Перед ней раскинулась река – тёмная, неподвижная, похожая на зеркальную гладь, в которой никто не смотрелся, которая ничего не отражала. Её чёрная поверхность не дрожала от ветра, не искрилась под луной, а просто лежала, безмолвная, скрывающая в себе что—то необъяснимое, неведомое, то, чего не знал никто, кроме неё самой.
Она смотрела в воду, и перед глазами, вспыхивая резкими, почти болезненными проблесками, начали оживать воспоминания.
Москва вставала перед ней, заполняя сознание до краёв, возвращая запахи, звуки, ощущения. Это был огромный, многолюдный город, который сначала пугал её своей суетой, грохотом машин, бесконечными толпами, но затем стал родным. Каждое утро она шагала по его улицам, растворяясь в потоке людей, слушая обрывки разговоров, ловя аромат кофе, смешанный с сыростью осеннего асфальта.
Она помнила, как спешила на занятия, как взлетала по лестницам института, как в библиотеке долго искала нужные книги, ощущая под пальцами шероховатые страницы, напитанные временем. В её воспоминаниях Москва была не просто городом – это было пространство возможностей, свободы, движения вперёд, но теперь оно казалось далёким и призрачным, словно никогда не существовало.
Первые шаги по огромному городу, который поначалу казался чужим, пугающим, но потом, с каждым днём, становился её. Высокие здания, шум машин, запах кофе в подземных переходах, бесконечное движение, в которое она так быстро влилась. Институт. Тетрадь, исписанная торопливым почерком, запах старых книг, толстые учебники, в которых скрывались идеи, в которые верилось. Лекции, длинные, насыщенные, проникающие в сознание, словно открытые окна в новый мир. Её голос, сдержанный, осторожный, но крепнущий с каждой беседой. Александр. Его внимательный взгляд, чуть приподнятая бровь, его голос, спокойный, уверенный, но способный менять её мысли, заставляющий слушать, задумываться, искать ответы.
Но всё это не принадлежало ей. Теперь у Александра была другая жизнь, другая реальность. Он улыбался с экрана телевизора, он сидел в студии, говорил о судьбе, о выборе, о том, как важно не бояться шагнуть в неизвестность. Вокруг него сидели люди, слушавшие каждое его слово, рядом с ним была женщина, его жена, ухоженная, уверенная в себе, с лёгкой улыбкой, в которой не было ни капли сомнения. Их дети. Не её.
Лия чувствовала, как сжимается грудь, будто внутри что—то ломается, но без звука, без ощущения боли, просто уходит, освобождая место пустоте.
В другой жизни у неё было будущее.
Она жила, дышала, творила, верила, что впереди есть что—то ещё, что её слова значат что—то, что у неё есть голос. Она писала книги, создавая миры, в которых могла жить, и теперь они тоже исчезли, будто их никогда не существовало. В этой жизни не было ничего.
Лия спасла Александра, но уничтожила себя.
В любой версии реальности кто—то должен был исчезнуть. Это был не выбор, а неизбежность, механизм, в котором одно существование требовало жертвы другого. Если она выбирала себя, если следовала за своей мечтой, если оставалась той Лией, что хотела писать, видеть, чувствовать – он умирал. Если спасала его, если двигалась в прошлое, исправляя ошибки, меняя судьбы – исчезала сама.
Лия думала, что принимает решения, но на самом деле была всего лишь звеном в бесконечном цикле, где одно исключало другое. Она провела рукой по лицу, стирая слёзы, которые стекали медленно, бесшумно, будто даже они понимали, что уже ничего не изменят.
Девушка медленно выпрямилась, ощущая, как под её весом хрустят мелкие камешки, вдавливаясь в мягкую, влажную землю. Её ноги дрогнули, но она удержалась, не спеша, словно пытаясь зацепиться за последние мгновения, за что—то ещё не утраченное. Она сделала шаг, затем ещё один, приближаясь к воде, которая ожидала её молчаливо, терпеливо, не задавая вопросов, она притягивала её своей бесконечной тишиной.
Холодная гладь сомкнулась вокруг её тела. В это самое время экран телевизора мигал в пустой комнате, повторяя ту же передачу, в которой Александр спокойно говорил:
– Мы сами творим свою судьбу.
Река приняла её в себя, не задавая вопросов, не требуя ответов.
Глава 12
Лия открыла глаза, но мир вокруг остался закрытым. Она не увидела света, не услышала ни единого звука, не почувствовала запахов. Последнее, что она помнила – как вода сомкнулась над её головой, как ледяная тяжесть заполнила лёгкие, а затем всё исчезло. Первые мгновения показались ей всего лишь мигом, границей между сном и реальностью, но чем дольше длилась эта странная тишина, тем сильнее сжималось в груди ощущение чуждости.
Она сделала вдох. Воздух был – но он не наполнял лёгкие, не обжигал их свежестью или сухостью, не имел вкуса. Он существовал, но не ощущался. Она выдохнула – но её дыхание не изменило пространство вокруг. Всё осталось неподвижным, словно застывшим.
Лия опустила взгляд. Под её ногами расстилалась ровная мостовая, такая же серая и безжизненная, как всё вокруг. Камень был гладким, влажным, но не холодным. Дождь лил непрерывно, но не оставлял луж, не создавал ряби, не отбивал гулкие капли. Вода будто просто исчезала, касаясь поверхностей.
