может, и станешь нормальным человеком.
Но ведь в любой момент может возникнуть постоянный канал снабжения зоны через охрану.
И тогда - все. В деньгах я ему отказать не могу, а он все деньги будет тратить известно на что...
Но тут уж все мы бессильны.
Как и были бессильны всегда. Я ведь узнала, что мой сын наркоман, только когда он сел в
тюрьму за грабеж магазина. Позвонили, передали записку: мама, все у меня нормально, попал в «семью», пока выручают, но если ты не будешь помогать, скоро у меня начнутся
ломки, а ломок я не выдержу. И мне еще сказали его друзья, оставшиеся на воле, что там, в
тюрьме, один из них умер во время ломок, сердце не выдержало. Я и обезумела, все продала
из дома, два года снабжала его «черняшкой» через охрану. Пока не встретилась с врачом и он
мне не объяснил, что я своими руками вбиваю сына в могилу. Если уже не вбила.
Господи, до чего же мы все ничего не знаем о той жизни! Ведь и врач - врач-нарколог! - не
знал. Он был поражен, услышав от меня. Оказывается, он думал, что есть только два места, недоступных для наркотиков, где люди могут поневоле излечиться, это тюрьма и монастырь.
Про монастырь не знаю, а о тюрьме я ему рассказала...
Сейчас, вспоминая, я вижу и нахожу объяснение всему. Сын был не по годам развит, в том
числе и физически. И он в двенадцать лет мог оттолкнуть с дороги и меня, и бабушку. Мы не
могли понять, куда он вдруг срывается на ночь глядя. Ни я, ни бабушка не могли его
остановить. Он становился бешеным, просто бешеным. Его буквально разрывало изнутри, казалось, он сейчас взорвется. Мы объясняли это особым темпераментом: отец его покойный
тоже был горячим человеком. А мальчик наш, в двенадцать лет, уже был наркоманом, и
рвался от нас туда, к дозе, к затяжке анаши. Не пусти мы его - он мог бы и убить. И было ведь, было, когда он хватался за нож... А мы просто считали его чересчур впечатлительным, нервным мальчиком, показывали его психиатрам. И психиатры не могли ничего определить, им и в голову не приходило! Что уж о нас говорить, о матери и бабушке, которые даже и не
слышали тогда об этом.
Ни о чем не догадались мы и тогда, когда из дома стали пропадать вещи. Он нам говорил, что
проигрался в карты. Он действительно играл. Когда выигрывал, когда проигрывал. А потом и
вовсе ушел из дома, стал комнату снимать с какой-то девушкой, это в шестнадцать-то лет. А
потом - тюрьма и суд...
Когда он выйдет, ему будет двадцать три года. Выйдет он наверняка туберкулезником - за два
года следствия заразился в камере, где сто человек скопом на головах друг у друга сидели. На
зоне, само собой, все сплошь туберкулезники. Но в его годы еще можно вылечиться. Я в
письмах пишу, на свиданиях говорю ему: можно вылечиться, если не станешь законченным
наркоманом. Я была в туберкулезных лечебницах, и мне там сказали: наркоманов они не
лечат, не хотят тратить сил и времени, потому что бесполезно. Сколько раз я ему говорила: неужели ты не боишься умереть в тридцать лет? Неужели тебе не страшно? Посмотри вокруг, сколько твоих ровесников уже на том свете, сколько их уже не люди, а калеки.
А он - не слышит. Он просто меня не слышит. И я думаю иногда: наверно, там что-то
происходит с мозгами, что-то ломается в мыслительном процессе. Мой начитанный, с острым
умом сын не понимает очевидных вещей. Не воспринимает. Не слышит. Получается, их
ничем уже не проймешь? Получается, напугать можно только тех, кто еще не попробовал?
А к этим - уже не достучаться. Я ведь вижу, что за люди сидят в зоне. И спрашиваю у своего
ребенка: что общего у тебя, мальчика из интеллигентной семьи, с этими? Ну скажи, скажи, о
чем ты с ними разговариваешь? Что у вас общего?
А он смеется: есть общие темы! И я с ужасом понимаю: это со мной ему говорить не о чем, а с
ними - есть! Иногда кажется, что он даже не почувствовал особого перелома в жизни: он и
здесь, на воле, жил среди них - и там оказался среди своих. Просто вокруг колючая
проволока...
Только тело, только тело осталось от моего сына. Когда он пальчик порезал и с плачем бежал
ко мне - я думала, что у меня сердце разорвется. И вижу только его, плачущего... А душа его
уже ушла от меня - это душа не то инопланетянина, не то... Он ведь не видит, не слышит и
ничего, ничего не чувствует. Ему все равно, в каком я состоянии, я уже почти ослепла, я в
четырех издательствах корректуры беру, чтобы заработать деньги на поездки к нему, на
продуктовые посылки и передачи. Иначе он станет доходягой в двадцать три года... Я ни на
что не жалуюсь, я все сделаю, чтобы его сохранить, об этом даже и говорить не надо, ничего у
меня на свете нет и не будет, кроме него. Но я прекрасно понимаю: он ничего не видит. Для
него не существует ни моего горя, ни моего унижения этой жизнью. Быть может, он осознает
это только тогда, когда его сын - если у него когда-нибудь будет сын - если его сын причинит
ему столько горя и слез, сколько причинил он мне. Но тут же в ужасе спохватываюсь:
«Господи, господи, прости меня за такие мысли...»
