрдый переплёт, и она медленно вытащила том, озаглавленный "Железный Толик". На обложке сиял лик Анатолия Чубайса, украшенного множеством орденов, словно он был живым символом эпохи. Тёмные глаза с чёрно—белой фотографии смотрели на неё с холодной решимостью. Лия провела ладонью по рельефным буквам, открыла книгу и увидела текст, который, казалось, был написан её рукой, но она не помнила, чтобы когда—либо выводила эти строки.
"Однажды в солнечный день, когда рабочие заводов восхваляли труд, а пионеры радостно маршировали к светлому будущему, на свет появился мальчик. Его звали Анатолий, и он с детства знал, что предназначен для великих дел. Уже в три года он разобрал старый радиоприёмник, чтобы изучить природу электричества. В пять – задался вопросом, как можно улучшить систему народного хозяйства. В семь – осознал, что главное в жизни не игрушки, а трудовая дисциплина…"
Лия медленно провела пальцами по строкам, словно пытаясь прочувствовать их реальность, но внезапно осознала, что текст вызывает у неё отторжение. Она резко закрыла книгу. В комнате было тихо, слишком тихо, но её сердце грохотало в груди так, словно собиралось разорваться. Она заставила себя дышать глубже, сосредоточиться, удержать остатки контроля. Она должна вспомнить. Должна понять, как попала сюда.
Она пыталась сосредоточиться, заставить свой разум выдать хоть какие—то связные воспоминания, но в голове зияла пугающая пустота, словно кто—то стер её прошлое, оставив лишь обрывки информации, вырванные из контекста.
Вместо прошлого в её голове были только факты. Она – идеологический писатель номер один. Она – создатель главных трудов о советской морали. Она – автор книги о становлении великого коммуниста Анатолия Чубайса. Её мысли не поддавались контролю. Они словно не принадлежали ей, а были встроены в сознание, как заранее загруженная информация.
Лия медленно подошла к двери, её пальцы дрожали, но всё же послушно потянулись к сенсорной панели. Дверь разъехалась в стороны с лёгким шипением.
За порогом открывался вид на Москву, но она выглядела совсем не так, как в её воспоминаниях. Город сиял стерильной чистотой, здания возвышались ровными, почти монументальными линиями, улицы были выверены до идеала, а каждый элемент городской среды словно подчинялся единому плану, исключающему любую спонтанность или хаос.
Город сиял стерильной чистотой, здания возвышались ровными, почти монументальными линиями. Над улицами плавно двигались гигантские экраны, на которых сменялись лозунги: "Каждому – по талону, каждому – по месту, каждому – по мысли." Люди двигались размеренно: их шаги были одинаковыми, словно ритм их походки был заранее согласован. Никто не отклонялся от маршрута, не задерживался у витрин, не говорил без причины.
Лия сделала шаг вперёд. Прохожие шли мимо, но никто не задерживал на ней взгляд, никто не спрашивал, всё ли с ней в порядке. Будто она была не человеком, а частью общего механизма. Безупречным винтиком идеальной системы.
Над улицами парил дирижабль, с его борта транслировался голос Чубайса.
– Сегодняшний день – день гордости. Мы стоим на рубеже новой эпохи! Советский Разум совершенствует нашу жизнь, а благодаря Лие Соломиной идеология приобретает новое звучание. Она ведёт нас к величию.
Она невольно замедлила шаг. Теперь её лицо висело на одном из экранов. Там же был и её новый труд – "Нравственный кодекс нового советского человека". Система не просто записала её в свои ряды, она сделала её своей гордостью, своим символом.
Лия глубоко вдохнула. В голове бился один единственный вопрос: если это её новая жизнь, то кто—то ведь вписал её в этот мир. Кто—то стёр её прежнее "я". Она закрыла глаза, сосредоточившись, и попыталась покопаться в собственной памяти, но та была пуста, как тщательно очищенный архив. Только фрагменты, отдельные чёткие факты всплывали из глубин разума, словно загруженные в неё системой. Она была не просто писателем, она была женой Антона, влиятельного партийного функционера, а Александр… Александр был её любовником.
Обрывки воспоминаний складывались в странную, искусственно выверенную картину: Антон рядом на официальных мероприятиях, их совместные торжественные фотографии, а Александр – в тени. Его присутствие всегда было сокрытое, но ощутимое. В этом мире всё было упорядочено и выстроено так, чтобы служить единой цели, а она была одной из его главных фигур.
