Практика иллюзорной формы стремится к срединному пути между репрезентационизмом и конструктивизмом, к пути, который не овеществляет ни одну из этих крайностей. Согласно этому воззрению, организм и его мир возникают в совместном танце со-творения. Одно не возникает из другого. Ни мир (репрезентационизм), ни организм (конструктивизм) не может быть первичным в процессе со-возникновения. Алан Б. Уоллес пишет:
Похоже, это ставит под сомнение само существование независимо существующей вселенной, состоящей из феноменов, которые мы определили как физические. Наше обычное переживание бодрствования обретает качество, напоминающее сновидение… [Однако] из этого не следует, будто не существует вселенной, независимой от человеческого ума (физической или иной): скорее, из этого следует, как утверждал Кант, что когда мы пытаемся воспринимать и постигать вселенную, мы делаем это, используя чувственные и когнитивные способности человека, которые не предоставляют нам доступа к реальности, существующей независимо от наших способов исследования[284].
Это совозникновение «себя» и «другого» ведёт ко второй проблеме, к которой нужно быть внимательными, когда вы ставите под сомнение свои восприятия: вам нужно поддерживать какую-то матрицу реальности, нечто реальное. Без этого всё скатывается в нигилизм, солипсизм и патологический постмодернизм (происходит регресс к состоянию радикального релятивизма). Без чего-то реального мы не можем говорить об иллюзии. Иллюзия в противоположность чему? Ложная видимость в противоположность чему? С буддийской точки зрения «что-то», или абсолютная природа реальности, – это пустотность[285]. Открытие реальности / пустотности – это сущность нашего пути, а вызов конвенциональным проявлениям – это один из способов идти по пути, возвращаясь к реальности. Указание на ложь может подогреть наш поиск истины.
Представьте, что входите в свой гараж на закате и видите в углу большую свернувшуюся змею. Вы в панике отскакиваете, щёлкаете выключателем, чтобы получше её рассмотреть, и обнаруживаете, что это просто верёвка. Какое облегчение! Змея была иллюзией, а реальностью оказалась верёвка. Проблема была в вашей ошибке – вы приняли верёвку за змею. Дело не в том, что верёвки нет. Вы придумываете змею, а не верёвку (последнее было бы крайностью конструктивизма). Помните, какова изначальная эмоция сансары? Лежащий в самом основании страх, сохраняющий эго. Этот страх, по сути, является результатом того, что вы повсюду «видите змей». Включив свет осознанности, вы можете увидеть, что ваш страх безоснователен. Змеи исчезают.
Концептуальный итог, который может вызвать фрустрацию у создающего концепции эго, в том, что никакого конкретного итога нет. В конечном счёте мы мало что можем сказать о реальности. У нас остаются лишь отрицания, парадоксы, ирония и иногда вообще не остаётся слов. Недвойственность, синонимичная реальности, – это (неутверждающее) отрицание. Отрицаются все концептуальные наложения, делающие реальность невидимой. Однако переживание реальности возможно. И это главное. Кристин Скарда пережила это и поэтому оставила науку и философию, чтобы стабилизировать более глубокую истину в безмолвной медитации. Именно поэтому мы движемся от слушания к размышлению, а затем к медитации.
Однако прямо сейчас наша цель – найти слова для описания более глубоких истин, скрытых за воззрением репрезентационизма, а также посмотреть на то, как нас обманывают наши органы чувств. Цель изучения и практики в том, чтобы устранить ложные воззрения (такие как репрезентационизм / двойственность) в процессе, постепенно раскрывающем вечно присутствующее правильное воззрение (пустотность / недвойственность). Устраните облака – и станет виден свет солнца. Взгляд на «воззрение» с буквальной или визуальной точки зрения может помочь нам увидеть, как нас захватывают в свои ловушки ложные концептуальные воззрения.
Исаак Лидски, постепенно лишившийся своего зрения и открывший новые способы «видеть», пишет:
Ваше переживание зрения неразрывно связано с вашим концептуальным пониманием мира… Зрение задействует ваше знание, ваши воспоминания, мнения, эмоции и внимание ума… То, что вы видите, является сложным концептуальным построением, которое создаёте вы сами, однако вы переживаете его пассивно, как прямую репрезентацию окружающего мира. Вы создаёте и поддерживаете собственную реальность, собственную истину[286].
Ошибка веры в то, будто всё, что вы видите, – просто информация, транслирующаяся из ваших глаз, – это заблуждение сведения восприятия к приёму сигналов. Восприятие – это не приём сигналов. Восприятие – это результат конструирования. Реальность предоставляет нам фрагменты данных, почти что в стиле цифровых технологий, которые мы склеиваем для создания своей версии реальности, производя слияние миганий, о котором мы говорили ранее. Физик Джон Уиллер называет это «нечто из кусочков».
