– Зачем все это?
– Затем, что активнее надо быть, активнее... Секты тут, как грибы растут, неформалы на улице проходу не дают. А вам все игрушечки... Короче, от тебя потребуется еще несколько выступлений по ящику, на радио, статьи в газетах, в Интернете... Все эти статьи уже, кстати, написаны. От тебя требуется только их личное представление. Короче, с тобой свяжутся...
Миха выдержал паузу после окончания этого разговора, затем произнес:
– Та-ак... Про помощь органов можно забыть...
Борис не ответил. Он залез в холодильник и извлек оттуда недопитую с вечеринки бутылку.
Светка была в ярости. Только что позвонил мэр и поинтересовался, почему это ее, Светкины, материалы, сделанные при его, мэра, морально-материальной поддержке, утекают конкурентам? Что за скандал назревает, кто за ним стоит и как Светка собирается спасать рейтинг?
Светка не знала ответа ни на один из этих вопросов.
Она понимала одно – даже эту неприятную ситуацию надо использовать в своих интересах... Правда, пока непонятно как. На данном этапе совершенно не нужно все это «разоблачение» течений, вокруг которых складывалась определенная информационная среда. («Разоблачение» также входило в редакционные планы, но должно было произойти на завершающем этапе цикла, когда будут подготовлены новые темы.)
Ведь именно благодаря ей, Светке, столько смысла обрели хаотичные движения молодежной мысли. Ее спецы сделали из придурков и банальных растаманов героев и «персон грата» на экране и в обществе.
И если сейчас это лопнет, как мыльный пузырь...
Надо что-то делать... надо что-то делать...
– Але, Тема? Собирай наших. Да, сейчас... Ко мне, ко мне... А, ты уже все понял? Ну, я в тебе никогда не сомневалась... И идеи уже есть? Надеюсь, они дозреют, пока ты дойдешь до моего кабинета...
Светка закурила. Все-таки приятно работать с людьми, которые понимают тебя с полуслова. Единство интересов – это почти полноценная замена дружбы...
На мониторе светилась недописанная «рыба» очередной передачи. Светка выделила текст и щелкнула «Del». Изменилась ситуация, надо менять и «рыбу». То бишь концепцию. Только вот остынем, покурим... Теперь Светка курила не что попало, а дорогие сигареты, что в супермаркете не купишь. И пепел стряхивала не в банку из-под кофе, а в подаренную подчиненными пепельницу. С дорогими привычками трудно расставаться, поэтому рейтинг не должен падать. Идти нужно только вверх, до предела. И пусть этот предел никогда не наступит...
«Ладно, Борис, ладно, больничный я тебе дам, но про академический отпуск и думать забудь... За месяц, я думаю, ты сможешь подлечиться? Вот и отлично. Твои семинары проведет кто-нибудь другой, а ты используй время на завершение диссертации...»
Изобразить из себя больного Борису не составило труда, тем более что последние дни выглядел он неважно, осунулся и был характерно бледен. Завкафедрой же был мужик демократичный, к тому же почитал Бориса за лучшего своего аспиранта. Проблема с освобождением от повседневных дел, таким образом, была решена. У него месяц. Теперь встал новый вопрос: что с этим временем делать?
Возникали варианты: отсидеться дома, переселиться на время к друзьям или свалить из города. На последнее просто не было денег...
М-да... Это просто тупиковая ситуация, типа «вилки» в шахматах: какие неприятности себе выбрать? Реализацию угроз телефонного анонима? Или месть Кардинала?
Идиотская ситуация. Как в дешевом детективе. Самое неприятное – не знаешь, насколько реальна опасность со стороны как одних, так и других... Не понятна и его собственная роль в этой дурацкой интриге...
Впервые Борис чувствовал себя настолько неуютно на улице. Еще болела растянутая нога. Не трудно было заметить постоянную, неумело скрываемую слежку. После случая с избиением, однако, роллеры стали осторожнее... «Ловко Кардинал использует „истребителей“. И ведь „орков“ тоже неспроста он под себя подмял. Хочется надеяться, что не будет натравливать на меня „одноразовых“...
...Подходя к дому, Борис почувствовал неладное. Увидев разбитые стекла в окнах своей квартиры, он даже не удивился. Поднимаясь по лестнице под взглядами недобро лыбящихся «смайлов», Борис чувствовал все возрастающее беспокойство.
И не зря.
Дверь была открыта, если можно так сказать, глядя на грубо развороченный замок и треснувший косяк. Борис вошел вовнутрь. Посреди комнаты он обессиленно сел на пол.
Ветер носил по комнате листы бумаги, какой-то пух, чем-то шуршал возле перевернутого стола. На потолке красовался огромный «смайл» со скорбной антиулыбкой. Покачиваясь, словно в трансе, Борис читал выведенную баллоном на стене надпись:
«ПРЕДАТЕЛЬ. ЗА ЧТО ТЫ ЕГО УБИЛ? УБИЙЦА».
Во дворе маячил милицейский «уазик». Борис в оцепенении смотрел то на него, то на экран мобильника, который, будто присоединяясь ко всеобщему заговору, отказывался связываться с Михой.
«Почему, почему я предатель?! При чем тут „убийца“?» – чуть ли не всхлипывая, бормотал Борис.
