Да, не многим в это утро удалось завести свое средство передвижения.
А на одном из каналов спутникового ТВ вообще показывали каких-то отмороженных в прямом и переносном смысле американцев из небольшого городка на Аляске. Те крутились возле огромного термометра и радостно жестикулировали. Ага, как же, попали в книгу рекордов Гинесса с самой низкой температурой. Вон и профессор с НТВ опять там о рекордах за последние сто лет талдычит.
– Ну что, совсем хреново? - Вера подошла и посмотрела на оконное стекло, покрытое коркой льда, - пошли на кухню, там теплее.
– Я наверное сейчас в магазин сгоняю, - Павел поднялся с кресла, они могут на долго закрыться.
Выскочив из подъезда, он тут же пожалел, что не купил в сое время перчатки. Металлическая дверная ручка больно обожгла ладонь. Задержи Павел руку на ней подольше, и пришлось бы отскребать пальцы вместе с кожей.
Редкие прохожие семенили по скользким, в кои-то веки не посыпанным оранжевой дрянью, тротуарам. Дворники решили видать, что они ничуть не хуже школьников, которых в такую погоду обычно распускают по домам.
Он тоже прибавил шагу. Пронизывающий ветер забирался под воротник дорогой дубленки.
Надо бы что-то потеплее одеть. А что? Вся старая теплая одежда осталась на дче. Разве что тот тулупчик на антресоли, который они с Верой все собирались выбросить, да так и не выбросили.
Только как он будет выглядеть в этой одежке времен первой мировой?
Где-то на полпути к магазину Павлу было совершенно наплевать, как бы он выглядел, а в предбанник супермаркета, где гудела тепловая завеса, он ввалился не жив не мертв от холода.
– Ух, - Павел растирая онемевшие уши, протолкнулся сквозь толпу граждан, греющихся перед очередным рывком по улице.
В магазине, где он ожидал увидеть толпу народу, запасающуюся на 'черный день', было неожиданно пусто. Работала всего лишь одна касса, а половина торгового зала была не освещена и перегорожена пустыми тележками.
Павел кинул предусмотрительно прихваченный из дому рюкзачок в одну из ячеек и, подхватив тележку, отправился на заготовку провианта.
Обратная дорога далась ему еще тяжелее. Тем более, что он заглянул по пути в аптеку и купил мазь от обморожения.
Гром грянул, а перекрестился пока, похоже, он один. Может, это на него так повлияли параноидальные заклинания Константина Жирвинского - этого очумелого климатолога с REN ТВ?
– Отопление включили! - радостно сообщила ему с порога жена.
– Слава те господи, - Павел кинул на пол рюкзак и принялся дуть на пальцы.
Засыпали под треск отходящих от бетонных стен обоев. Пару раз издалека донеслась тревожная сирена. Толи милицейская, то ли скорой помощи.
На следующий день машин на улице стало еще меньше. Людей было тоже не много, а те кто отважился выбраться на сорока пяти градусный мороз, были одеты в во что-то невообразимое. Например по той стороне семенил мужичек в пушистой женской шубе. А Павел еще своего тулупчика стеснялся!
К вечеру батареи были уже не такими горячими как вчера, а четыре синих цветка на подавали последние признаки жизни.
В эту ночь легли спать втроем, запихнув капризничающего пашку-младшего между собой. Укрылись двумя одеялами и положили тот самый тулуп в ноги. Обогреватель возле тумбочки, похоже, грел только самого себя. Батареи скромно потрескивали у окна и тоже не спешили делиться теплом.
– Как бы не разорвало их, - забеспокоилась Вера.
– При плюсовой не разорвет.
– А ты уверен, что у нас плюсовая?
– Вода вазе из-под цветов не замерзла - значит плюсовая.
По утру, едва Вера высунула руку из-под одеяла, и в нее сразу злобным псом вцепился морозец.
Сзади заворочался и закашлялся Павел-старший.
Тепловентилятор обогревателя молчал.
Электричества не было.
Батареи были холодными.
Газа тоже больше не было.
– Пойду попробую раздобыть походную печку, работающую на бензине, - прохрипел Павел-старший, - видел такие в магазине 'Охотник'.
– Может не надо? До 'Охотника два квартала!
Ничего, дойду потихоньку.
– Телефон возьми.
Павел достал из ящика мобильный.
Телефон был мертв.
– Я быстро, - он одел тулуп, замотал лицо шарфом и, еле натянув перчатки жены, вышел из квартиры.
Нос, даже под шарфом, сразу прихватило морозной прищепкой, глаза заслезились, пальцы в тонких перчатках свело.
Ветер на этот раз не просто стремился забраться под одежду. Он просто валил с ног.
Павел развернулся и, вжав голову в плечи, пошел боком.
Хорошо сейчас еще снега не было. А вот ночью-то, видать, была сильная метель.
Скамейки в соседнем сквере, кусты и брошенные машины превратились в сугробы. Даже пятьдесят девятый трамвай находился в плену у снега, скрипящего под ногами, словно битое стекло. Только рога и торчат.
Идти очень трудно.
Рано он радовался отсутствию снега. Несущаяся с первой космической поземка швыряла колкую снежную пыль в глаза.
До перекрестка дошел на автопилоте. Впереди замаячил зеленый крест аптеки, в которой Павел вчера покупал мазь от обморожения.
Надо было рожу салом натереть, щеки сейчас отвалятся.
