В этом вся беда – жизнь человека все еще не ставится нашими руководителями превыше всего.
Я не хочу сказать, что вопросы государственности, державности, партийности или вопросы национального суверенитета лишены человеческого содержания и значения. Это не надуманные, не искусственные феномены и ценности. Речь о другом – об иерархии значимости, о том, что чему должно быть подчинено, что от чего должно зависеть. В политике, в управлении именно эти вопросы – что сначала, что потом, что первостепенно, что второстепенно – являются самыми важными, все определяюшими. И именно в этом контексте философия управления в нашем обществе почти не изменилась. По-прежнему человек рассматривается как средство достижения цели. Только если раньше, до начала перестройки, была на всех одна цель – обеспечить КПСС безоговорочную диктаторскую роль в обществе и на этой основе гарантировать нищенскую стабильность, то сегодня таких обесчеловечивающих целей стало больше. Однако это только видимость некоего выбора, свободы, ибо почти все эти новые политические, социальные, национальные цели подчиняют себе человека, ставят человека перед лицом смертельных опасностей. Мы видим, как вдохновители и старых, и новых целей одинаково считают себя в полном праве распоряжаться судьбами и жизнями людей.
Тут законно возникает вопрос – а возможны ли вообще такого рода коренные перемены, какие происходят сейчас в нашем обществе, без человеческих жертв? А если невозможны, то оправданно ли, справедливо ли предъявлять такого рода претензии руководителям, вожакам, которые добиваются общезначимых целей и встречают в этой борьбе сопротивление?
Это очень старые вопросы, на которые, думается, нельзя больше отвечать по-старому. Старый ответ гласит, что жертвы в борьбе за народное счастье неизбежны и оправданны, а посему, как ни прискорбно, как ни печально, мы должны с этим примириться. Это воззрение и является философским и психологическим оправданием использования людей в качестве средства достижения цели. Не вдаваясь сейчас в дискуссию о том, справедливо ли это правило для прошлого нашей истории, я не вижу никакой обязательности придерживаться этого жестокою закона достижения прогресса в сегодняшней нашей ситуации. Я глубоко убежден, что борьба, которая ведется в нашем обществе, на любом участке и в любом регионе, при всей ее остроте и значимости, может быть щадящей и бескровной. Но это при условии, что наши вожди и вожаки в центре и на местах как следует об этом позаботятся. При условии, что они будут исходить из гуманистической философии, считающей жизнь каждого человека подлинным и неповторимым чудом природы, сбережение которой есть высшая цель любой власти, любого начальства.
Конфликты неизбежны, борьба неизбежна, но ожесточение и ненависть в борьбе не являются обязательными. Уровень человечности в ходе общественной борьбы зависит от уровня человечности тех, кто стоит во главе борющихся сторон. Это вполне реалистическое, объективно оправданное и подтверждаемое практикой положение, которое мы вправе принять не только к сведению, но и к руководству. Между тем люди гибнут, но никто за это не несет реальной ответственности. Так было после Тбилиси, после Баку, после Вильнюса, после Риги. Так было и есть во всех остальных инцидентах с человеческими потерями.
Это не только вина властей и вождей, это наша взаимная, даже можно сказать, согласованная вина. Если уж на то пошло, это наш совместный негласный зловещий сговор. А сговор возможен только тогда, когда существует объединяющее чувство. И оно сегодня существует – это чувство неизбежности жертв при глубоких общественных преобразованиях. Мы приучены к жертвенности, как к таблице умножения. Искусство требует жертв. Любовь требует жертв. Перестройка требует жертв. Все требует жертв. Если мы решительно не избавимся от этого навязанного нам чувства неизбежности жертв, то преобразование Союза ССР обойдется в тысячи и тысячи погубленных человеческих жизней. Это может быть и моя жизнь, и ваша, и жизнь ваших детей. Между тем никакой обреченности на такие жертвы как платы за обновленное общество не существует. Существует только наша привычка считать, что без жертв история не делается.
1991
Технология безумия
Девятого мая, проснувшись довольно рано, я долго не вставал, и разные мысли лезли в голову. Мелькнет и исчезнет. Мелькнет, задержится чуть-чуть и исчезнет. Я не мешал им ни возникать, ни исчезать. Полная свобода: вот вам моя голова, можете кувыркаться в ней, как вам угодно. Но одна мысль или, точнее сказать, одна тема несколько раз возвращалась и норовила задержаться. С третьей или четвертой попытки она закрепилась, завладела вниманием.