Из квартиры следовало убраться, но ужас сковал тело. Кто-то внутри головы истошно и возмущенно орал: «Нет, мля, да что же это такое?! Что я сделал?! Что это за вранье?! При чем тут я?!» Но снова накатывал постыдный и потный страх, и крик возмущенного захлебывался в жалком «пожалуйста!..», «не надо»...
Наконец, Борис решился. Он сунул в карман бесполезный телефон и принялся затыкать разбитые окна. Где-то это удалось сделать картонками, а когда картонки закончились, он просто привязал шторы к батареям, чтобы они не развевались, словно знамена... Надо Ксюху попросить, чтобы завтра пришла, навела какой-никакой порядок... Не дай Бог, родители приедут, увидят все эти художества...
Остается надеяться, что «луноход» под окнами – просто совпадение...
Борис закрыл дверь на второй, чудом уцелевший замок и стал спускаться по лестнице. На площадке между вторым и первым этажами стоял худощавый человек средних лет и свернутой газетой набивал по ноге какой-то ритм. Увидев Бориса, он кинул взгляд на газету и сдержанно улыбнулся ему.
– Неприятности? – поинтересовался человек.
– С чего вы взяли? – пожал плечами Борис и мельком глянул на газету в руках незнакомца. К ней человек прижимал его, Бориса, фотографию.
– Да, так. Есть информация.
– Вы из милиции, что ли?
– Нет, – усмехнулся человек. – Скорее, из прокуратуры... Но с вами я беседую в частном порядке...
– То есть от имени Кардинала?..
– Какого еще Кардинала?.. – удивился незнакомец и попытался поймать взгляд Бориса. Борисов же взгляд выискивал возможности быстро прошмыгнуть мимо незнакомца и дать деру.
– Ах даже так, – равнодушно протянул Борис.
– Уделите мне, пожалуйста, минуту, – попытался упредить его намерения человек. – Ну, куда вы собираетесь бежать? Вы, что же, считаете себя в чем-то виновным?
– Нет, конечно, – пожал плечами Борис.
– Я знаю, что на тебя оказывается давление... Ничего, что я на «ты»? Так вот: тебе действительно необходимо на время скрыться, но одновременно защитить себя от угроз, а для следствия создать доказательства своей невиновности...
– Невиновности в чем?! – почти крикнул Борис.
– В убийстве, – спокойно ответил человек. – Несколько часов назад в больнице умер один из избитых по твоему указанию подростков...
– Я никому ничего не указывал! Я ничего не знаю! – заорал Борис и, обхватив голову руками, сел на ступеньки.
– Я знаю, – сказал человек. – Но этого не знает следствие и общественное мнение. А оно будет не на твоей стороне, поверь мне...
– А почему я должен вам верить? – устало спросил Борис. – А что, если вы тоже всего лишь часть плана этих телефонных подонков?
– Я ничего не собираюсь сейчас доказывать. Я предлагаю помощь.
– А почему вас так волнует моя судьба?
– Твоя судьба меня как раз не волнует. Меня волнуют судьбы многих других людей...
– Вы «моральный партизан»? – догадался Борис.
Человек болезненно поморщился и сказал:
– Я предпочитаю, чтобы нас называли Хранителями этики. Для тебя я просто Следователь...
Линк машинально палил сигарету за сигаретой. Вкуса он не ощущал. Он чувствовал лишь боль в ребрах при каждой затяжке и не проходящий солоноватый привкус во рту.
Рядом, прямо на асфальте сидела Стерва. Она уже перестала с безумным криком биться на тротуаре, и теперь только насквозь мокрый воротник куртки и черные провалы глаз напоминали недавний припадок. Струйки слез оставили на обильной косметике следы, напоминающие разряды молний...
Линк давно подозревал, что у Стервы что-то было с Бананом. Но настоящую женскую истерику видел впервые. Во всяком случае, от Стервы, которую все считали своим пацаном, он никак не ожидал такого.
– Су-ка... Как он мог...
– Кто?
– Эта сволочь, Борис... Я думала – он Мессия, а он... подонок...
– Да, хватит... Успокойся ты...
– Что хватит?! Что ты блеешь-то? Кто его туда привел?! Ты! Ты это сделал!..
– Да чё я, чё я, мля?! Откуда я знал, чё там будет?! Мы просто следить должны были, поняла, мля?! Меня, чё ли, ногами не п...дили? Мне два ребра не сломали с сотрясением, чё ли, я не пойму, мля? Мне, чё ли, Банана не жалко?..
Вместо ответа Стерва вдруг как-то по-детски сжалась и заплакала.
Линк оборвал тираду и, не зная, что говорить дальше, неловко обнял ее за плечи.
– Да, ладно, ты, это... Ну... Это... Ну, не плачь... Ну, давай решим, что будем делать, а?
Стерва вдруг перестала всхлипывать, достала откуда-то носовой платок, вытерла слезы, еще больше размазав тушь, кашлянула в кулак и хрипло сказала:
– Я знаю, что я буду делать.
Миха смотрел на надпись и чесал в затылке: однозначно, придется белить потолок и переклеивать обои. Причем вдвоем с Ксюхой, пока Борис в состоянии остракизма.
Надпись на стене странно мерцала и переливалась. Удивившись, Миха решил, что это свойство краски.