– Эй? – сердце Толика заколотилось. – Сюда, иди скорее, я помогу.
Теперь он видел ее лицо, юное, запуганное, она чуть не плакала. Сделав еще шаг, она споткнулась, но Толик успел ее подхватить: она почти что лишилась чувств.
– Тише, тише. Теперь все закончилось, все будет хорошо, – стал бормотать он так же, как Потапыч.
Толик не знал, холодно ей или нет, но, поставив керосинку в снег, стащил с себя куртку и укрыл ею странницу. Она тут же зарылась в одежду чуть ли не с головой – видимо, все же замерзла. Девушка не говорила ни слова и покорно позволила Толику вести себя под руку до самого домика.
В сухости и тепле стало лучше. Продрогший «хозяин» маяка повесил куртку у двери и пригласил гостью за стол. Она по-прежнему была немного напугана, но осматривалась с любопытством. Толик набрал в чайник воды и поставил его на огонь, пытаясь припомнить, как складывать кораблик из бумаги. Последний раз он делал их, кажется, в средней школе – и пускал потом плавать по мартовским ручьям.
Толик сел напротив странницы. Девушка была красивая – уж ему-то, молодому парню, да не оценить. Вот чего теперь? Разговаривает она или нет?
– Анатолий, – представился он и протянул руку.
Она с недоверием посмотрела на него, но все же вложила свою ладонь в его. Толик почувствовал тепло ее тела – странно это все. Он-то думал, что призраки нематериальные. Они должны проходить сквозь стены и отдавать потусторонним холодом, а не пожимать людям руки.
– Августа, – девушка наконец подала голос.
– Ого, – присвистнул Толик, – красивое имя. Ну, что же, Августа, давай пить чай. Печенье будешь?
Гостья кивнула.
Он залил кипяток в две кружки – заодно и себе. Его до сих пор потряхивало и от встречи, и от прогулки на свежем воздухе без куртки.
– Все в порядке, ты успокоилась? Самое плохое позади, больше такого не будет, – Толик сам не понимал, почему повторяет то же, что и Потапыч, но другого сценария у него не было. Он понятия не имел, что было и что будет.
– Спасибо тебе, Анатолий.
– Да просто Толик.
– Толик, – гостья наконец улыбнулась. Хоть это хорошо.
Пока Августа грела руки о чашку, он выдвинул ящик стола и достал оттуда лист бумаги. Там же валялись цветные карандаши, пустая катушка без ниток, скрепки и прочая канцелярия. Да уж, странное у Потапыча представление о порядке.
– А это зачем? – спросила девушка, когда Толик принялся примеряться к листу, вызывая в памяти правильную геометрию.
– Хм. Ну как зачем. Буду тебе мастерить корабль. Не уверен, что выйдет хороший, я со школы их не складывал. Но я постараюсь.
– А зачем мне корабль?
Приплыли. Толик замер, подбирая ответ, и слышно было, как в помещении щелкают настенные часы, а где-то под обрывом бьются волны.
– Чтобы… отправиться дальше, – начал он осторожно, – ну, туда… Куда вы там уходите. Для этого нужен вот такой кораблик, зайти с ним в море и…
– В море?! – Августа вскочила из-за стола, чашки загремели. – Я не хочу в море, там холодно, зачем?! Куда ты меня привел?
– Эй! Да успокойся ты! Угомонись, сядь. Я тебе не враг, клянусь. Вот так, садись.
Сердце у Толика бешено заколотилось, во рту пересохло. Непонятно еще, кто из них больше запаниковал. Складный сценарий посыпался, как карточный домик, – и вот чего теперь? Что бы сделал Потапыч?
– Я не знаю, когда ты умерла и сколько скиталась, но теперь все закончилось. И остался один шажок – зайти в море, просто наступить, по щиколотку. Это неприятно, я понимаю. Но дальше оно уже как-то там само, обещаю. Не бойся.
В ясных глазах странницы, откуда почему-то ушел страх, появилось неверие. Кажется, она подумала, что Толик сошел с ума. Она даже рассмеялась.
– Что значит – умерла? Когда же я успела? Умерла… И сижу вот так, пью с тобой чай?
И действительно. Где взять верное объяснение? Она снова поднялась и стала ходить по кухоньке кругами, будто что-то припоминая. Толик молчал.
– Не помню, ничего не помню. Помню только вот это чувство, как будто швыряет по всем закоулкам, внутри свет погас, никакой радости нет – а тебя все тащит и тащит куда-то непонятная сила. И боль от этого, и страх. Но как все началось – не помню. Но я же здесь сейчас, Толик? Я же не мертвая. Вот, – она ухватила его за руку. – Не мертвая же. Так не бывает.
У Толика разболелась голова. Где носит этого Потапыча, когда тут такое творится? Он-то думал: чаем напоит, кораблик вручит, и прости-прощай. Вот тебе медаль, спаситель заблудших душ. Так нет же.
– Слушай, я мало что в этом понимаю. Обычно всё так: мы встречаем такую душу, как ты, снаружи, на улице. Поим чаем, успокаиваем, и все они так-то в курсе, что с ними случилось. Корабликам радуются. А потом провожаем их до берега, и всё – улетают на покой. Мне тебе больше нечего рассказать. Я должен тебя проводить.
– Я очень устала, – сказала Августа, – просто валюсь с ног. Ты можешь проводить меня завтра? Спать хочется нестерпимо.
Нет. Нет. Никаких «спать». Нужно сделать кораблик и отправить. Сделать и отправить – два простых действия. Ну же, Толик, соберись!