Лия села за рабочий терминал, встроенный в гладкую белую поверхность стола. Экран вспыхнул ровным холодным светом, система мгновенно распознала её и открыла доступ к информационному массиву, в котором аккуратно хранились все нужные сведения. Она машинально провела рукой по панели, вызывая поисковое окно. Её пальцы замерли на мгновение, словно что—то внутри неё подсказывало: любое движение в этом мире – уже часть его правил. Но отступать было некуда. Она набрала имя: Анатолий Борисович Чубайс.
Загрузившиеся данные представили длинный, официально выдержанный текст. Каждое слово в нём звучало так, будто его написали не люди, а партийный аппарат, воспевающий свою собственную неизбежность. Анатолий Борисович Чубайс – великий сын партии, выдающийся продолжатель ленинского дела, человек, который посвятил всю свою жизнь укреплению советского строя и модернизации плановой экономики, гениальный стратег, безупречный организатор, чья судьба была предначертана самой историей.
Согласно партийным архивам, ещё в раннем детстве Чубайс проявил редкую смекалку и недюжинную трудовую сознательность. Уже в три года он разбирал бытовую технику, дабы постичь тайны советской инженерной мысли, а в пять лет, поражая взрослых, увлечённо читал труды Маркса и Ленина, с восторгом постигая основы диалектического материализма. К моменту окончания школы он не только знал наизусть все доклады генеральных секретарей КПСС, но и собственноручно разработал план оптимизации распределения трудовых ресурсов в родном районе, заслужив первую благодарность от местного комитета партии.
В Госплан СССР, куда его направили сразу после окончания Ленинградского инженерно—экономического института, он сразу проявил себя как выдающийся экономист, понимающий, что ключ к величию Советского Союза – в совершенствовании системы централизованного управления. Работая по 18 часов в сутки, он лично разработал новые модели планирования, позволившие повысить производительность труда в республиках и устранить разрывы в цепях снабжения. Партийные отчёты свидетельствовали: если раньше народ работал на государство, то благодаря Чубайсу государство работало на народ, разумно направляя его усилия в нужное русло.
В девяностые годы, когда некоторые слабовольные элементы выступали за смягчение контроля, он доказал свою приверженность принципам марксизма—ленинизма, войдя в Политбюро как надёжный товарищ, убеждённый идеолог, но главное – эффективный организатор, способный сочетать дисциплину с гибкостью экономического управления. Его инициативы позволили укрепить советскую промышленность, нарастить объёмы экспорта, а также ввести прогрессивные системы цифрового контроля, обеспечивающие равномерное распределение благ среди трудящихся.
На экране мелькнуло несколько фотографий. Молодой, сосредоточенный Чубайс за трибуной, с карандашом в руке, уверенно объясняет аудитории концепцию сбалансированного планирования. Чубайс на заводе, в защитном халате, пристально всматривается в конвейер, обсуждая с рабочими улучшения в системе нормирования труда. Чубайс с руководителями крупных предприятий, указывающий на диаграмму, демонстрирующую беспрецедентный рост показателей выполнения пятилетнего плана.
Но именно после кончины Генерального секретаря Щербицкого начался ключевой период в его биографии. КПСС стояла перед вызовом: старая партийная гвардия требовала сохранения традиционной системы, но молодые технократы настаивали на необходимости модернизации методов управления. Советский Союз не мог позволить себе колебаний, и партия сделала единственно верный выбор – передать власть проверенному, но прогрессивному лидеру, который не только свято чтил заветы Ленина, но и умел применить их в эпоху цифровых технологий.
Так, на XXXIV съезде КПСС в две тысячи двадцатом году народное доверие получило воплощение в конкретном политическом решении: Чубайс был единогласно избран Генеральным секретарём партии, став воплощением идеи, что только строгое планирование и партийная воля могут обеспечить стабильность и процветание страны.
Лия пыталась осознать, насколько этот текст был правдоподобен, но ощущала, что память её пуста, а альтернативных сведений просто не существовало. История, изложенная перед ней, звучала не как исторический факт, а как неизбежность, как догма, закреплённая в тысячах книг, статей, выступлений и памятников. На экране продолжали появляться цитаты из