Это был вопрос, и звучал он примерно так: «Е-мое, ну что же эти политики, эти правители, эти идиоты делают – уже полтора месяца непрерывно, каждый день бомбят, разрушают страну, тратят миллиарды, в то время как множество людей в мире голодают, бедствуют, при этом ни одной благой цели эти стратеги не достигли, только усугубили ситуацию и теперь не хотят себе в этом признаться. Что же это будет, чем это кончится?» Вопрос, хотя вроде бы имелась в виду Югославия, носил обобщенный характер, адресовался всем большим начальникам мира, не только руководителям НАТО. Ведь совсем недавно и мы прошли через чеченскую трагедию, которая фактически продолжается, последствия которой и Россия, и Чечня будут ощущать еще годы и годы. А разве в Китае до сих пор не отдаются последствия жестокого расстрела демонстрации молодежи на площади Тяньаньмэнь?
(В день пятой годовщины трагедии мы с женой, оказавшись в Пекине, пошли искать это место. Я никогда не видел такой огромной площади. Я представил себе, сколько тогда находилось здесь людей и какой здесь царил ужас, когда по ним начали палить танки. Мы же увидели на площади спокойно гуляющих людей, бегали дети, доносилась музыка из транзисторов. На «лобном месте», где развевался государственный флаг КНР, большая толпа китайцев лицезрела смену часовых почетного караула. Казалось, трагедия пятилетней давности прочно забыта. И вдруг над толпой взметнулась и рассыпалась пачка желтых листовок. Буквально в одну секунду люди разлетелись в разные стороны. Никто не взял ни одной листовки, они все лежали на асфальте. А крепкие мужчины в штатском, которые, по-видимому, «дежурили» в толпе, уже волокли несколько молодых людей к машинам. Когда мы покидали площадь, она была совершенно пустой. Только группа девушек в военной форме, проворно перемещаясь на корточках, собирала листовки.)
В отличие от президента Лукашенко я вовсе не считаю, что Югославия сегодня – экспериментальный полигон НАТО по отработке технологии завоевания мирового господства. Я склонен верить, я даже убежден, что руководители НАТО, принимая решение бомбить Югославию, хотели хорошего, хотели остановить этнические чистки в Косово, защитить права людей на жизнь и свободу. Большие начальники всегда хотят только хорошего. Разве наше руководство хотело что-то дурное, когда начинало военные операции в Грозном?
Но почему же эти решения оказываются столь необдуманными и приводят к таким страшным результатам? От политиков давно уже никто не ожидает высоконравственных поступков, решений, но хотя бы какой-то трезвый расчет, заблаговременный учет возможных последствий должны иметь место? Если не у нас, то хотя бы у них? Мы же всегда надеялись, что Запад разумнее, расчетливее. Неужели весь мир обречен – и это при наличии огромных запасов страшного оружия – на подобные трагические просчеты?
Вот те вопросы, на которые я пытался себе ответить утром девятого мая. И вот некоторые выводы, к которым я пришел.
Обычно все начинается с того, что какие-то деятели в какой-то точке земного шара затевают что-то дурное, опасное. Например, начинают этнические чистки или объявляют о создании незаконного самостоятельного государства. Все это набухает, нарастает, появляются пострадавшие. Надо что-то предпринимать, остановить. Сначала нарушителей призывают к порядку, предупреждают об ответственности. Ведутся переговоры, предлагаются компромиссы. Но вот наступает момент, когда мирные попытки нормализовать ситуацию считаются исчерпанными, и тогда делается вывод, что, к сожалению, остается один-единственный выход: нанести удар.
Так вот, когда в очередной раз вы услышите выражение «к сожалению, единственный выход – нанести удар», знайте и помните: начинается большая беда, начинается большая вражда, которая, возможно, продлится десятки, а то и сотни лет. Это самая опасная, самая подлая точка в развитии любого конфликта – когда одна сторона, обычно это более мощная сторона, приходит к выводу, что ничего другого не остается, как воздействовать военной силой. Во-первых, это всегда неправда. Это всегда вывод слишком поспешный, на самом деле наверняка имеется еще несколько неопробованных путей разрешить противостояние без кровопролития. Во-вторых, если вы хорошенько вникнете в процедуры подготовки и принятия такого рода гибельных решений, то обнаружите, что правители, как правило, даже не пытаются выявить все без исключения возможные невоенные пути разрешения конфликтов.
Конечно, в пожарном порядке, за несколько дней или даже за несколько недель невозможно ни обнаружить, ни просчитать все возможные варианты. Но ведь почти всегда имеется возможность заблаговременно провести соответствующую подготовку. Всегда заранее известно, какие ситуации могут получить опасное развитие, особенно если речь идет о социальных, политических или межэтнических коллизиях. Каждый конкретный конфликт имеет целый ряд своих неповторимых особенностей, тщательный учет которых открывает самые неожиданные возможности. Но разумеется, эти возможности открываются перед творчески одаренными специалистами. Мирное разрешение конфликтов – это своего рода искусство, оно требует творческой инициативы, таланта, последовательной настойчивости. Чтобы выиграть операцию по мирному разрешению серьезного конфликта, требуется не меньше, а больше высококачественных мозговых усилий, чем для успешного проведения военной операции.