— Почему? — повторил я свой вопрос.
— Пожалуйста, принесите бокал бренди, — попросила она. — Потом сядьте рядом и не смотрите на меня, тогда я вам все расскажу.
Я снова сходил в дальний бар и принес ей небольшую рюмку с хорошим бренди. Вернувшись, я посмотрел на нее и подумал, что она сейчас упадет в обморок, так она побледнела. Вероятно, сильное нервное напряжение давно уже не покидало ее, и это начало сказываться. Дениза выпила бренди и, глядя на меня, сказала:
— Это нелегко… но я расскажу все, потому что доверяю вам… Я расскажу вам, почему бесполезно расследовать это дело дальше. На это может быть только одна причина, — у нее вырвалось рыдание, но она прижала руку ко рту, чтобы заглушить его, — та заметка в газете не была клеветой, в ней говорилась правда. — До меня не сразу дошел смысл сказанного ею. Наконец я понял. Великий боже! — мысленно сказал я и сосчитал до десяти. Да, жизнь полна неожиданностей! — Я взглянул на нее. Казалось, она еще больше побледнела и так сжала руки, что побелели суставы.
— Что, во имя святого, вы хотите этим сказать? — почти закричал я.
Дениза начала говорить. Она рассказывала мне все каким-то монотонным, безжизненным голосом, не отрывая глаз от пола.
— Когда я начала помогать матери принимать и развлекать американских офицеров, то сначала это происходило у нас в доме, и я ничего не имела против. Но потом вечера стали устраиваться в Эксетере и в клубе «Форест-Хилл», а раза два и здесь. Мать уделяла много внимания Харту Аллену, по-моему, потому, что ей хотелось исправить его. Она не раз говорила мне, что он пьет и совершает много глупостей только потому, что очень несчастлив. Она надеялась помочь ему, но я никогда всерьез не воспринимала эту затею. Мне не нравился Аллен, хотя он относился ко мне с уважением. Правда, одно время мне казалось, что ему удалось взять себя в руки, — она замолчала.
— Продолжайте! — сказал я.
— Как-то раз в Эксетере был устроен большой прием по случаю награждения Аллена каким-то орденом. Мы были в числе приглашенных. Во время танцев у меня разболелась голова, и я решила уехать домой. Аллен предложил подвезти меня в Мелки, и я согласилась… Я так устала, что в машине закрыла глаза, а когда открыла их, то заметила, что мы едем не в сторону Мелки, а в сторону Тотнеса. Я спросила его, в чем дело. Он ответил, что ему нужно поговорить со мной о каком-то очень важном и секретном деле, и что другого случая не подвернется. Он просил меня на несколько минут остановиться здесь, в «Оранжевом люке». Он достанет аспирин и, пока я буду отдыхать, расскажет мне о том, что его беспокоит. Я согласилась, потому что мне был нужен аспирин, а сам Аллен в этот вечер был почти трезв и вел себя вполне прилично…
Так что мы остановились здесь и прошли в номер, который расположен за этим баром. Я осталась в гостиной этого номера, а Аллен пошел за аспирином и вскоре вернулся с лекарством и водой. Девушка закрыла лицо руками-
— Продолжайте, Дениза, — настаивал я. — Сбросьте с себя этот груз.
— Он дал мне какой-то наркотик, — глухим голосом сказала она. — Не знаю, сколько времени я находилась под его действием. Придя в себя, я обнаружила, что лежу в спальне одна. Чувствовала я себя ужасно… Вскоре в комнату вошел совершенно пьяный Аллен. Он прислонился к стене и начал издеваться надо мной. Сказал, что высокомерной мисс Эллерден уже не из-за чего задирать нос, что он добавит меня в списки своих побед. Он говорил что-то еще… Не помню, что я ответила ему. Я чувствовала себя ужасно. Не знаю, как мне удалось выбраться оттуда. Аллен был слишком пьян, чтобы задержать меня, около дома я увидела его машину и поехала на ней в Майплор. Там я оставила машину в гараже и на такси вернулась домой.
— И вы никому не рассказывали об этом? — спросил я после долгого молчания.
Она покачала головой.
— Никому и никогда. На следующее утро все показалось мне просто страшным сном. Но ведь это все было на самом деле!
— Да, но даже это не делает заметку в газете правдой. Это ничего не меняет.
— Нет, меняет, — почти с яростью сказала она. — Кому-то известно, что произошло здесь. Этот человек и поместил заметку в газете.
Я подумал, что она права. Человек, поместивший в газете заметку, должен был знать эту историю. Кроме того, ему известно еще что-то, чем он может всполошить город.
— Хорошо, допустим, что вы правы, — но тогда особенно важно найти этого типа и заткнуть ему рот. Иначе он дождется, когда вы выйдете замуж за Трединора, и устроит новую пакость.
— А что он может еще сделать? — спросила она, широко открыв глаза. — Что может быть хуже?
— Например, он может после вашей свадьбы послать письмо Трединору и сообщить в нем о том, что с вами произошло. Ведь вы не хотите этого? Да и Трединору это вряд ли понравится.
Дениза встала и подошла к камину. Некоторое время она стояла, глядя на пустую решетку. Потом медленно сказала:
— Дело не в его отношении к этому.
— Почему? — спросил я.
