Её собственный голос прозвучал внутри головы: "Может быть, в другой раз."
Эти слова ещё вчера слетели с её губ, лёгкие, почти неосознанные, как привычное обещание, к которому можно будет вернуться позже. Но теперь они приобрели иную тяжесть, превратившись в беспощадный приговор. Другого раза не будет.
Лия почувствовала, как всё внутри оборвалось, будто нечто огромное и неумолимое вырвало из груди сам воздух. Лёгкие сжались, не позволяя вдохнуть, сердце заколотилось в панике, заставляя кровь стучать в висках. Глаза продолжали цепляться за лист бумаги, за строки, которые уже ничего не значили, кроме одного – его больше нет.
Отчаяние ударило с такой силой, что она невольно отшатнулась назад. Тёплый гул голосов в холле, движение студентов, которые обсуждали трагедию, вдруг стали далекими, приглушёнными, словно их разделяла толстая, вязкая пелена. Лия сделала ещё один шаг назад, покачнулась, вцепилась пальцами в ремень сумки, чтобы хоть как—то зацепиться за реальность. Боль была физической – в груди, в горле, в каждой клетке, будто что—то внутри неё сломалось раз и навсегда.
В ушах зазвучал её собственный голос, но теперь он звучал иначе – тягучий, чужой, наполненный холодной неизбежностью. "Может быть, в другой раз", – эта фраза, лёгкая, брошенная бездумно, теперь эхом раскалывала сознание, врезаясь в каждую мысль, превращаясь в беспощадный приговор. Этот "другой раз" не наступит никогда.
Она сказала это ему. Сказала, глядя прямо в его глаза. Развернулась и ушла, не дав себе возможности даже задуматься о том, как он воспримет её слова. Она выбрала этот путь. Сделала осознанный шаг. Решила, что так будет правильно.
Александра больше нет, и эта мысль разрывала её изнутри, оставляя в душе зияющую пустоту. Девушка осознала это с болезненной ясностью, но сознание отказывалось принять неизбежное. Как может человек, которого она видела вчера, говорила с ним, слышала его голос, просто исчезнуть? Но это случилось. И теперь исправить ничего нельзя.
В груди разрастался леденящий ужас, расползаясь по телу, проникая в каждую мысль, в каждое воспоминание. Она словно вновь увидела себя вчерашнюю – спокойную, уверенную, думающую, что поступает правильно. Вспомнила, как села за столик в кафе, как слушала Вику и Олега, смеялась, старалась убедить себя, что выбрала лучший вариант.
Но вдруг перед глазами вспыхнула другая картина: тёмная улица, жёлтый свет фонаря, силуэт мужчины, шагающего вдоль пустынной дороги. В тот самый момент, когда она в кафе беззаботно болтала с друзьями, не подозревая, что совершила самую роковую ошибку, он, возможно, только выходил из университета, возможно, стоял на обочине, не зная, что через несколько секунд навстречу ему вырвется машина.
Она слышала смех Вики, чувствовала тепло чашки в ладонях, а он, может быть, уже тогда падал на холодный асфальт, чувствуя, как жизнь выскальзывает из его пальцев. В тот момент она действительно верила в иное будущее. Она думала, что теперь всё изменится, что её жизнь пойдёт по другому пути, что она сможет избежать всего того, что уже переживала прежде.
Но в этом другом пути не было места для него, и теперь Лия осознавала это с невыносимой ясностью. Она сама изменила ход событий, сознательно сделала шаг в сторону, надеясь вырваться из замкнутого круга, но, отвернувшись от Александра, будто стерла его существование из своей реальности. Этот выбор, который казался ей спасением, теперь обернулся пустотой, заполненной осознанием того, что без него мир стал чужим и бессмысленным.
Лия с трудом сглотнула. Горло сдавило так сильно, будто кто—то сжал его ледяными пальцами. Она чувствовала взгляды студентов. Их присутствие угнетало, заставляло её казаться голой перед сотнями невидимых глаз. Ещё шаг назад. Нужно уйти. Нужно выйти отсюда, пока не стало совсем невыносимо.
Развернувшись, Лия быстро пошла прочь. С каждым шагом дыхание сбивалось всё сильнее, пальцы дрожали, мысли разбивались о реальность, отказываясь складываться в осмысленные фразы. Она почти не замечала, как проходит коридор, как выскакивает на улицу, как холодный воздух ударяет в лицо. Она шагала всё быстрее, переходя на бег, не разбирая дороги, не слыша голосов, не видя лиц.
Мир перед глазами начинал расплываться, дрожать, терять чёткость. Город, который всегда был реальным, вдруг начал исчезать, рассыпаясь на прозрачные очертания домов, деревьев, людей. Лия моргнула, но ничего не изменилось. Всё вокруг словно теряло форму, становилось зыбким, неуловимым. Казалось, что если она сейчас остановится, задержит дыхание, закроет глаза – то провалится в пустоту, из которой уже не выбраться.
Она остановилась, пытаясь собраться, пытаясь удержать этот мир в своих руках. Но внутри уже не было ни сил, ни желания бороться.
