— Аллен пошел к старику и сказал, что хочет жениться на его дочери. Тот посоветовал ему утопиться и выставил с работы за то, что ему пришла в голову такая дикая мысль. С тем Аллен и ушел. Потом разразилась война, и он вступил в ВВС. Он оказался отличным летчиком, получил повышение по службе и нахватал кучу орденов и медалей.
— Верно, — сказал я, — но кроме этого он любил спиртное и женщин.
Майк кивнул.
— Да, но все это с горя, потому что он не мог жениться на Мерилин. Итак, все это время она выжидала и вела счет полученным им медалям. В начале прошлого года, за два месяца до возвращения Харта Аллена в Штаты, у Мерилин состоялся откровенный разговор с отцом. Она сказала старику, что если Харт Аллен — летчик-асс и капитан ВВС с кучей наград — недостаточно хорош для семьи Ван Хьютов, то она уйдет из дома и выйдет за него замуж. Понятно, Ники?
— Понятно.
— К тому времени взгляды старика изменились. Он согласился на брак дочери с Алленом при условии, что тот возьмется за ум. Он обещал ему по возвращении на родину хорошую работу и свое благословение, если Аллен бросит пить.
Я перебил его:
— Тогда Мерилин написала Аллену, передала ему условия отца и просила бросить пить и волочиться за женщинами. Аллен ей ответил, что ему нужна только она, и что спиртного теперь он в рот не возьмет. Тогда она снова написала ему и просила как можно скорее вернуться домой, потому что это приблизит их свадьбу. Она писала, что верит его обещаниям, потому что знает, что он не хочет обмануть ее ожидания.
— Верно, — удивился Майк. — А откуда тебе это известно?
— Я читал одно из ее писем, — ответил я улыбаясь. — Продолжай свой рассказ, Майк.
— Полтора месяца назад эти детки должны были пожениться. Все было в порядке, Ван Хьют уже начал привязываться к Аллену, как вдруг какой-то сукин сын присылает отсюда Мерилин номер газеты с клеветнической статьей, обведенной синим карандашом. Как тебе это понравится?
— Неважно, как мне это понравится, — сказал я. — Важно, что это не понравилось Мерилин. Она поверила статье и поняла, что в то время, как Аллен клялся ей в любви и верности, он одновременно увивался за Денизой Эллерден. Конечно, она пришла в ярость.
— Верно, — согласился Майк. — Она заявила Аллену, что ждала его годы, а он обманул ее. Она порвала помолвку и выставила жениха. Тот совершенно вышел из себя и пообещал приехать в этот городишко и разнести его в щепки. Он говорит, что не уедет отсюда, пока не докажет, что эта статья лживая.
— Он сам тебе сказал все это? — спросил я.
— Да, я видел его сегодня утром в «Савое» в Лондоне. Завтра он будет здесь.
— И, наверное, он утверждает, что между ним и Денизой Эллерден ничего не было?
— Да, он так говорит. Он заявляет, что семья Эллерденов хорошо относится к нему. Говорю тебе, он вне себя от ярости.
— Понимаю, — сказал я. — И по этой причине мы должны закрыть дело?
Майк пожал плечами.
— А что нам остается делать? Послушай, Ники, мы ведь работаем на Джона Эллердена, и я обещал ему провести расследование деликатно и тонко. Ну, если бы мы нашли виновника заметки, тогда, конечно, другое дело. Но ведь тебе это сделать не удалось, иначе ты сообщил бы мне об этом. Как же нам вести расследование дальше? Завтра сюда приедет Аллен — поднимется дьявольский шум, и вся наша тонкая работа пойдет насмарку. По-моему, сейчас самое время для нашего агента попрощаться и испариться. Так что мы закрываем дело.
— Нет, так не пойдет, Майк. Мы не закрываем дело, — отрезал я.
Он закусил губу, потом спокойно сказал:
— Ники, даже тебе я не позволю так говорить со мной.
— Чепуха! — взорвался я. — Пока я здесь, дело не кончено. — Я поднял руку и остановил Майка, собирающегося что-то ответить мне. — Послушай, Майк, помнишь я работал на тебя в Марселе во время войны? Я был в группе из шести человек. Марсельское гестапо узнало от осведомителя о нашей группе за два месяца до дня «Д». Тебе было известно, что Джонни Киселинг из 15-й группы получил доступ к оборонительным планам немецкого командования в этом районе. Он должен был доставить эту информацию в Лондон. Но ты понимал, что пока он будет в дороге, ты должен выдать кого-то немцам, чтобы отвлечь их внимание от Джонни. И ты выдал меня. — Майк медленно проговорил:
— Верно, Ники, но у меня не было другого выхода, ты ведь знаешь. Я выдал им тебя, потому что ты больше всего подходил для этого.
— Знаю, — сказал я. — Когда эти ублюдки в черном схватили меня, я понял, что произошло. Кто-то сообщил им, что информация об их обороне находится у меня. Это сделал ты, и я знал, почему ты это сделал. Я должен был отвлечь внимание этих типов от Джонни. Что же, я сделал то, что ты ждал от меня, и дал возможность Джонни исчезнуть. И я тогда не спорил с тобой, черт побери, а теперь ты не должен спорить со мной. Я не брошу это дело. И если ты спросишь меня почему, то я не отвечу.
