Продолжив эту линию размышлений, представьте команду людей, которые провели всю свою жизнь под водой на подводной лодке. Они могут настраивать переключатели радара и сонара, чтобы прокладывать путь по своей территории, а затем замечать эффекты этих настроек, чтобы поддерживать движение, однако у них нет непосредственного опыта мира за пределами подводной лодки. Внешние наблюдатели могут говорить о «поведении» подводной лодки, однако с точки зрения команды, которая напоминает нервную систему, её члены просто реагируют на внутренние состояния инструментов, чтобы поддерживать правильный курс.
Спутывание этих двух точек зрения – точки зрения команды и точки зрения внешнего наблюдателя – ведёт к ошибочной идее, будто организм представляет свою среду, тогда как, с его точки зрения, он просто перестраивает свои внутренние состояния, чтобы они оставались слаженными. Матурана и Варела объясняют: «Такие сущности, как пляжи, рифы или поверхности [внешние объекты], реальны лишь для внешнего наблюдателя, но не для подводной лодки или штурмана, выступающего как её компонент»[209]. В другом тексте Варела отмечает: «Мы можем понимать, что мир, в котором мы живём, не является отдельным или далёким. Кроме того, в нём у нас также не остаётся никаких фиксированных точек отсчёта»[210].
В 1991 году Кристин Скарда, философ и теоретик нейронауки, которая вскоре после этого стала буддийской монахиней, выдвинула радикальную идею, ещё больше поставившую под сомнение иллюзию независимости. Скарда работала в Калифорнийском университете в Беркли над классической проблемой того, как мозг устанавливает отношения с независимыми внешними объектами, когда вдруг, по её воспоминаниям: «Всё вывернулось наизнанку, и я увидела, что всё понимала наоборот». Скарда открыла, что её старые способы восприятия обманывали её, создавая иллюзию независимости, и что на самом деле её метод восприятия разрушал изначальное состояние неотъемлемой взаимосвязанности. Скарда осознала, что она и её коллеги-нейроучёные задавали неправильный вопрос.
Настоящий вопрос был не в том, как субъект вступает в отношения с независимыми объектами, которые он затем внутренне представляет в своей системе восприятия. Всё уже находилось в отношениях – не было никаких отдельных объектов. Настоящий вопрос был в том, как у нас вообще появляется переживание отдельных субъектов и объектов, если в реальности нет никаких разрывов между ними. Нет разрывов ни между объектами, ни между субъектом и объектом[211].
Как утверждает коллега Скарды, профессор психологии и когнитивной науки Элеанор Рош, инновационная точка зрения Скарды состоит в том, что «органы чувств принимают целое, а наши нейроны расщепляют его»; и, как подчёркивает Рош, это видение полностью отличается от всего, что прежде выдвигалось в сфере науки[212]. Уолтер Фримен, гигант в области нейробиологии, назвал Скарду первооткрывательницей, утверждая, что её работа показала ему отсутствие необходимости в модели репрезентации, которая к тому же была «запутывающей, сбивающей с толку и создающей завесу неведения. В мозгу нет никаких репрезентаций. Это стало очень важным сдвигом парадигмы»[213].
Однако Скарда столкнулась с ограничениями научного метода. Её недвойственное видение оказалось непроверяемым и неизмеримым. Никакие научные инструменты не могли доказать её радикальную новую парадигму, так что она оказалась в сфере философии и даже духовности. В конце концов прозрения Скарды привели её в буддизм и в продолжительный ретрит. Её жизнь – прекрасный пример того, как слушание и размышление может привести к последнему шагу – медитации.
Сила взглядов Скарды придала ей смелости вступить на путь медитации, поскольку лишь в ней недвойственный проблеск реальности можно взрастить до устойчивого видения. Наука и философия могут указать в этом направлении, однако не приведут вас к этому. Они предлагают воззрение, но не средства движения по пути[214].
Идея внутреннего и внешнего движется к своему краху в науке и духовности. Профессор офтальмологии Томас Б. Кзернер утверждает: «Хотя насыщенные визуальные гобелены вашего окружения кажутся внешними и отдельными от вас, это разноцветное творение вышито полностью внутри вашего мозга». Видный физик Джон Уилер сказал об этом прямо: «Снаружи нет никакой „наружи“».
14. Мои любимые иллюзии
Мы продолжаем поддаваться очарованию попыток определить материю, постоянных попыток поймать её, думая, будто мы поймали её, а затем теряя её. Мы бесконечно соблазняемся материальными творениями своих концептуальных построений. Высшие существа, знающие характеристики всех феноменов и природу всех феноменов, никогда и ничем не соблазняются. Они пребывают в бесконечной игре пустой видимости просветления, не пытаясь ничего ухватить, и не могут быть захвачены.