Она огляделась. Дома тянулись вдоль улицы строгими рядами, одинаковыми, словно отлитые по одному шаблону. Не было вывесок, не было следов времени. Ни одной трещины, ни одного отколотого кирпича. Стены были пустыми, ровными, но не новыми. Они выглядели так, словно существовали всегда – и всегда были такими.
Неба не было. Лия инстинктивно подняла голову, но над ней висела лишь бесконечная пелена серого света, который не исходил ниоткуда. Ни солнца, ни облаков, ни даже темноты. Только тусклая пустота.
Она не помнила, как оказалась здесь. Ей не снился переход, не было ощущений падения или пробуждения. Только внезапное понимание, что она здесь – и что этот город ждёт её.
Лия сделала шаг вперёд, и звук её движения отозвался глухим эхом. Казалось, пространство вокруг услышало её и впитало звук, словно навсегда поглотило его в своих стенах. Она прислушалась, но ответа не последовало.
Дождь продолжал падать, но он не имел ритма. Он не стучал, не журчал, не дробился по камню. Капли опускались слишком плавно, не оставляя ощущения времени. Лия провела пальцами по своему лицу, но не почувствовала влаги. На её коже не было ни капли дождя, хотя она стояла под открытым небом.
Она шагнула дальше. Город тянулся в обе стороны одинаковыми рядами домов. Ни одного силуэта в окнах, ни света, ни шорохов. Не было ни животных, ни ветра, ни жизни. Казалось, он создан для кого—то, но этот кто—то давно его покинул.
Лия шла по улице, и каждое её движение сопровождалось ощущением, что пространство вокруг движется вместе с ней. Словно город знал, куда она идёт, и приспосабливался под её шаги.
Она обернулась, надеясь увидеть следы своих шагов, но мостовая оставалась безупречно гладкой, как будто её присутствие здесь было иллюзией, не оставляющей даже намёка на реальность.
Впереди улица уходила в бесконечность. Вдали дома становились всё более размытыми, как будто растворялись в собственном существовании.
Лия замерла, ощущая, как пространство вокруг сжалось, словно прислушиваясь к её присутствию. Она закрыла глаза, надеясь, что, лишённая зрения, сможет уловить что—то иное, но мир оставался таким же бесцветным и неподвижным. Задержав дыхание, она ждала, прислушиваясь к пустоте, но воздух не сдвинулся, не дрогнул, не отозвался.
И вдруг, впервые с момента её появления здесь, город подал знак: где—то впереди промелькнуло неясное движение, смазанная, почти нереальная тень, которая исчезла прежде, чем Лия успела различить её очертания.
Лия замерла, напряжённо вглядываясь в пространство между домами. Движение было мимолётным, но не случайным. Оно не напоминало ветер, не походило на дрожь света. Кто—то был там.
Она снова сделала шаг, и тень исчезла, растворившись в сером свете, но ощущение чужого взгляда продолжало давить, словно кто—то незримо следил за каждым её движением. Город больше не казался безмолвной декорацией —он обретал присутствие, невидимое, но осязаемое, будто сама его сущность наблюдала за ней из глубины своих пустых улиц.
Лия двинулась вперёд, ступая осторожно, словно боялась нарушить зыбкое равновесие этого чуждого, безжизненного пространства. Её шаги были неслышны, и только тихий дождь, падающий без всякого звука, напоминал о времени, которое, казалось, остановилось.
Она подняла голову и взглянула на окна зданий, выстроившихся вдоль улицы – одинаковых, бесконечных, не различающихся между собой. Они были глухими, тёмными, но в мутных стёклах всё же мелькало отражение. Лия попыталась разглядеть себя, но вместо привычного облика увидела смутные, размытые фигуры. Они двигались, менялись, словно образы в воде, но среди них не было её собственного лица.
Женщина подошла ближе, всматриваясь, но отражения были не её тенью, а воспоминаниями, вырванными из жизни. Лица, которые она когда—то знала, появлялись на мгновение, а затем растворялись в глубине стекла. Одно из окон отражало Александра. Он сидел за столом, склонённый над книгой, его пальцы переворачивали страницы, но они оставались чистыми. В книге не было слов, не было букв – только ровное, пустое полотно. Он читал то, что не существовало, перечитывал несказанное, заглядывал в ничто, будто пытался выловить смысл из пустоты.
В следующем окне Антон ходил кругами по замкнутому пространству, его шаги были точными, ритмичными, но он не поднимал головы. Его глаза, застывшие, неподвижные, смотрели в одну точку, и казалось, что он ищет что—то давно утерянное, что—то, что знал когда—то, но теперь не мог вспомнить.
Дальше, у самого края улицы, Лия увидела Вику. Она стояла у окна, её руки лежали на подоконнике, пальцы слегка сжимали деревянную поверхность. Она смотрела вперёд, в пустоту, её губы шевелились, но никакого звука не было слышно. Лия почувствовала, что та говорит не просто что—то, а произносит знакомые слова, те, которые давно ушли из её памяти. Ей показалось, что если бы она смогла разобрать хоть одно слово, если бы смогла поймать обрывок этой невидимой беседы, то поняла бы что—т