Лия медленно отступила, ощущая, как её тело становится невесомым, а ноги словно теряют опору. Казалось, что сама реальность разрывается, трещины пролегают по воздуху, по земле, по её сознанию. Ещё шаг – и город вокруг начал осыпаться, как старая, выцветшая фотография, кусками растворяясь в пустоте. Пространство подёрнулось рябью, звук шагов исчез, и вместе с последним всплеском света всё вокруг погрузилось в абсолютную, бездонную темноту.
Лия вынырнула из тьмы резко, как будто её переключили из другой реальности, заставляя легкие судорожно вдохнуть. Она резко открыла глаза, и в первые мгновения перед ней был только потолок, мягкий свет, пробивающийся сквозь шторы, и гулкое биение сердца в груди.
Воздух казался тяжёлым, сознание – спутанным, как после глубокого сна, который был слишком реальным. Несколько секунд она просто лежала, не шевелясь, позволяя ощущениям прийти в норму. Сердце постепенно замедляло ритм, дыхание выравнивалось, но внутри оставалась странная дрожь – как будто мир вокруг был слишком плотным, слишком осязаемым после той пустоты, где она только что была.
Она медленно перевела взгляд на комнату, стараясь понять, что происходит. Всё было на своих местах. Полка с книгами, комод, плотные шторы, которые всегда висели в её спальне. Всё выглядело так, словно она никуда не исчезала.
Но странное чувство беспокойства продолжало грызть её изнутри, будто невидимой рукой кто—то настойчиво пытался напомнить о чём—то важном, о чём она пока не могла вспомнить.
Лия приподнялась на локтях, но тело всё ещё ощущалось чужим, словно не до конца вернулось в реальность. Ей не хотелось признаваться самой себе, но всё казалось слишком правильным, слишком привычным, слишком похожим на её жизнь, в которой не было шагов в небытие, разрушенных улиц, траурных листков с именами погибших.
Но это было. Было, и это нельзя просто забыть.
Глубоко вдохнув, она наконец почувствовала движение рядом. Едва уловимый звук дыхания, движение простыни. Рядом ощущалось чужое тепло, исходящее от тела, укрытого частью её одеяла. Лия напряглась, кровь прилила к вискам, дыхание стало прерывистым. В сознании вспыхнула мысль: она легла спать одна. В этом она была уверена. Но сейчас в её постели кто—то был, и это не могло быть случайностью.
Напряжение вспыхнуло в теле, словно включился защитный механизм. В следующую секунду она медленно повернула голову и увидела его. Антон.
Его имя вспыхнуло в сознании, ударило в грудь, оставляя после себя болезненный отклик. Она узнала его сразу, но осознание пришло с запозданием, с холодной, удушающей ясностью. Он не мог быть здесь.
Он спал на боку, его лицо было расслабленным, дышал глубоко и спокойно. Щетина мягко оттеняла кожу, волосы слегка растрепались. Он выглядел так, словно всегда был здесь, словно это нечто само собой разумеющееся.
Но это было ошибкой. Ошибкой, которой здесь не могло быть, которая ломала само представление о реальности. Всё внутри неё кричало, что это не должно происходить, что нечто чуждое, необъяснимое врывается в её жизнь, переворачивая её с пугающей точностью.
Лия замерла, чувствуя, как внутри всё сжалось, словно её окружение вдруг стало тесным и давящим. Она знала этого человека. Конечно, знала. Антон был журналистом, который когда—то взял у неё интервью. Они даже переспали.
Но после очередного изменения всё исчезло. Он снова стал чужим, не узнавал её, не помнил даже самой их истории. В другой жизни, где существовал СССР, он был её мужем, но той жизни больше не было. Теперь он лежал рядом, и это было неправильно. Совсем неправильно. Почему он здесь? Почему ведёт себя так, будто всё на своих местах??
Её пальцы вцепились в край одеяла, словно пытаясь зацепиться за реальность, удержать себя в этом мире, который вдруг стал чужим. Сердце колотилось в груди, мысли разбивались о тревожную пустоту. Она знала, что он не должен здесь быть. Он не мог здесь быть. И всё же он был рядом, дышал ровно, спал так, словно это было естественно. Что он делает в её постели? Почему он ведёт себя так, будто всё на своих местах?
Дыхание стало прерывистым. Она пыталась осознать ситуацию, но мысли спутывались. Это сон? Нет, слишком реально. Она могла ощущать прохладный воздух, мягкость простыней, влажность на собственной коже.
Она должна была получить ответ. Услышать от него объяснение, которое хоть как—то могло бы придать смысл происходящему, развеять этот иррациональный ужас, сковавший её сознание. Но каким мог быть ответ? Что он мог сказать, чтобы это перестало казаться кошмаром, ошибкой, вторжением в её жизнь чего—то чужого?
– Антон.
Её голос прозвучал глухо, словно прорываясь сквозь удушающую тишину, и в ту же секунду он слабо пошевелился, поморщился, но ещё не открыл глаза. Лия глубже вдохнула, пытаясь подавить дрожь в голосе, не позволить страху взять верх, но паника уже пульсировала в висках, холодом пробегая по спине.
– Антон!
На этот раз голос прозвучал жёстче, настойчивее.
Он зашевелился, нахмурился во сне, затем тяжело выдохнул и медленно открыл глаза. Несколько секунд он просто смотрел на неё, явно не до конца проснувшись, затем улыбнулся – так, словно это было привычным.
– Доброе утро, Лия, – произнёс он голосом, чуть хриплым после сна.