Наше путешествие вглубь иллюзорной формы поставило под вопрос многие фундаментальные аксиомы – то, что мы принимаем как данность. Принимать что-то как данность значит принимать это как неизменно реальное, и к настоящему моменту вы уже должны знать, что это скользкая дорожка. В этой книге мы напали на крепость «я» и цитадель «другого», ударили по твердыне плотности, устойчивости и независимости, а также обстреляли традиционное двойственное видение реальности. Мы вторглись в святая святых эго. Мы осквернили все представления, которые нельзя осквернять. Это путешествие не для слабонервных.
Практика иллюзорной формы не является сложной интеллектуально, но может быть некомфортной эмоционально. Какая-то часть вас, вероятно, уже ничего и слышать не хочет о пустотности и иллюзии. Эти учения раскрывают человеческую страсть к неведению и потребность эго прятаться в темноте. Намного проще двигаться с потоком конвенциональной реальности, даже если он ведёт вас к обрыву, чем развернуться и поплыть против течения. Однако, признав своё сопротивление, вы можете начать работать с идеей пустотности и в конце концов подружиться с ней.
При столкновении с тщетностью веще-мышления незаменимую поддержку мне оказал юмор. Не нужно принимать вещи так серьёзно. Пока эти учения делали своё дело, разрушая моё видение реальности, я принимал прибежище в смехе и развил чувство юмора висельника. Овеществлённая реальность – это большая шутка с очень несмешной концовкой. (Чтобы превратить «грех» в «смех», достаточно заменить две буквы.) Вы можете думать, будто у вас есть вся информация о реальности, однако, как подчёркивает научный писатель Тор Норретрандерс, «шутки доказывают, что [предоставленная вам] информация не последовательна: в начале шутки слова обозначали противоположность того, что, как казалось, происходит, и был такой контекст, который обнаружил недостаточность или неверность первого контекста». Норретрандерс утверждает, что хорошая шутка «должна быть выстроена сознательно, чтобы позволить своему окончанию привести к внезапной и радикальной смене интерпретации всего, что было сказано до сих пор»[215]. Внезапная и радикальная смена интерпретации всего, что вы знали о жизни (того, что вещи существуют), становится окончанием шутки (сюрприз! это не так!) – пощёчиной, которая вас пробуждает.
Те из нас, кто не понимает глупости простых видимостей, кто по-прежнему спит, продолжают, сами того не ведая, обманывать себя. Это шутка над нами, но мы этого не понимаем. Подобно настоящим лунатикам мы продолжаем наталкиваться на вещи и совершать действия, не зная, почему мы их совершаем или какими могут быть последствия. Когда, блуждая во сне, мы причиняем вред себе и другим, божественная комедия жизни превращается в трагедию.
Для рассечения глупой веры в плотность, устойчивость и независимость может потребоваться научное и духовное разоблачение нескольких других иллюзий. Одна из таких иллюзий – иллюзия настоящего момента. Специальная теория относительности Эйнштейна подкосила традиционные представления о времени. Одно из следствий этой теории в том, что чем быстрее вы движетесь, тем сильнее замедляется время. Когда что-то приближается к скорости света, время буквально замирает. Знаменитый парадокс близнецов – это мысленный эксперимент, выдвигающий предположение о том, что близнецы будут стареть по-разному в зависимости от своей скорости. Если один из близнецов полетит в ракете на очень большой скорости, то вернувшись на Землю, обнаружит, что его сестра постарела сильнее, чем он сам. Они будут переживать время по-разному. Какое же время является реальным? Оба времени в равной степени относительны[216].
Общая теория относительности Эйнштейна объявляет, что гравитация также влияет на время. Часы в сильном гравитационном поле тикают медленнее часов в поле слабой гравитации. Эйнштейн написал другу: «Различие между прошлым, настоящим и будущим – просто иллюзия, пусть и очень стойкая».
Вы можете подумать, что эти наблюдения о времени не имеют отношения к вашей жизни, поскольку связаны с крайне необычными ситуациями. Но посмотрите на то, как мы позволяем времени, пусть и иллюзорному, поймать нас в ловушку в обычной жизни. Исследование иллюзии времени может поставить под сомнение стабильность явлений, которые вы принимаете как должное, аксиом, по которым вы проживаете свою жизнь.
Например, является ли моё «сейчас» таким же, как ваше? Если вы живёте в Непале, а я живу в Денвере, ваши 2 часа ночи – это почти что мои 2 часа дня. Мы находимся в 12 часовых поясах друг от друга. В этом смысле моё сейчас – это не ваше сейчас. Когда вы смотрите на звёзды, вы не видите их такими, какие они есть сейчас. Вы смотрите на мёртвое прошлое. Часто это прошлое закончилось миллиарды лет назад. Ближайшая звезда, наше Солнце, находится от нас на расстоянии 150 млн километров, а значит, что свету, летящему со скоростью 300 тыс. км/с, требуется примерно восемь минут, чтобы добраться до нас. Когда вы смотрите на Солнце, вы видите его не таким, какое оно есть, а таким, каким оно было восемь минут назад. Если бы Солнце вообще исчезло, вы бы узнали об этом лишь через восемь минут. Солнце, которое вы видите, – это не то Солнце, которое есть.