н. Когда речь идет о серьезных вещах, надо сидеть на чем-то твердом. Так меня учил мой отец. Слушай внимательно, как мы сделаем. Я тебя никуда не посылал. Я тебя ни о чем не просил. Ты провела со мной здесь тяжелую ночь, ты никогда не думала, что известие о твоем отъезде произведет на меня такое сильное впечатление. Я буквально плакал, когда ты поцеловала меня на перроне, прощаясь. Мы расстались навсегда. Но, вернувшись домой, оценив холодной головой все, что происходило со мной в течение ночи, ты сочла своим долгом поделиться с шефом одним соображением. Тебе показалось, ты почти уверена, что если сейчас поговорить с Эйнштейном, то при условии, что ты останешься, он согласится помогать вам. Всё, больше ничего не надо. У тебя возникла важная мысль и ты довела ее до сведения своего шефа. Дальше все должно закрутиться. Он доложит своему начальнику. Его начальник доложит еще большему начальнику, кто-то доложит, может быть, даже Сталину. Вот тут миф «великий Эйнштейн» и должен сработать. Или не сработать.
Маргарита плачет – слезы просто потекли, затопили лицо.
Эйнштейн (встревоженно). Почему ты плачешь? Что случилось, Маргарита? Мар?
Маргарита (сквозь слезы, но громко). Я не все тебе рассказала.
Эйнштейн (раздраженно). Что-о? Не понял!
Маргарита. Я не все тебе рассказала.
Эйнштейн. Опять не все?
Эйнштейн ошеломлен.
Маргарита. Когда я от тебя тогда, после звонка мужа о том, что Сталин зафрахтовал судно, уехала в Нью-Йорк, я была очень встревожена. Не заходя домой, встретилась с Михайловым. Почему я должна уехать в Москву, что случилось? Михайлов сказал: «Не знаю». Я попросила: «Позвоните в Москву, узнайте». – «Не могу, не положено задавать такие вопросы». – «А это может быть что-то плохое, опасное для меня?» Он ответил: «Все может быть». Он ко мне хорошо относится, говорит всегда как есть.
Эйнштейн. Ты с ним спала?
Маргарита. Я поняла, что дело плохо. Я говорила тебе: было несколько случаев, когда таких, как я, вызывали в Москву и там сажали в тюрьму или даже расстреливали. Я решила удрать, исчезнуть – ничего не сказав ни мужу, ни тебе, ни Михайлову. Меня охватил страх. На следующее утро я побежала в банк, сняла большую сумму и, как есть, уехала на окраину Нью-Йорка, купила там сумку, самое необходимое, мыло, зубную пасту, полотенце… сняла номер в захолустной гостинице. Всю ночь думала – что делать, куда уехать. Но когда представила себе, что будет после того, как я исчезну, как меня будут искать, приедут к тебе, мужа затерзают вопросами, я еще больше испугалась. Но утром мне пришла в голову одна мысль, которая мне показалась спасительной.
Эйнштейн. Какая мысль?
Маргарита. Я поехала к Михайлову. Он ко мне хорошо относится.
Эйнштейн. Ты с ним спала?
Маргарита. Рассказала ему мое предложение.
Эйнштейн (кричит). Какое предложение?
Маргарита. Альберт, я не виновата. Но месяц назад мне пришла в голову та самая идея, которая в твою голову пришла сегодня вечером. Я не виновата! Я сказала Михайлову, что уверена: если меня не отправят в Москву, Эйнштейн согласится за это помогать нам с бомбой. Я сказала, что много раз слышала, как ты говорил, что только равновесие страха может спасти мир от новой страшной войны. О чем я, кстати, писала в своих донесениях.
Эйнштейн. И что Михайлов?
Маргарита. Сказал, что о такой возможности он сообщит в Москву.
Эйнштейн. Не поговорив со мной, не встретившись со мной? Как это возможно?
Маргарита. Он об этом сообщил в Москву как о предположении, он спрашивал, нужно ли ему в этом направлении действовать.
Эйнштейн. И ему ответили, что не нужно?
Маргарита. Да.
Эйнштейн (резко). Почему ты мне сразу об этом не сказала? Я, как идиот, тратил силы, нервы! Напрягал мозги всю ночь!
Маргарита. Я боялась, что ты очень расстроишься. Ты с такой гордостью говорил о своей готовности стать шпионом, возлагал на это такие большие надежды, был так уверен в успехе, что я не смела тебе сказать, что эту идею я уже опробовала. Надеялась, что мне удастся иначе тебя убедить, что выхода нет. Кроме того, Михайлов меня предупредил: никому никогда не рассказывать о том, что он обращался в Москву с этим предложением.
Эйнштейн. Ты не спросила его – как он считает, почему отказались от моих услуг?
Маргарита. Спросила. Он точно не знает. Возможно, сказал он, ничего уже не надо, все, что надо, уже доставлено. Возможно, руководство не хочет привлекать слишком известных иностранцев, чтобы потом не говорили, что бомбу русским сделали иностранцы. Возможно, в окружении Сталина продолжает работать тот чиновник, который много лет назад ему докладывал о том, что Эйнштейн просится эмигрировать в Минск, и этот чиновник помнит реакцию Сталина и поэтому не видит смысла о таком человеке докладывать второй раз, полагая, что Сталин высказался о нем навсегда.
