[100]. Все восемь сознаний очищены. Сознание трансформировалось в мудрость. Очищенное седьмое сознание трансформируется в мудрость равностности.
Вы можете почувствовать этот сдвиг в своей медитации и в итоге – в своей жизни, когда замечаете, что ваш ум стал менее липким. Вместо того чтобы приклеиваться к образам, звукам, запахам или мыслям и усложнять их (на санскрите это называется прапанча – «приумножение концептуальных построений»), ваш ум элегантно скользит без привязанности по тому, что возникает, подобно фигуристу, скользящему по льду. Это сопровождается ощущением глубокого расслабления и лёгкости, поскольку седьмое сознание скользит по реальности с равностностью (нишпрапанча, или «свобода от усложнений и приумножения концепций»). Ум кажется открытым и огромным. На смену сжатию приходит расслабление. Теперь вы можете иметь дело со всем, что встречаете на своём пути, и вмещать всё в своё поле осознавания, не скатываясь в реактивность. Авторы книги «Изменённые черты характера. Как медитация меняет ваш разум, мозг и тело» описывают Далай-ламу как того, кто прошёл через эту трансформацию:
Похоже, что его эмоциональная жизнь включает примечательно динамичный диапазон сильных и ярких эмоций: от сильной грусти до большой радости. Особенно уникально то, как быстро и бесшовно он переходит от одной эмоции к другой, – такие быстрые переходы указывают на отсутствие липкости… На одном конце спектра липкости находятся полное застревание и неспособность освободиться от мучительных эмоций или зависимых желаний, а на другом – мгновенная свобода от любых аффектов, свойственная Далай-ламе. Похоже, что одна из черт, возникающих в жизни без липкости, – это постоянная позитивность и даже радость. Однажды Далай-ламу спросили, когда был самый счастливый момент в его жизни, и он ответил: «Думаю, что прямо сейчас»[101].
Трансформация седьмого сознания порождает мгновенную свободу, способность сразу освобождаться от пытающихся поймать вас в ловушку мыслей и эмоций. Способность делать это непрерывно возникает лишь при полном просветлении, однако вы можете практиковать частичное просветление, работая с этой трансформирующей медитацией без опоры уже сейчас.
В начале вашей медитации по-прежнему присутствует непродолжительное пребывание на объектах первых шести сознаний, когда возникают звуки, образы, запахи и мысли, пока вы развиваете равностное («единый вкус») отношение ко всему, что возникает в осознавании. Это всё ещё ситуация «я осознаю это или то». Однако с развитием практики вы перестаёте склеивать осознавание с объектами осознавания. Это уже не осознавание объектов, а осознавание как объекты. Иначе говоря, медитация становится тоньше, превращаясь в осознавание осознавания. Это тонкое, но важнейшее различие ведёт к трансформации сознания в мудрость, виджняны в джняну. Осознавание объектов по-прежнему находится в сфере двойственного сознания. Осознавание как объекты – это созревание на пути к недвойственной мудрости. Фергюсон пишет: «Здесь мы постигаем изначальное богатство фундаментального осознавания – не объекты осознавания (очаровывающие двойственное сознание), а просторную ясность самого́ фонового сознания»[102].
Кроме того, с этим созреванием медитация ведёт к открытию, что иллюзию объекта создаёт сам жест сжатия. Иными словами, сжатие открытого осознавания происходит не на объекте, что означало бы, будто есть какой-то объект, ждущий, что осознавание сожмётся на нём. Скорее, само сжатие порождает иллюзию плотного, устойчивого и независимого объекта, который был снаружи с самого начала. Из этого следуют два тонких, но катастрофических откровения: сознание не соединяет, а разделяет; сознание не соединяет субъект и объект, а порождает саму иллюзию субъекта и объекта, или двойственность. С другой стороны, мудрость соединяет, а точнее, распознаёт естественную недвойственность (связность, единство) субъекта и объекта.
Во-вторых, если переформулировать эту мысль, сжатие равно овеществлению. Когда открытое осознавание сжимается вокруг восприятия, оно овеществляет восприятие, делая из него вещь (внешний объект), что мгновенно влечёт за собой необходимость присутствия здесь чего-то (субъекта), что воспринимало бы её[103]. Таким образом, сжатие порождает не только иллюзию воспринимаемого объекта, но и иллюзию воспринимающего субъекта. Это болезненная сансарическая акция «два по цене одного», бессознательные роды, в результате которых возникают «я» и «другой». Одна схватка – два рождения. Поздравляем, эго, у тебя близнецы!
Это эпистемологическое сжатие повторяется онтологически как схватки наших матерей при родах, выталкивающие нас в физическую форму. Процесс сансарических родов снова повторяется в ментальных схватках или цеплянии, которое происходит на протяжении жизни и продолжает от мгновения к мгновению порождать иллюзию вещественной формы, двойственность, «себя» и «другого», саму сансару[104].