Если бы визуальное восприятие было пассивным приёмом, а не активным конструированием в мозге, можно было бы ожидать, что большинство нервных волокон будут подходить к коре от сетчатки – органа, которым мы «объективно» видим. Однако от сетчатки к визуальной коре идёт лишь 20 % этих волокон. Остальные 80 % подходят из областей мозга, управляющих такими функциями, как память, эмоции и убеждения. «Мы не получаем уже готовый, заранее собранный визуальный мир, – пишет невролог Оливер Сакс. – Нам приходится конструировать собственный визуальный мир настолько хорошо, насколько мы способны»[287]. Учёные называют это теорией восприятия лучшего предположения мозга. «Мозг (или ум) крайне активно создаёт восприятия из едва достаточной информации от органов чувств», – говорит психолог Ричард Грегори, эксперт по зрению, подробно описывающий взаимозависимость восприятия и мышления в своей книге «Глаз и мозг»:
Восприятие не определяется лишь паттернами стимуляции – скорее, это динамичный поиск лучшей интерпретации доступных данных… Чувства не дают нам прямой картины мира – скорее, они предоставляют нам свидетельства для проверки гипотезы, которая лежит перед нами. Действительно, мы могли бы сказать, что восприятие объекта – это и есть гипотеза, предложенная и проверенная сенсорными данными[288].
Вы не видите того, что чувствуете. Вы видите то, что, как вам кажется, вы чувствуете. Вы буквально «разбираетесь в чувствах»[289]. Всё, что вы слышите, вкушаете, осязаете, обоняете и видите, – это предсказание или интерпретация, сгенерированные моделями, которые вы сконструировали в своём уме. Вашему сознанию представляется интерпретация, лучшая догадка из возможных, а не репрезентация. Философ Эммануил Кант выдвинул знаменитое утверждение о том, что вы не видите вещь в себе (das Ding an sich), вы видите вещь такой, какой она предстаёт перед вами (das Ding für uns). Тор Норретрандерс делает более широкое обобщение: «Между тем, чтобы рассматривать переживание как интерпретацию, и тем, чтобы рассматривать всю реальность, которую мы переживаем, как интерпретацию, а не воспроизведение реальности, лежит один небольшой шаг»[290]. Научная писательница Аманда Гефтер выражает схожую идею, используя глубокую догадку из области физики: «Физика – это не механизмы, приводящие в действие мир; физика – это механизмы, стоящие за иллюзией того, будто мир есть»[291].
Ещё один удар по репрезентационизму наносят исследования на котятах, которых с рождения выращивали в окружении, состоявшем из вертикальных полосок. В такой среде они не могли развить способность различать горизонтальные очертания, что в буквальном смысле делало их слепыми к горизонтальным полоскам. В других исследованиях кошки, которым вообще не давали видеть формы в важнейший период развития между четвёртой и шестой неделями жизни, становились полностью слепыми. Эти эксперименты показывают, что одного глаза недостаточно для зрения, а также предполагают, что некоторые детекторы очертаний не присутствуют с рождения, а развиваются благодаря визуальной стимуляции. Вы буквально должны научиться видеть.
Детекторы очертаний не только развиваются в начале жизни, но и приходят в упадок без использования. Это тот случай, когда, не пользуясь чем-то, мы это теряем. Вы можете потерять способность видеть то, что вы когда-то видели.
С другой стороны, люди с врождённой слепотой, которые позже обрели зрение, учатся видеть мир так же, как и зрячие. Ричард Грегори рассказывает историю С. Б., которому пересадили роговицу:
Когда с его глаз только сняли повязки и он уже не был слеп, С. Б. услышал голос хирурга. Он повернулся на голос и увидел лишь пятно. Он осознал, что это, должно быть, лицо, поскольку от него исходил голос, но он не мог увидеть его. Он не увидел мир объектов сразу же, подобно тому как это происходит с нами, когда мы открываем глаза[292].
Грегори пишет, что люди с восстановленным зрением обычно испытывают психологические сложности и иногда предпочитают вернуться в привычную темноту. В этом же духе один доктор, изучивший 66 случаев восстановления зрения у страдавших роговичной слепотой, пришёл к такому выводу: «Чтобы научиться видеть, необходимо преодолеть бесчисленные и необычайные сложности»[293]. «В возвращении зрения слепому с рождения человеку больше работы педагога, чем хирурга»[294]