Распахиваю дверь, толпа стариков меня радостно приветствует, все пляшут, поют.
Десятки рук держат огромный щит, на котором нарисована молодая женщина с огромным животом.
Я просыпаюсь счастливый!
2 декабря
Старички, не гадайте о будущем. А вдруг без нас, после нас будет не так, как при нас и до нас. Наши внуки молниеносно что-то ощутят, поймут и начнут по-другому – не так, как мы, не потому, почему мы. Само «почему» испарится – ответы будут являться раньше вопросов. В мире уже накопилось и грядет столько глубочайших перемен, что вдруг я почуял, мне привиделась гибель нашей исконной повторяемости – рабское отпадет, отвалится в силу полной исчерпанности какой бы то ни было пользы кому бы то ни было. У новых поколений будет другая жизнь, новые заботы выдуют привычные чувства, новые опасности заставят искать другие защиты. В короткие сроки люди освободятся от ложных уверенностей. Возобладает планетарный патриотизм. Я отдаю себе отчет в недостаточной обоснованности моего порыва, возможно, я просто устал от собственных дурных предсказаний. Но в одном я убежден: избавление придет не с той стороны, с которой мы ожидаем. Зреют новые мысли, новые выводы, новые словосочетания.
19 декабря
Некоторые соображения перед Новым годом
Народ нынче не безмолвствует, а поддерживает возврат к диктатуре, взывает к такому возврату – к унизительному положению человека в обществе. Все дело в том, что многие при советской власти не ощущали этой унизительности.
Когда-то давно, когда я работал на строительстве нефтезавода в Киришах (Ленинградская область), мне говорил один прораб: «Ты не понимаешь, что люди у нас, помня о своей лени, помня о своем пьянстве и прочем в этом роде, сами хотят иметь над собой строгого начальника. Потому что иначе вообще работать перестанут, и Россия погибнет. Мы относимся к себе критически. Понимаем свою сущность, свои неисправимые привычки и пороки, знаем, что без строгого вождя, без страха у нас все остановится и разрушится. Это признак стихийной, но высокой осознанности нашим народом своего подлинного положения, это трезвое критическое отношение к себе, это вывод из признания правды».
Эти слова тогда, в мои тридцать тогдашних лет, произвели на меня определенное впечатление.
2019
19 февраля
К 100-летию Александра Володина
Это было в тот вечер, когда МХАТ праздновал 100-летие. Я приехал в театр на полчаса раньше, должен был с кем-то встретиться. Захожу в литературную часть, а там скромно, сомкнув коленки, сидит худой, седой, как белая бумага, Саша Володин. Я очень обрадовался, мы не виделись года три-четыре, а поскольку я уже успел в другом кабинете принять две стопки водки, предложил немедленно, пока не началось торжество, отметить встречу. «Нет, нет, не могу. Олег два раза звонил в Питер, чтоб я приехал, просил сказать несколько слов, а я еще не знаю, что буду говорить». Тут нас позвали, повели на сцену, там для авторов МХАТа был специальный столик. Принесли водку, пирожки. Я наблюдал за Володиным – он волновался, собирался мыслями, на приветствия отвечал скупыми формальными кивками.
На авансцене послышался голос Ефремова, раздались аплодисменты, началось торжество. А за нашим столиком, впрочем не только за нашим, уже звучали тосты, звенели бокалы, уплетались пироги. Володин чокался и ставил свою полную рюмку на стол. Не вступал в разговоры, ждал, когда его позовут. Прошел час, полтора. Саша не выпивал, сидел несколько отчужденно, в напряжении. Ждал.
А о нем забыли. Только спустя два часа кто-то из помощников Ефремова мимоходом не то спросил, не то сообщил: «Драматурги, ничего, если мы вас не выпустим? Видите, как все затягивается». Саша на секундочку сник, его кольнула небрежность. Но тут же скинул с себя эту, как оказалось, пустую заботу, напрасное напряжение, оживился, повеселел… Выпил одну рюмку, другую, все ему объяснялись в любви, он отвечал тем же. К нему подходили от соседних столиков артистки, обнимали, целовали. Инцидент был исчерпан, забыт.
А я навсегда запомнил поразившее меня его чувство ответственности, даже долга, по, казалось бы, не бог весть какому случаю. «Я обещал» в его устах звучало как «я поклялся, я дал клятву». Вот за эту его естественную обязательность, за эту зависимость свободного одаренного человека от своей неизбывной чуткости, порядочности, за это изящество личности я любил, люблю Сашу Володина и буду помнить его, пока буду жив.