Критически важный переход от осознавания чего-то к осознаванию как чему-то происходит тогда, когда вы открываете своё внимание всему полю осознавания, не фиксируясь на его отдельных особенностях. Это достигается тогда, когда вы заменяете свою сжатость расслаблением.
Духовный путь можно рассматривать как постепенное уменьшение слоёв сжатия от грубых к очень тонким. Перестаньте цепляться / сжиматься, и перед вами развернутся откровения. Вы начнёте ощущать присутствие, лежащее в основании всего поля, но никак не затронутое им. Эта открытость является основой вашего бытия, «дном» вашего относительного ума. Возможно, оно также является вашей первой сознательной дегустацией восьмого сознания, фоновым «излучением» двойственного ума. Это прекрасная форма духовного редукционизма. Осознавание звука, осознавание мыслей, осознавание чего бы то ни было (загрязнённое, поскольку по-прежнему двойственное) сводит всё к общему знаменателю самого осознавания.
Это тонкая концепция, на которую можно посмотреть под другим углом. Сбалансированный и открытый покой на объектах осознавания (практика, трансформирующая седьмое сознание) – это трамплин к покою в самом осознавании. Вы осознаёте, что постоянство, которое вы прежде приписывали собственному ощущению «я», на самом деле является постоянством самого осознавания. Опять же, с этим осознаванием вы в конце концов становитесь внимательны к восьмому сознанию, вынося этот бессознательный процесс на свет сознания. Вы с меньшей вероятностью путаете ощущение непрерывности сознания с «я». Вы видите ошибочность ощущения того, будто вы один и тот же человек, продолжающий существовать от мгновения к мгновению, от прошлого к настоящему, от настоящего к будущему. Благодаря медитации на осознавании осознавания вы в конце концов осознаёте, что продолжается само сознание, а не «я», наложенное на это сознание (слепым седьмым сознанием).
Очищаясь таким образом, восьмое сознание трансформируется в зерцалоподобную мудрость. Так называется ум, который, подобно зеркалу, не загрязняется тем, что он отражает или воспринимает. Он видит всё, но остаётся нетронутым. Он пребывает в мире форм, но не принадлежит миру форм. Философ Чжуан-цзы провозгласил: «Совершенный человек использует ум подобно зеркалу: он воспринимает, но не удерживает; он допускает, но не цепляется». Отразите это.
Несмотря на всю утончённость медитации без опоры, есть ещё один, последний, шаг. Медитация открытого осознавания, или осознавание осознавания, – это всё ещё не медитация на уме ясного света, который некоторые учёные называют девятым сознанием. По-прежнему есть очень тонкое чувство двойственности, едва заметное мерцание сознания, которое по определению всегда двойственно. Мудрость же полностью недвойственна.
Медитация открытого осознавания помогает расслабить ум, а значит, может способствовать полному расслаблению в совершенно бесформенном осознавании ума ясного света. Открытое осознавание – это также то, во что вырождаются медитации на уме ясного света. Иными словами, когда медитация на уме ясного света затухает, она превращается в открытое осознавание. Эта последняя тончайшая медитация на уме ясного света будет темой главы 11, в которой мы наконец опустошим сознание.
9. Может быть, это сон?
Продолжая практику, мы видим всё меньше различий между состоянием сновидения и состоянием бодрствования.
Феномены не имеют собственного существования; всё возникает из пустотности и никогда не отделяется от пустотности.
Однако гораздо проще воспринимать это в ночных сновидениях, чем признать собственную пустотность, когда мы смотрим на себя в зеркало.
Сама практика иллюзорной формы очень проста. Однако не позволяйте её простоте скрыть от вас её глубину. Чтобы придать силу практике и оценить её глубину по достоинству, мы должны сделать стоящее за ней воззрение ещё тоньше. Иначе зачем нам заниматься этим? Прояснение нашего понимания иллюзорной формы ведёт к углублению в пустотность, а это не так просто и не так приятно. Прояснение этого воззрения продолжает врезаться в наши любимые предположения, отсекая их, и бросает вызов нашим глубоко укоренившимся убеждениям[105]. Чтобы сделать этот вызов не таким резким, мы продвигаемся крошечными шагами.
Как было сказано в начале нашего путешествия, одно из самых нелицеприятных оскорблений практики иллюзорной формы – это удар по нашему убеждению в том, что прямо сейчас мы бодрствуем, что переживаемое нами в течение дня действительно реально. Чтобы понять, почему это убеждение ошибочно, мы должны очистить определение иллюзорности настолько, чтобы оно бросило вызов нашему пониманию реальности. Иллюзия имеет смысл лишь в сравнении со своей противоположностью, реальностью, так что, работая с первым, мы работаем со вторым.