— Да потому, что я рассказала Юстасу все. Я обязана были сделать это. Для него это не имеет значения. Он страшно порядочный человек и по-настоящему любит меня. Так что это не задело его, за исключением того, что ему очень жаль меня.
Второй раз за этот вечер я был потрясен. Что-то этот Юстас Трединор слишком святой человек. Он остается верен Денизе при всех обстоятельствах. Правда, при взгляде на нее я подумал, что многие мужчины согласились бы оказаться на его месте.
— Мне пора уходить, — сказала она. — Вы были очень добры ко мне. Прошу вас, обдумайте все и помогите мне, если сможете.
— Постараюсь, — ответил я. — Все обстоит не так плохо, как вам кажется. Во всяком случае, теперь мне известно на каком я свете и против кого и чего мне предстоит драться. А теперь садитесь в машину и отправляйтесь домой. Сегодня чудесный вечер и прогулка пойдет вам на пользу. Не думайте ни о чем и не беспокойтесь.
Я постарался выдать Денизе свою самую оптимистическую улыбку. Она улыбнулась мне в ответ и сказала, подавая руку:
— Благодарю вас за все. Я знаю, что могу довериться вам. Если я вам понадоблюсь, позвоните мне.
— Хорошо, — сказал я. — И выше голову!
Она ушла. Я курил и думал о том, что жизнь чертовски сложная штука. Я решил, что на месте Трединора испытывал бы те же чувства по отношению к Аллену, что и он. Если бы он убил Аллена, симпатии большинства людей были бы на его стороне.
Во всяком случае, я сочувствовал бы ему. Я прошел в бар, расположенный за танцевальной площадкой. Там уже никого не было, кроме девушки за стойкой. Взяв виски с содовой, я сел в углу и сунул монетку в музыкальный автомат. Мне было интересно, какую мелодию он заиграет сейчас.
В автомате что-то зашипело, потом раздался звон монеты, послышалась музыка, и женский голос запел: «Ничего нет на свете опасней женщины, которой пренебрегли».
Неизвестно почему эта песенка вызвала у меня воспоминания о миссис Эллерден. А, может быть, я знал почему?
В 23.30 я остановил машину возле своей любимой телефонной будки в конце набережной Мелки. Мне казалось, что подошло время для свидания с миссис Эллерден, и чем скорее оно произойдет, тем лучше.
Я набрал номер телефона их дома и попросил к телефону миссис Эллерден, отрекомендовавшись мистером Николасом. По-моему, она должна была понять, кто беспокоит ее в такое время. Так оно и произошло.
— Добрый вечер, мистер Гейл, — спокойно сказала она. — Не ожидала снова услышать ваш голос.
— Мне нужно поговорить с вами по важному делу.
— Ну что же, давайте встретимся. Откуда вы говорите?
— Из телефонной будки около Мелки-клуба.
— Тогда поезжайте в сторону Майплора и сверните налево, не доезжая города. Там есть парк с беседкой, в которой редко кто бывает в это время. Я буду там через полчаса.
— Хорошо, — сказал я, — до встречи.
Я сел в машину и поехал в назначенное место. Найдя беседку, я вошел в нее и закурил сигарету. Вскоре я увидел миссис Эллерден и вышел ей навстречу. Парк был пуст, и ничто не мешало нашей беседе.
— Вы довольно странный человек, мистер Гейл. Я думала, что вы прекратите расследование и уедете в Лондон. Или случилось что-то, что заставило вас передумать?
Я улыбнулся.
— Мне не пришлось передумывать, миссис Эллерден. Дело в том, что я никогда и не собирался возвращаться в Лондон.
— Понимаю, — спокойно сказала она. — Значит вы, что называется, водили меня за нос.
— Да, если вы так ставите вопрос.
— Именно так, — она улыбнулась, — и вспомните, что мне это стоило довольно дорого — 500 фунтов.
— Эти деньги вы скоро получите. Считайте, что вы одолжили их мне.
— Зачем же вы взяли деньги, если собирались продолжать расследование? — спросила она.
— По вполне понятной причине. Когда я их брал, я не знал, с какого конца мне приниматься за расследование, и был не прочь узнать, в какую сумму вы оцениваете мой отъезд из Мелки.
Мисс Эллерден холодно сказала:
— Неужели вы считаете, мистер Гейл, что у меня есть какие-то таинственные причины желать вашего отъезда из города?
— Я ничего не считаю. Я помню, что вы говорили мне. Вы сказали, что лучше не ворошить прошлое, что это может поднять только лишнюю грязь со дна. Возможно, вы правы, но при расследовании я не всегда верю тому, что мне говорят.
— Но теперь вы убедились, что я говорила вам правду? — спросила она.
Мы дошли до конца лужайки, повернули и пошли обратно к беседке. Я ответил:
— Не знаю, но мне хотелось бы, чтобы вы ответили на несколько вопросов, миссис Эллерден. Только не считайте их обидными.
— Хорошо, — спрашивайте.
— Что вам известно о Клоде Уинсе? — Она пожала плечами.
— Немногое. Он довольно странный молодой человек. Мне он не нравился. Я поручила ему отделку нашего дома, друзья рекомендовали его как хорошего декоратора. Он был тщеславен и самодоволен, но ведь большинство людей искусства таковы, не правда ли, мистер Гейл?
— Пожалуй, — согласился я. — А вы никогда не подозревали, что Уинс имеет какое-то отношение к той заметке о вашей дочери?