21 марта
Памяти Марлена Хуциева
Было несколько лет, когда мы были особенно близки с Марленом: во время перестройки, на переходе от Горбачева к Ельцину. Мы сидели рядом на Конституционном совещании, которое вырабатывало проект ныне действующей Конституции РФ, разумеется, без постыдных поправок, которые внесли при Путине и Медведеве. Хуциев представлял на этом высоком совещании Союз кинематографистов, я – Союз театральных деятелей. Каждый раз, отсовещавшись, заходили куда-нибудь выпить, обсудить сложные ситуации того времени. Мы были тогда увлечены больше политикой, чем творчеством. Марлен все время повторял, повторял: «Перемены, которые происходят очень быстро, не могут быть прочными, долговечными». Я был настроен более оптимистично, а точнее сказать, более легкомысленно. Хуциев оказался прав. Он думал медленно и формулировал свои мысли медленно, с остановками, с уточнениями. Его суждения, а порой и поступки были часто неожиданными, удивляли. Он полагал, что в жизни непримиримость и компромисс одинаково важны, равнозначны для спокойного движения истории. Со временем наши встречи и беседы стали происходить все реже и реже. Я сожалел об этом – каждый раз, когда мы случайно где-нибудь встречались, клялись друг другу, что непременно в ближайшее время возобновим регулярное общение. Теперь уже только на том свете. Прощай, дорогой Марлен. Пусть земля тебе будет пухом.
8 мая
К Дню Победы
В День Победы надо демонстрировать не военную силу, а все, что предприняла страна, ее руководство в течение года от предыдущей годовщины для того, чтобы не было новой мировой войны. Надо воспитывать у молодежи не уверенность в будущих военных победах, ибо в условиях применения ядерного оружия никаких будущих побед быть не может. Будут мультимиллионные жертвы, неслыханные планетарные бедствия, человечество и его история провалятся в дикое прошлое. Достижения десятков поколений ученых, деятелей культуры, педагогов, инженеров, изобретателей, рядовых тружеников пропадут, сгорят, испепелятся в результате глупости, невежества, страха, непомерного тщеславия, непомерной гордыни нескольких десятков политических лидеров. День Победы должен быть преисполнен не уверенности в будущих победах, а тревоги за будущее.
Это касается и так называемых маленьких войн – любая из них может перерасти в большую войну.
С Днем Победы, дорогие друзья, – с Днем Победы в последней мировой войне!
Одно из двух: или мы не допустим мирового ядерного пожара, или большинство из нас сумасшедшие.
Ноябрь
Будущее театра[3]
С начала перестройки в течение двадцати лет главные спектакли в СССР, а потом в России шли не на театральной, а на жизненной, точнее, на политической сцене. Вспомним: с неба свалившийся генсек КПСС, жаждущий свободы, отмена цензуры, возвращение из ссылки Сахарова, свободные выборы 1989 года, Первый съезд народных депутатов СССР, первая легальная оппозиция, падение Берлинской стены, распад соцлагеря, прекращение Варшавского договора. Рейган и Горбачев гуляют с народом на Красной площади, путч 1991-го и его поражение, Горбачев уходит – Ельцин приходит, распад СССР, 1993 год – танки стреляют по Белому дому, Ельцин правит страной, как балом, на котором лихо сам и отплясывает, война в Чечне… Какие одновременно и злободневные, и исторические спектакли! Какие исполнители главных ролей! Хохот и рыдания! Что могли этому противопоставить артисты на своих маленьких театральных сценках? Вся страна стала театром, народ стал зрителем захватывающих телевизионных спектаклей. Из всех сценических искусств процветала только развлекательная эстрада, это была эстрадная эпоха в истории нашей культуры. Но когда из бурлящего двадцатилетия в качестве его мрачного и жалкого итога установился, вылупился более-менее устойчивый порядок, новый жесткий режим власти, тут сразу появилась интересная работа для остросоциального театра. Четко вырисовались сюжеты и герои. Формируется и основной жанр современного российского театра – сатирическая драма, сатирическая трагедия. Общественный строй, который у нас утвердился и старается прочно закрепиться, – наглый, равнодушный к человеку капитализм после наглого, равнодушного к человеку социализма. Но капитализм, включая и дикие его формы, в мировом искусстве, в мировой литературе, в мировом театре со всех сторон описан, изображен – его конфликтные коллизии, его человеческие типы запечатлены. Здесь возможны только новые вариации, ответвления, более современный язык, более пристальные наблюдения. По-настоящему новая жизнь, новые перспективы и опасности, новые конфликты, новые характеры, новое ощущение человека, его судьбы и, соответственно, новый фронт деятельности для театра, кино, литературы сегодня открывается на планетарном уровне. История развития оружия прошла полный кругооборот: от возможности убить одного человека до возможности убить всех людей. Мировая история вооружений значительно обогнала мировую политическую историю, мировую историю культуры. Реальные планетарные опасности уже существуют, а политически мир планеты все еще раздроблен, полон внутренней многообразной нетерпимости, враждебности, готовности сражаться. Глобальных серьезных мер, способных обеспечить общемировую безопасность, нет и в помине. Хотя уже совершенно ясно, что многие отрасли человеческой деятельности, для того чтобы они не привели к всемирным бедам, нуждаются сегодня в планетарных органах управления, в мировом правительстве. Однако ничего подобного даже не проектируется, к такого рода переменам никто не готов – ни народные массы, ни политические элиты. Единственный обнадежива