я назад вернулся, я этого не знал. Спросил его: «Может, приехать к тебе – сейчас или завтра?» – «Нет, нет, все у меня есть, дочки, внуки все время возле меня». Катя, старшая дочка, которая была в это время у него, взяла трубку – она была спокойна, сказала уверенно: через несколько дней папа окрепнет, приезжайте. Я и подумать не мог, что через несколько дней поеду прощаться.
Как-то я повел его обедать в кошерный ресторан в синагоге на Большой Бронной, ему понравились кухня, обхождение, и мы стали туда изредка захаживать. С месяц назад он позвонил, сказал: «Слушай, что-то мы давно не были в синагоге…» Договорились: вот малость потеплеет, чтоб можно было на свежем воздухе, на крыше пообедать, и обязательно пойдем.
После смерти Олега Ефремова последние почти двадцать лет у меня не было человека ближе по духу, по ощущению происходящего на этом белом свете. Встречались нечасто, но по телефону говорили временами почти каждый день.
Его оценки людей и ситуаций, аналитические основания, из которых исходили его жесткие нелицеприятные выводы, касающиеся российской политики последних лет, свидетельствовали о высочайшем интеллекте, о подлинной мудрости. Он смотрел в корень и видел, что корень гниет.
Жалко, очень жалко, что он ушел. Отсутствие его голоса, его мысли, его тревоги, его открытости, смелости – поистине невосполнимая потеря для России.
А мы, кто его близко знал, кому он дарил свою дружбу, мы потеряли родного человека, которого будем помнить, вспоминать, у которого будем учиться жить, пока живы.
7 августа
Хиросиме 72 года! За эти годы опасность атомной войны выросла не в семьдесят два раза, в семьдесят две тысячи раз.
Люди, я вас презираю! И себя в том числе. И пишу это безо всякой надежды, что вы очнетесь, что что-то с вами произойдет, что вы восстанете против смерти, которая нависла над вами, над вашими детьми! Не верю я в это! Будет, будет атомная война, вы ничего не сделаете, чтобы ее не было! Не сделаете!
Вы не способны!
Мы не способны!
2018
24 марта
Наедине со всеми
Я всегда ощущаю себя в одном шаге от страшной беды – я всегда внутренне приспособлен к тому, чтобы снова стать таким, каким был тогда, в фашистском гетто. Это непреодолимая, неистребимая, жуткая готовность: если придется, я очень быстро снова привыкну и поведу себя смиренно – эта готовность образовалась в каком-то мерзком уголке души, по-видимому, восемьдесят пять лет назад, тогда, там, в Бершади. Я иногда даже хочу этого, – чтобы не питать никаких иллюзий относительно того, что я собой представляю, что представляют собой люди.
Я прежде никогда в этом не признавался даже самым близким. Но в какой-то момент я понял, что обязан об этом честно написать – чтобы было до конца ясно, что люди могут сделать с людьми. Я никого и ничего не боюсь, но в то же время я готов смиренно снова стать рабом. Это не трусость, это жуткий опыт, полученный в детстве, когда душа мальчишки ничего не понимала, ничего не различала. В меня внедрился инстинкт раба. Я могу с уверенностью заявить: Чехов ошибался – раба по капле из души не выдавить.
Я не могу забыть, какими люди могут стать – как они могут по-скотски обращаться с другими и как смиренно могут терпеть скотское обращение с собой. Это трудно все время помнить – но забывать об этом очень опасно. Человек при определенных условиях способен озвереть. У меня язык не поворачивается сказать, но я обязан сказать: каждый человек. Скажу чуть мягче – почти каждый. Мы обязаны знать, при каких условиях это с нами может произойти, и делать все необходимое для того, чтобы такие условия не могли наступить.
Что это за условия?
Это вседозволенность одних по отношению к другим. Когда одни люди считают себя вправе делать с другими людьми все что угодно. Это уже начинает происходить, это уже происходит в России. Только что, несколько дней назад, произошло тяжелое, повергшее меня в отчаяние событие: власти предложили рядовым гражданам патриотическую игру – придумывать красивые, запоминающиеся названия новым смертоносным ракетам, и тысячи наших соотечественников с энтузиазмом, весело, радостно приняли участие в этой игре, вовлекая в нее даже малолетних детей.
Мы слишком далеко зашли в этих играх.
Боюсь, их уже не остановить
19 августа
Человек не должен стремиться быть полностью понятным себе и другим. Некоторая загадочность, неожиданность реакций, поступков делает человека забавным, интересным, привлекательным – при условии, что это не игра, а естественные проявления личности.
22 октября
У нас, вместо того чтобы любить свое дело, свою работу, любят Родину.
У нас, вместо того чтобы по-настоящему, озабоченно любить свою семью, своих родителей, своих детей, любят Родину.
У нас, вместо того чтобы трезво, критически относиться к деятельности руководства – от бригадира до президента, любят Родину.
