— Не волнуйтесь, я сам о себе позабочусь, — сказал Фил Реч. — Вам ничего не придется делать, кроме теста.
Прибыл полицейский аэрокар, из кабины выпрыгнули двое полицейских и немедленно проложили себе путь через скопление людей. Один из них узнал Декарда и кивнул ему. «Значит, теперь мы можем уйти. Наше дело сделано», — вдруг понял Рик.
Когда они шли к зданию Оперы, на крыше которого стоял кар Реча, тот сказал:
— Я отдам вам свой лазер, чтобы вас не беспокоила моя реакция и степень вашей личной безопасности.
Он протянул Рику свое оружие, и Рик взвесил его на ладони.
— А как же вы покончите с собой без лазера? — поинтересовался Рик. — Если не пройдете тест?
— Я задержу дыхание.
— Боже праведный! Это невозможно.
— В нервной системе андроидов есть автоматическое устройство для остановки дыхания, — сказал Реч, — в отличие от людей. Разве вас этому не учили? Меня научили этому много лет назад.
— Но умереть таким образом… — запротестовал Рик.
— Это не больно. А что тут такого?
— Это… — Рик пошевелил пальцами, силясь найти нужные слова.
— Я не думаю, что придется это делать, — сказал Реч.
Они поднялись на крышу и сели в машину. Закрывая дверцу, Реч сказал:
— Я хотел бы, чтобы вы провели тест именно по Бонелли.
— Я не могу — я не знаю, как считывать показания.
«Ведь мне пришлось бы полагаться на его интерпретацию показаний приборов, — вдруг подумал Рик, — а это отпадает».
— Но вы скажете мне правду, хорошо? — спросил Реч. — Если я андроид, вы ведь скажете мне это, да?
— Конечно.
— Я должен твердо знать это. Я хочу знать это.
Фил Реч снова зажег свою сигару, устраиваясь поудобнее. Это ему явно не удавалось.
— Вам понравилась та картина, которую смотрела Люба Люфт? — спросил он Рика. — Мне не очень. Я не люблю реализма, я предпочитаю Пикассо.
— «Зрелость» датируется 1892 годом, — коротко ответил Рик. — Тогда ничего, кроме реализма, не существовало.
— Но та, вторая, где человек зажимает уши и кричит, не слишком типична для реализма.
Открыв чемоданчик, Рик вынул приборы для теста.
— Тонкая работа, — заметил Реч. Он наблюдал за сборкой аппарата. — Сколько вопросов нужно задать, чтобы знать точный ответ?
— Шесть-семь.
Он протянул Речу диск-сетку датчиков с липкой поверхностью.
— Приложите к щеке. Теперь свет… — Он нацелил луч. — Он сфокусирован на вашем зрачке. Не шевелитесь, старайтесь, чтобы глаз был как можно более неподвижен.
— Флуктуация рефлекса, — определил Реч. — Но стимул не имеет физической природы. Это всего лишь вопрос. То, что мы называем реакцией на вздрагивание.
— Думаете, вы сможете ею управлять?
— Нет, только не начальной амплитудой. Это не поддается контролю. Если бы не… — Он замолчал. — Начинайте, пожалуйста. Я волнуюсь и поэтому слишком много болтаю.
— Можете говорить сколько угодно.
«Говори, говори всю дорогу к могиле, — подумал Рик. — Если тебе это нравится». Рику было все равно.
— Если тест покажет, что я андроид, — пробормотал Реч, — то ваша вера в человека будет возрождена, но, поскольку такого результата не предполагается, советую вам начать формулировать идеологический принцип, внутри которого я буду…
— Первый вопрос, — сказал Декард.
Все было готово, и стрелки на шкалах подрагивали.
— Главное — время реакции, поэтому постарайтесь отвечать как можно быстрее.
По памяти он прочитал первый вопрос, и тест начался.
Когда тест был закончен, Рик некоторое время сидел в молчании, а потом начал собирать приборы, укладывая их в чемодан.
— Ответ я уже знаю по вашему выражению лица, — сказал Реч. Он вздохнул с облегчением. — Ладно, можете отдать мне мой лазер.
Он стоял, протянув руку.
— По-видимому, вы правы насчет мотивов Гарланда, — признал Рик. — Он хотел посеять между нами вражду и поэтому солгал.
Он чувствовал себя физически и морально усталым.
— Вы уже сформулировали какие-то соответствующие принципы, — поинтересовался Реч, — которые объясняли бы мое существование как части человеческого рода?
— В вашей эмпатической способности, — сказал Рик, — должен быть какой-то дефект. Дефект, который не регистрируется нашим тестом, — ваши чувства по отношению к андроидам.
— Естественно, этот параметр не испытывается.
— Я думаю, его следовало бы ввести.
Раньше это не приходило Рику в голову. Он не ощущал никакого сочувствия к уничтожаемым андроидам. Он всегда был убежден, что андроиды — это всего лишь умные машины, но в сравнении с Филом Речем чувствовалась заметная разница. Инстинктивно Декард ощущал его правоту. «Сопереживание относительно искусственной структуры, которая только делает вид, что живет? — спросил он себя. — Но Люба Люфт казалась живой. Симуляцией здесь и не пахло».
— Но вы сознаете, — тихо сказал Фил, — что произойдет, когда вы включите андроидов в ваш спектр эмпатической способности наравне с животными?
— Мы не сможем защищаться.