Недавно Ольга позвонила и стал извиняться. За то, что "ввела всех в
заблуждение". В общем, зона эта никакое не исключение, и наркотики по ней ходят, как и
везде. Как на базаре. Просто сын (молодец!) ничего ей не говорил, чтобы не
расстраивалась. А она случайно, от других, узнала. И тотчас позвонила мне, чтобы в
следующее издание книги внести поправку. Что я и делаю.
Минное поле
Как-то давно, еще до первого выхода книги, на телевидении готовилась передача с моим
участием. Я принес редакторше, молодой милой женщине Марине, несколько газет с главами
из книги, со статьями и интервью.
На следующий день Марина встретила меня с перевернутым лицом:
- Так, выходит, мы живем на минном поле!
Она дала почитать эти газеты своему пятнадцатилетнему сыну. А тот отреагировал
совершенно неожиданно: сказал, что слышал о вещах пострашнее, потому что многие его
знакомые и курят, и колются.
- Выходит, мой сын ходит по минному полю! - ужасалась Марина. - Мы все находимся на
минном поле!
И слова очень точные, и, самое главное, ситуация самая что ни на есть типичная. Жил-жил
человек, ничего не ведая, думая, что наркотики и наркоманы - это где-то и с кем-то. И вдруг
осознал, что беда все эти годы ходила и ходит рядом. Рядом с сыном...
Это ведь как радиация. Ни вкуса, ни запаха, не слышно ее и не видно. Трудно сразу осознать...
А - надо. Усвоить навсегда - каждый раз, выходя за порог дома, ваш сын и дочь ступают на
минное поле. И единственный способ не взорваться - знать , не дать себя обмануть, быть
готовым к отпору.
Наверно, я уже писал об этом. Но не грех и повторить. Для мальчишек и девчонок дворовая
компания - это их мир, их социальная ниша, среда. Вольно или невольно, но они живут по
законам этого мира. И четырнадцатилетнему или семнадцатилетнему человеку очень трудно
противостоять общему мнению, террору среды. Если считается, что курить и колоться - «это
круто», то нужно иметь гигантские силы, необыкновенную самостоятельность мышления и
крепость духа, чтобы противопоставить себя подростковой среде.
А силы дает - только знание. Ведь никакой мальчишка не полезет в яму с дерьмом. Потому
что знает, как и чем будет пахнуть.
Любая девчонка задумается, если будет знать, что ей придется ежедневно за дозу делать
минет каждому грязному подонку на рынке, в подвале или на чердаке.
Не знают. Потому и расхаживают беспечно по минному полю. До первого подрыва. А потом
уже - поздно.
Как узнать, что ваш ребенок
употребляет наркотики?
Это самый актуальный вопрос, возникающий у встревоженных родителей. Ведь распознать
причастность к наркотикам на ранней стадии - значит остановить болезнь в самом зародыше.
Специалистами-наркологами выделены характерные признаки, по которым можно
распознать подростка, употребляющего наркотики. Это:
- Состояние возбуждения или вялости, заторможенности.
- Речь быстрая, смазанная, непонятная.
- Как бы застывшее лицо или, наоборот, чрезмерное оживление мимики.
- Резкие смены настроения, вспышки враждебности, раздражительности без всякой причины.
- Бессонница, быстрая утомляемость, резко сменяемая энергичностью.
- Бледный цвет лица, круги под глазами, может быть покраснение лица, сальный налет.
- Отсутствие аппетита или, наоборот, вспышки прожорливости.
- Чрезмерно суженные или расширенные зрачки.
- Равнодушие, утрата интереса к прежним увлечениям и прежним друзьям…
Добавлю: если увидите у сына или дочери папиросы вообще или тем более папиросы в пачке
из-под сигарет - можете уже не гадать. Ваш ребенок курит марихуану. Папиросы, гильзы
папиросные, легко набивать травкой.
И еще есть один существенный момент. У подростка, который начал употреблять наркотики, часто появляется в поведении легкая высокомерная снисходительность ко всем и ко всему. В
том числе и к родителям. Мол, он знает нечто такое, о чем вы и ведать не ведаете… Этакая
улыбочка внутреннего превосходства, поведение человека, причастного, приобщенного к
неким высшим тайнам…
Но с этим будьте осторожны. Вполне возможно, что ваш сын так ведет себя оттого, что
впервые поцеловал девушку. И думает, естественно, что такого чуда в жизни больше никто не
изведал и не знает…
В любом случае, прежде чем начинать чрезвычайно сложный разговор с сыном или дочерью -
сходите к наркологу, к психологу, посоветуйтесь, как приступить к разговору… Речь-то идет о