У нас, вместо того чтобы уважать, любить мудрость, глубокий ум, талант, любят Родину.
У нас, вместо того чтобы испытывать благоговение перед жизнью каждого человека, любят Родину.
В результате наша любимая Родина, Россия, бог знает уже сколько времени не может вырваться из отсталости, из бедности, из жестокости. «Жизнь – копейка» – беспощадный приговор русского языка, русской речи нашему способу, нашим навыкам любить Родину.
7 октября
В те дни, 25 лет назад, я отчетливо ощущал, что из Белого дома к власти рвется мрачная, черная сила. К тому же, будучи евреем, я не мог не почувствовать, не увидеть антисемитский заряд этой силы. Поэтому, выбирая из двух зол меньшее, а другого выбора не было, я был на стороне президента. Я и сегодня не вижу оснований для того, чтобы отречься от моих чувств и моего выбора 25-летней давности.
Конечно, некоторые негативные последствия разгона Верховного Совета дают себя сегодня знать. Прежде всего это связано с неуравновешенным разделением властей, установленным Конституцией девяносто третьего года. Парламенту, призванному согласовывать интересы разных сословий общества, явно недостает полномочий для реализации этой фундаментальной задачи. Судьба человека, судьба народа в России все еще почти целиком зависит от особенностей личности первого лица государства. Однако я не думаю, что, если бы 25 лет назад победили Хасбулатов и Руцкой, мы имели бы сегодня более полноценную демократию.
Могу добавить следующее: я полностью согласен с Игорем Клямкиным, который несколько дней назад написал, что на какой бы стороне того октябрьского конфликта не встать, надо иметь в виду, что выбор тогда шел не между демократией и диктатурой, а между двумя не слишком уж различающимися диктатурами. Это, конечно, делает затянувшееся выяснение того, кто тогда был прав, кто виноват несколько глуповатым. Серьезным для меня остается только одно: скорбь по погибшим, независимо от того, на какой стороне они были.
6 ноября
Царь старости
Мне приснился странно-страшно-нелепый сон: я – царь старости.
Старики и старухи всех времен и народов объединились в отдельную страну и посадили меня царем.
Меня окружают старухи-помощницы, старики-охранники, я встречаюсь с президентами разных планет, я веду переговоры о положении стариков на просторах Вселенной.
Я требую гарантии, не совсем ясно, какие именно, но что-то очень важное для пожилых людей.
Я первый в истории Вселенной король старости!
Вдруг все усложняется, мрачнеет.
Оказывается, на Земле остались жить только старики, новые люди не рождаются, доживают последние поколения, моложе семидесяти уже нет никого.
Старые женщины, старые мужчины, молодые только на фотографиях, на дисках, в старых фильмах.
Тоска вокруг невероятная. Люди молятся Богу с утра до ночи, но не знают, что просить.
Я начальник последних людей на Земле.
Я обманываю моих подданных, обещаю: скоро появятся молодые, переселенцы из других планет, с правителями которых я веду секретные переговоры, без свидетелей, только ночью.
Старики жаждут утешения, надежды, я им потворствую, мне верят, я сам начинаю верить в мои выдумки, это усиливает правдоподобие моих отчетов о ходе переговоров, которые я докладываю каждое утро.
Старики ждут: вот-вот прилетят тысячи молодых мужчин и женщин.
Новая информация: многие молодые мужчины там, где они сейчас проживают, специально поженились, девушки забеременели, а рожать будут здесь. Так что скоро по нашим пустым улицам будет гулять много женщин с большими животами.
Я неистощим, моя афера обрастает невероятными подробностями, старики готовы поверить во что угодно, лишь бы не потерять надежду. Надежда дороже правды.
Последнее мое сообщение: там, на тех планетах, откуда к нам прилетят молодые люди, оказывается, разработаны такие пилюли, если их принимать перед соитием, обязательно будет двойня или даже тройня. Все молодые женщины, которые к нам прилетят, принимали эти чудодейственные пилюли, они приедут к нам с огромными животами.
Теперь нам есть о чем просить Бога: Господи, пусть они долетят здоровыми, невредимыми, чтобы все роды прошли удачно, чтобы детишки родились здоровенькими, чтобы женщины снова забеременели… а мы Тебе обещаем, Господи, что будем помогать молодым матерям – и по хозяйству, и нянчить, и во всем, что только потребуется…
По ночам я плачу, слез моих никто не видит, плачу в полном одиночестве, мне страшно подумать, что меня ждет, когда мой обман будет обнаружен.
И вот наступает утро, за дверью моего жилища толпа стариков ждет моего выхода, они ждут очередные обнадеживающие новости о последних моих ночных переговорах. А я не могу выйти, я не могу больше ни врать, ни признаться, что до сих пор врал. Я ничего не могу. Я схожу с ума.
И, почувствовав облегчение, радость оттого, что теряю рассудок, я начинаю петь, плясать, благодарю Бога, наславшего на меня спасительное сумасшествие.