— Совершенно верно. Этот новый тип, «Узел-6», — они затопят и раздавят нас. Между ними и человечеством стоим мы: вы и я — агенты по борьбе с андроидами. Мы — барьер, который сохраняет разницу видимой и четкой. Тем более… — Он замолчал, заметив, что Рик снова начал расставлять приборы. — Я думал, тест уже кончился.
— Я хочу задать вопрос самому себе, — сказал Рик, — и я хочу, чтобы вы сказали мне показания стрелок. Я сам вычислю результаты, только скажите мне показания.
Он приклеил к щеке диск и настроил излучатель света.
— Вы готовы? Следите за циферблатами. Временной интервал значения не имеет, только величина отклонения стрелки.
— Конечно, Рик, — с готовностью сказал Реч.
Рик громко сказал:
— Я спускаюсь в лифте вместе с пойманным андроидом, и кто-то посторонний убивает его без предупреждения.
— Никакой особой реакции, — сообщил Реч.
— Что показали стрелки?
— Левая — 2,8, правая — 3,3.
— Андроид — женщина, — сказал Рик.
— Теперь 4,0 и 6,0 соответственно.
— Довольно много, — сказал Рик, снимая со щеки диск и отклеивая его. Он выключил световой карандаш. — Это — эмпатическая реакция. Такие результаты во многих случаях показывает испытуемый человек, кроме самых экстремальных, тех, которые касаются использования человеческой кожи для обивки и так далее, чисто патологических вопросов.
— И что из этого следует?
— Что я способен сопереживать, по крайней мере, с некоторыми андроидами. Не со всеми, но с одним-двумя могу.
«Например, с Любой Люфт, — сказал он себе. — Значит, я ошибался. В реакции Фила Реча нет ничего нечеловеческого. Нестандартна моя реакция.
Интересно, кто-нибудь из людей ощущал что-то подобное по отношению к андроидам? Конечно, на моей работе это может и не сказаться, это может быть просто аномалией, чем-то минутным, связанным с моими чувствами относительно «Волшебной флейты» и голоса Любы, вообще оперы. Конечно, раньше я ничего подобного не испытывал ни по отношению к Полокову, ни к Гарланду. Если бы Фил Реч оказался андроидом, я убил бы его без особых затруднений, особенно после смерти Любы. Вот и все, что касается различия между истинными людьми и человекоподобными, движущимися конструкциями. В лифте и музее я спускался вместе с двумя существами — человеком и андроидом, и чувства мои были определенно противоположны естественно ожидаемым, тем, к которым я привык, которые я должен был бы испытывать».
— Ты в беде, Декард, — тихо сказал Реч.
Казалось, это его забавляло.
— Что я должен сделать? — спросил Рик.
— Секс, — сказал Реч. — В этом все дело.
— Секс?
— Да, половая любовь. Она, или оно, была привлекательна для тебя. С тобой этого никогда не было? — Фил рассмеялся. — Нас учили, что это проблема номер один при борьбе с анди. Разве ты не знаешь, Декард, что колонисты имеют даже любовниц-андроидов?
— Это незаконно, — сказал Рик.
— Конечно, это запрещено законом. Но закон запрещает и большинство извращений, но тем не менее люди ими занимаются.
— Но если это не секс, а любовь?
— Любовь — второе название секса.
— Любовь к Родине? К музыке?
— Если это любовь к женщине, это неотделимо от секса, так что это то же самое. К женщине или ее имитации. Проснись и посмотри в лицо действительности, Декард. Ты хотел лечь в постель с женщиной-андроидом — ни больше ни меньше. Когда-то я тоже испытал подобное, когда только начал заниматься охотой. Не позволяй себе расслабляться, и это пройдет. Все дело в том, что была нарушена обычная последовательность событий. Ты убил ее — и почувствовал влечение. Надо делать наоборот.
Рик пристально посмотрел на него.
— Сначала лечь в постель, а потом…
— А потом убить ее, — отрезал Реч. На губах у него играла жуткая улыбка.
«Ты хороший охотник, Реч, — подумал Рик, — и твое отношение к ним показывает это. Ну, а я?»
Внезапно, первый раз в жизни, он почувствовал сомнение.
Тринадцать
Словно по дуге из чистейшего огня Исидор мчался в небесах после трудового дня. «Не ушла ли она из квартиры? — думал он. — Все ли по-прежнему она в этой старой, замусоренной квартире и смотрит Бастера Джруби и вздрагивает от страха каждый раз, когда ей мерещится, что кто-то ходит по коридору?»
Он уже успел остановиться по дороге у бакалейного магазина, где был «черный рынок». На сиденье у него лежали такие деликатесы, как банка соевого творога, спелые персики, мягкий сыр, зрелый и отвратительно пахнущий. Все это двигалось, когда он разгонялся или тормозил.
Сегодня он чувствовал волнение и поэтому вел машину рывками. Весь его кар сотрясался и фыркал. «Проклятье!» — думал он.
По кабине распространялся запах персиков и сыра и приятно щекотал ноздри. Все эти редкости, на которые он угрохал двухнедельную зарплату, взятую авансом у мистера Слоута, дополнялись спрятанной под сиденьем бутылкой «Шабли». Это была величайшая редкость. Он держал ее в сейфе в «Бэнк оф Америка», не желая продавать, сколько ему ни предлагали, на случай, если в его жизни в последний момент появится девушка. Это сейчас и произошло.