Аптека была закрыта. Прикрывая лицо ладонью, он подошел к стеклопластиковой двери.
Оглянулся.
Никого.
Превратившаяся из прозрачной в матовую поверхность на удивление легко уступила треноге передвижного рекламного щита, выдернутого Павлом из ближайшего сугроба.
От неожиданности он не удержался на ногах и завалился вслед за треногой в образовавшуюся брешь.
– Марадерничаем, - услышал Павел из-за спины скрипучий голос, - да ладно, ладно. Не боись. Все мы человеки. Дед с вертикалкой на одном плече и мешком на другом отпихнул его и пролез во вовнутрь.
Павел встал с коленей и, оглянувшись, последовал за ним.
– Только чур все спиртное за мной,- пробубнил старик.
Крепко стянутые уши от шапки-ушанки сжимали его подбородок, и оттого и так скрипучий голос старика, становился совсем уж смешным. Только Павлу было не до смеха. Он развязал тесемки от рюкзака, открыл клапан и принялся сгребать все подряд с заиндевевшей полки с табличкой 'средства от простуды'. За антибиотиками, анальгетиками и жаропонижающим последовали лечебные сборы трав в коробочках, гематоген, витамины и кремы. Последнее сперва показалось лишним, но ничего, дома разберется. Запихав поверх всех трофеев штук десять маленьких баночек с медом, Павел уже было собрался выйти на улицу и оставить деда копошиться между прилавков дальше, но вдруг осмелев, подошел к нему.
– Чего тебе?
– Вы случайно в магазине 'Охотник' сегодня не были? - Павел покосился на двухстволку.
– Случайно я оттуда, а что?
– Да вот бензиновая печка…
– Хе, спохватился. Да там пыжа драного не осталось! Я сегодня вон дробины из рассыпанной коробки по полу собирал, - дед похлопал себя по карману - а ты печка. У нас там и аптеки все расхерачили - потому я и здесь. У вас тут район какой-то интеллигентский, все по домам жмутся. - Старик закашлялся. - Ладно, хорош на морозе трепаться. Мой тебе совет паря: возьми посудину, слей с брошенной тачки бензин, если еще найдешь и жги дома мебель. Лучше в брошенных квартирах насобирай. А вообще из города дергать надо. Я вот ща затарюсь, положу шмотье на самодельные сани и до хаты в Соловичах. Там меня моя старуха дожидается.
– Спасибо, - Павел закинул рюкзак за спину.
– Да. И еще. Оделся бы ты получше что ли. Околеешь. Вон магазинов с одежей полно.
Натянув на себя прямо в 'Фамилии' две лыжные шапочки, в которых он предварительно сделал дырки для глаз, Павел водрузил поверх всего этого здоровую шапку-ушанку. На теплый свитер он надел тонкую просторную дубленку, а прямо на нее натянул дорогой пуховик на гагачьем пуху.
Рюкзак распирало от детских вещей и вещей для Веры.
В соседнем 'Спортмастере' Павел разжился вязанкой из шести пар взрослых и одних детских лыж, тремя горнолыжными очками. Фонарики с батарейками, еле влезли в карманы разбухшего рюкзака, а сверху он еще приторочил рулон с тремя спальными мешками и ковриками к ним. Палатку ему было уже не поднять. Да и врядли пригодится она.
Эх, до дома бы все это дотащить. Вон ветер какой в витрину шибает.
Всю прелесть горнолыжных очков он оценил сразу. Широкие, они прикрывали от ветра сразу пол-лица.
За то время, как он отоваривался, мороз, кажется еще усилился. Ветер, так, усилился точно.
Дойти бы до дома! Дойти бы до дома!
Надо дойти! Там вера, Пашка.
Под дверь от подъезда намело порядочно снега. Видно на улицу из их 'интеллигентского' дома никто не выходил. Сидят и ждут, когда их спасут, мать твою через коромысло!
Открыв дверь Павел втащил тяжеленый рюкзак в прихожую и закашлялся.
Плохо дело. Не хватало ему еще заболеть. Нужно еще столько сделать!
– Вера, Павлик!
– Ой, а мы и не слышали, как ты вошел, из-под груды одеял высунулась нечесанная голова жены, - что это на тебе?
– Очки. Все, хватит бездельничать, - не гнущимися пальцами Павел принялся отвязывать от рюкзака спальники, - принимайте обновки.
– Папа, папа, а мы что, в поход пойдем? - Пашка-младший оседлал скрученные в рулон туристические коврики.
– Пойдем, пойдем, - глава семьи забрал из коридора прислоненную к стенке вязанку лыж и закрыл дверь.
– У-у, а ты ведь щеки отморозил, - Вера коснулась пальцами его лица.
– Ай, - Павел-старший отстранился, - Ничего, сейчас мазью помажу и все заживет, как на собаке.
Услышав знакомое слово, радостно тявкнул Стикс. Подкатившись под ноги толкущимся в прихожей людям, он лишь обозначил интерес к трофеям и, куснув кончик лыжи, потопал прямиком к холодильнику.
– Я смотрю вы даже пса не покормили. Нельзя так раскисать.
– Хо-о-о-лодно, - Вера повисла у него на шее, виновато пряча лицо в складках теплого свитера.
– Нечего, нечего, - Павел-старший взял жену за плечи, - сейчас я схожу за бензином, а вы тут, приоденьтесь и рюкзак разберите, - он полез на антресоль за канистрой, с которой веще в далекой юности ходил за пивом.