– Можешь поспать в моей комнате. Вон туда. Там застелено – просто ложись и отдыхай.
Девушка благодарно кивнула и тут же исчезла за дверью Толькиной комнаты. Попал.
Толик не ложился, так и просидел всю ночь на кухне. Смастерил несколько корабликов – первый кривенький, взглянуть страшно, такой и в мартовском ручье затонет. Последний уже был похож на годное морское судно. Толик раскрасил его карандашами и долго сидел, уставившись в одну точку. Рассвело, он положил голову на руки и сам не заметил, как задремал, – так его и застал вернувшийся уже в обед Потапыч.
Хлопнула дверь; парень вздрогнул и проснулся. Маячник сложил на пол большой рюкзак, в нем что-то брякнуло. Видно, «всякое нужное», что завезли накануне в Китовый.
– Вчера непогода застала. Не стал возвращаться. А потом то-се, вот только добрался. Как тут дела? Чего ты?
Помятый вид Толика сразу же встревожил старого смотрителя. Тот маялся и нерешительно заламывал руки, но разве скроешь, замнешь? Пришлось все рассказать. Толик говорил быстро, чтобы не сбиться с мысли, и с каждым его словом смотритель хмурился все сильнее.
– Чего?! – разбушевался Потапыч, когда Толик закончил. – Ты умом не вышел? Нельзя так! Пригрели – проводили, всё!
От его крика даже зазвенела посуда в шкафу. Ну вот еще, сам его бросил на произвол, а теперь отчитывает. Спасибо, начальник.
– А я что, должен был за порог ее выгнать? Силой в море швырнуть? Она не знает, что к чему! Как бы ты поступил? Ну?! Какие варианты, Потапыч?
Маячник угомонился, устало сел за кухонный стол и с силой потер виски.
– Не знаю. Рассказал бы как есть, объяснил. Не место ей здесь.
Они помолчали. Толик поставил чайник на огонь и нарезал бутербродов, по кухне разлетелся душистый аромат колбасы. Когда не знаешь, что делать, – пей чай. Так же молча стали обедать.
– Слушай, ты же сам толком ничего не знаешь, – нарушил тишину Толик, – вдруг это второй шанс? Ну какие из них призраки, а? Они же всё чувствуют, материальные, чай пьют, мерзнут. Вполне живые, так может, пусть живут?
Потапыч хмыкнул, не отрываясь от чашки, и хитро улыбнулся:
– Что, красивая девушка?
Толик смутился, стал рассматривать клеенку и ничего не ответил. Ну красивая, и что с того? Он же не в этом смысле…
– Ладно, – маячник хлопнул себя по коленкам и шумно поднялся, – пора будить эту спящую красавицу. Эй-эй! Сиди. Я сам.
Он подошел к двери Толькиной комнаты и легонько постучал:
– С добрым утром, барышня. Почтите уж нас своим присутствием как-нибудь. Пожалуйста.
Вот же, отшельник, а учтивости где-то нахватался. Чудеса.
Скоро заспанная и чуть растрепанная Августа вышла из комнаты, с опаской косясь на маячника, обошла его как-то сторонкой и встала рядом с Толиком.
– Не бойся, это Потапыч. Мы с ним товарищи, он не обидит.
– Здравствуй, Потапыч, – сказала Августа и протянула вперед руку, так же, как Толик ей вчера, – простите, я не знала, что здесь кто-то еще живет. Очень болит голова.
Потапыч аккуратно пожал ее руку, а сам смотрел так, как смотрят на что-то в микроскоп – пытаясь изучить и допытаться. И Толик почувствовал это: что-то изменилось за ночь. Когда Августа подошла, раздался все тот же призрачный запах – сладко-тинный, который нельзя было спутать ни с чем другим. Неужели запущен какой-то процесс, неужели нет другого выхода, кроме как с корабликом в воду?
– Я сделаю тебе чаю. И завтрак. Хочешь яичницу? – отринув неприятные мысли, Толик засуетился у плиты. Августа села за стол и стала отрешенно смотреть перед собой, обняв себя за плечи, будто защищаясь от холода или от какого-то зла.
Потапыч все хмурился и топтался на месте – обдумывал что-то, наверное. Но чего тут думать? Вдруг это второй шанс, а они их всех в воду – дело ли? Мысли в голове у Толика затеяли безумную пляску – нужно что-то решать, и быстро.
– Толик, – нарушил тишину маячник, когда тот как раз разбил несколько яиц в сковородку, там сразу зашкварчало.
Он обернулся. Потапыч молча указал на гостью. Под носом у нее растекалось пятно – как будто пошла кровь, но густая и почти черная. Августа все так же сидела, глядя перед собой, но вот капля упала на клеенку – тягучая, тяжелая.
Девушка в испуге отшатнулась.
– Что это? Что со мной такое? – Она вытерла рукой под носом, только размазав все по лицу. – Что это… Толик? Как же болит голова…
– Чтоб тебя, Толя! – зарычал Потапыч. – Сказал же – не место им здесь!
Маячник скоро и гневно стал собираться – обулся, нацепил куртку, шапку. Он топал и сопел, как старый морж, – Толик же все смотрел и смотрел на Августу молча, не шевелясь.
– Кораблик сделал? Давай!
Он взял со стола и протянул Потапычу кораблик, разукрашенный в цвета ночного неба и сияния – темно-синее, зеленое, голубое. Больше он ничего не мог.
Потапыч тем временем снял с вешалки куртку Толика, угомонил свой гнев и тихонько подошел к девушке, аккуратно набросив одежду на ее плечи.