Эйнштейн. Откуда Михайлов знает, что я хотел эмигрировать в Минск?
Маргарита. Я ему сказала.
Эйнштейн (неожиданно, Маргарите). Поднимись наверх.
Маргарита. Зачем? Не надо. Я не хочу. Через полчаса приедет такси. Я не хочу, не надо…
Эйнштейн поднимается по лестнице, на площадке останавливается.
Эйнштейн. Я жду тебя (скрывается в спальне, дверь оставляет открытой).
Маргарита поднимается наверх, закрывает за собой дверь.
Через некоторое время дверь наверху резко распахивается – в длинном тонком халате быстро спускается по лестнице мрачный, подавленный Эйнштейн. Находит на письменном столе свою трубку, зажигает, усаживается в кресло, пыхтит трубкой, сидит с опущенной головой.
Маргарита, одетая в дорогу в чем приехала, выходит из спальни, спускается вниз, берет низкий стульчик, усаживается напротив Эйнштейна.
Маргарита. Ну, что ты расстроился… просто перенервничал, устал… мы же три часа назад (показала рукой в сторону спальни) спали, все было в порядке…
Эйнштейн. Тоже было не… Не надо меня утешать… А если это всё?
Маргарита. Что всё?
Эйнштейн. Ну, всё! Мне шестьдесят шесть лет.
Маргарита. Перестань! Все у тебя будет хорошо.
Эйнштейн. Ты уверена?
Маргарита. У меня есть некоторый опыт обхождения с пожилыми мужчинами… Хочешь, я тебе дам письменную гарантию, что у тебя все будет в порядке?.. Ты элементарно устал, столько переживаний… Дай мне слово – когда убедишься, что я права, обязательно напишешь мне… чтоб я знала…
Эйнштейн смущенно улыбается.
Маргарита. Ой, застеснялся. Обещаешь написать?
Эйнштейн. Хорошо…
Маргарита. Ты мой последний мужчина, между прочим.
Эйнштейн. Ну, ну, ну! Тебе пятидесяти нет!
Маргарита. После тебя мне ни с кем не будет интересно. Разве что для поддержания здоровья, как советовал твой доктор, раз в месяц возьму бутылку водки и зайду к дворнику… или какой-нибудь сосед одинокий попадется… Если, конечно, меня не посадят… Я не могу понять, почему мне не говорят, для чего, зачем я должна уехать. Я боюсь Москвы.
Эйнштейн. Я думаю, тебя хотят орденом наградить, за особые заслуги.
Маргарита. Если мне дадут орден, я его распилю и тебе половину отошлю.
Эйнштейн (смеется, встает). Пойду оденусь, поеду тебя проводить. (Быстро поднимается наверх.)
Маргарита подходит к шкафчику, привинченному к стене возле школьной доски. Открывает, достает футляр со скрипкой, кладет на кресло.
Эйнштейн по лестнице спускается вниз, он одет как прежде: широкие штаны, черная футболка, на которой вышито золотистыми буквами на груди и на спине «АЛЬМАР», сандалии на босу ногу.
Маргарита. Аль, не надо меня провожать на станцию. Я буду счастлива, если ты для меня сыграешь что-нибудь Брамса или Моцарта. На прощание. Я вынула скрипку.
Эйнштейн кивает.
Эйнштейн. Когда мы спали, ночью, мне приснился какой-то странный, тревожный сон, я не хотел тебе рассказывать…
Маргарите передалась обеспокоенность Эйнштейна, она поцеловала его.
Маргарита. Что тебе приснилось?
Эйнштейн. Будто я сплю на кушетке (показал рукой), и я во сне слышу, что на полу, рядом, кто-то стонет. Я во сне заглядываю за край кушетки – там сидит, закутанный в мое старое одеяло, Всевышний, плачет. «Господи, почему вы здесь, что случилось, почему вы плачете?» Дрожащим слабым голосом он отвечает: «Альберт, у меня отняли Царство Небесное». – «Кто это сделал?» Молчит. «Кто это сделал?» Молчит. И вдруг мне во сне становится жарко, и я чувствую, что это сделал я. Я начинаю кричать: «Это я, это я, это я!» – и от собственного крика просыпаюсь. Ты спала. Я спустился сюда.
Маргарита слушала с открытым ртом, не знает, что сказать.
Эйнштейн. Это какое-то предупреждение. Даже не мне персонально, а всей науке. Может, мне надо опубликовать этот сон, рассказать?
Маргарита пожимает плечами.
В это время слышно – к дому подъехала машина. Такси сигналит.
Эйнштейн достает из футляра скрипку.
Маргарита. Я выставлю сумку и зонтик водителю, он отнесет в машину, и я вернусь.
Маргарита подхватывает сумку, зонтик, плащ, выходит на улицу, тут же возвращается.
Эйнштейн. Знаешь, в те дни, когда я был Отелло, когда был уверен, что ты спишь с хромым капитаном, который оказался полковником, и поэтому не приехала ко мне после Хиросимы, я как-то ночью не спал, спросил себя: «Эйнштейн, если Маргарита будет не против и тебя навещать иногда, раз в месяц или реже, ты на это согласишься? Делить ее с хромым капитаном?» Я заплакал и сказал: «Да». Закричал в пустом доме: «Да-а-а!»
Маргарита обнимает Эйнштейна вместе со скрипкой, целует его, целует скрипку – в обнимку, целуясь, они выходят из дома.