Майк долго смотрел на меня, потом задумчиво произнес:
— Если ты так ставишь вопрос, Ники, то я оставлю это дело на твое усмотрение. Похоже, что ты ухватился за что-то важное и не хочешь пока говорить. Но как быть с Алленом? Что нам делать, когда он приедет сюда и устроит здесь фейерверк?
— Фейерверк устрою я, а не Аллен, — пообещал я. Он поднял брови.
— Вот даже как? Значит, дело обстоит серьезно. — Он усмехнулся. — Может быть, тебе известно что-то, что ты не хочешь говорить Эллердену? А, может быть, мой собственный взгляд на это дело ошибочен?
— Каков же твой взгляд? — спросил я. Он пожал плечами.
— Я хорошо тебя знаю, Ники. Знаю, что если не считать твоего отношения к юбкам, то равного тебе сыщика не отыщешь в мире. Но только, если не говорить о юбках.
— Чепуха! — отозвался я. Майк искоса взглянул на меня.
— По моей теории ты влюблен в Денизу Эллерден. На твоей физиономии видны следы крепкой работы. Похоже, что кто-то сводил с тобой счеты из-за женщины. Может, ты снова влюблен?
— Законом это не запрещается, — отпарировал я. — Но откуда у тебя эти мысли?
Майк достал из кармана листок и подал его мне. Я прочел напечатанный на машинке текст:
«Майк,
Почему бы вам не отозвать отсюда Гейла? Чего может добиться этот бабник? Если он еще останется здесь, то не исключено, что в газете появится новая статья, посерьезней прежней. Будьте разумны, полковник Линнан. Занимайтесь своими делами, а я займусь своими».
— Я получил это письмо сегодня утром. Боюсь, что это серьезное предупреждение.
— Возможно, — ответил я ему вставая. — У меня на верху есть бутылка виски. Пойдем выпьем?
— Идет, — сказал Майк, оставляя кресло. — Потом он вдруг улыбнулся. — Надеюсь, виски развяжет тебе язык, и ты расскажешь мне о своих любовных делах. Так или иначе, но это должно быть интересно.
Суббота — Кульминация
Я встал в 10 утра, подошел к окну и выглянул на улицу. Был чудесный безоблачный день. Прекрасно, — подумал я. Но с моим самочувствием дело обстояло не так хорошо. У меня болела голова, и язык был шершавый, как терка. Накануне мы расстались с Майком, прикончив две бутылки виски. Он действительно рассчитывал, что спиртное развяжет мне язык, но этого не произошло. Все мои тайны остались при мне. Зато после разговора со мной Майк окончательно решил предоставить мне полную свободу действий. У него просто не было другого выхода.
Впрочем, моя позиция была довольно разумной. Я работал на двух человек — на Майка Линнана и на Джона Эллердена — и старался делать для них все, что мог. Но я был уверен, что если бы Линнан знал, что я собираюсь сделать, то он устроил бы мне короткое замыкание, а это было бы в конечном итоге плохо и для него и для Эллердена.
Я принял горячий и холодный душ, выпил кофе и отправился на пляж. Заплыв подальше в море, я перевернулся на спину и закачался на воде как поплавок. В таком положении было хорошо размышлять. Я вспомнил, что сегодня суббота. Для меня каждый день недели имеет свое лицо. По-моему, такие причуды бывают у многих людей, подобно мне сделавших риск своей профессией. Одни дни мне кажутся лучше, другие — хуже. Правда, год или два спустя я убеждался, что плохой день был не таким уж плохим, а хороший — хорошим. Итак, сегодня суббота, а мне в этот день всегда не везло.
Именно в субботу арестовало меня гестапо в Марселе, а в воскресенье утром меня уже начали обрабатывать резиновой дубинкой. Это было неприятно. Но если бы не этот арест, мне бы не пришлось бежать из Франции в Англию. Тогда бы я остался до конца войны в Марселе и не знаю, что бы со мной произошло.
Так что трудно сказать, была ли та суббота хорошим или плохим днем.
Что же касается этой субботы, мне известно только одно: сегодня выяснится нечто очень важное, не знаю только, хорошее это будет или плохое.
В полдень я вышел из воды, оделся и поехал в библиотеку. С помощью библиотекаря я нашел нужную книгу — «Свод постановлений в целях предотвращения коррупции». Я почитал ее с час, а потом отправился в отель. Съев ленч и выпив виски, я поднялся в свою комнату и позвонил Майку Линнану в Палас-отель. Он сообщил мне, что Харт Аллен уже приехал.
— Что он собирается делать, Майк? — спросил я.
— В данный момент он ведет себя разумно: решил не предпринимать никаких шагов до понедельника и обещал выполнить то, о чем ты его попросишь.
— Прекрасно.
— Какие еще распоряжения? Или предполагается, что я буду сидеть и бить баклуши?
— Вот именно, — сказал я. — Послушай, Майк… сегодня ты получишь от меня записку. Прошу тебя, сделай то, о чем я в ней тебя попрошу. Не задавай никаких вопросов, просто сделай — и все.
— Да? А много бед это причинит?
— Не очень. Но если ты не сделаешь того, о чем я попрошу, то в конечном итоге это грозит серьезными неприятностями.
— Ладно, — сказал Майк, — я за спокойную жизнь, Ники, поэтому выполню твою просьбу. Что еще?
— Пока все. Присмотри, чтобы Аллен не уходил далеко от отеля. Не нужно, чтобы его видели в Мелки. Сделай то, что обещал, и все будет о'кей.