- Не знаю, ребенок. Честное слово, не знаю. Там какая-то мутная история, в которой она не может разобраться. Просит помочь.
- Мутная, мутная… - пробурчала она. - Чем она хоть занимается, эта красотка? Из какой области история?
- Она - писатель…
- Так это насчет издательской деятельности? - радостно перебила отчима Настя. - К Татьяне пусть обращается, к Тане Образцовой, Танюшка у нас писатель и одновременно милиционер, она ей все расскажет. А я - пас. Я в этом ничего не понимаю.
- Ты меня не дослушала, - голос Леонида Петровича зазвучал недовольно и обиженно. - У нее нет никаких проблем с издателями, у нее проблема с соавторами.
- Ах, у нее и соавторы есть?
- Ребенок, держи себя в руках. Есть личные переживания, а есть дело.
- Хорошо бы твой профессор об этом вспомнил, когда мою оценку обсуждали. И как у него наглости хватает обращаться ко мне? Он что, думает, что я ничего не знаю?
- Конечно, - рассмеялся Леонид Петрович, - именно так он и думает. Асечка, он очень раскаивается, ему страшно неудобно за то, что он дал волю эмоциям, а в результате пострадала ты. Яковлев мне полчаса об этом говорил по телефону. Славчиков хороший мужик, правда. И если есть возможность ему помочь, то почему надо отказывать? Тем более ты в конце концов получила четверку, а вовсе не двойку.
- Пап, но почему я? Почему именно я должна ему помогать? На мне что, свет клином сошелся? "В Москве оперов не осталось, кончились все?
- Ребенок, не вредничай. Дело в том, что жена Славчикова просила найти не просто оперативника, а женщину. С женщиной ей проще.
"Тогда у нее проблемы не с соавторами, а с любовником", - мысленно заметила Настя.
- И есть еще одно немаловажное обстоятельство, - продолжал между тем отчим. - Научная милицейская юридическая общественность - это очень узкий круг, и в рамках одной специальности все друг друга знают.
А Владимир Иванович - известный и уважаемый специалист. Тебе нужно писать и защищать диссертацию. Я не призываю тебя с ним дружить, но и ссориться с ним не следует.
- Пап, ты что? - ошеломленно произнесла Настя. - Ты меня на что толкаешь? Я буду оказывать услуги его жене, а он за это будет пропихивать мою диссертацию?
Это называется взяточничество.
- Ничего подобного, - возразил тот. - Славчиков не должностное лицо. Это первое. И он, вернее, его жена собирается оплатить твои услуги, если, конечно, ты эти услуги окажешь. И пропихивать, как ты выражаешься, твою пока еще не написанную диссертацию он никуда не будет, потому что не будет тебе должен. А вот зарубить твои научные начинания ему вполне по силам. Поэтому я и призываю тебя по возможности не ссориться с ним, раз уж так случилось, что он обращается именно к тебе. Короче, ребенок, что мне сказать Яковлеву?
- Пусть даст жене Славчикова мой номер телефона, - обреченно сказала она. - Куда ж мне теперь деваться. Хоть посмотрю своими глазами, за чью неземную красоту я так страдаю.
Екатерина Сергеевна Славчикова приехала к Насте домой в тот же день ближе к вечеру. Не так, совсем не так представляла себе Настя женщину, из-за которой поссорились два уважаемых профессора. Она ожидала увидеть длинноногую красотку с густыми кудрями до лопаток, с огромными, ярко подведенными глазами, модно одетую и с нескрываемыми амбициями автора бестселлеров. Екатерина же Сергеевна оказалась полной дамой Настиного примерно возраста, с невыразительным, каким-то смазанным лицом, плохо прокрашенными волосами, одетая, на Настин взгляд, совершенно нелепо. Но у нее были умные глаза, хорошая улыбка и сдержанная манера говорить. Одним словом, Насте она понравилась с первых же минут.
- Ничего, если мы на кухне поговорим? - спросила Настя извиняющимся тоном. - В комнате муж работает.
- Конечно, конечно, - торопливо ответила Славчикова.
Они уселись на кухне, Настя предложила чай или кофе, Катерина попросила кофе.
- Анастасия Павловна, мой муж… - начала было Славчикова, но Настя перебила ее:
- Просто Настя. И не нужно извиняться за вашего мужа, я все понимаю. Вы ведь хотели мне сказать, что он корит себя и ему ужасно неудобно, правда?
- Вы умеете читать мысли? - усмехнулась Катерина.
Настя про себя отметила, что гостья не смутилась и не растерялась. Умеет держать удар.
- Нет, - засмеялась она, - мысли читать я не умею, но я умею слушать, что мне говорят, и не забывать. Вы хотите, чтобы я называла вас Екатериной Сергеевной, или можно просто по имени?
- Конечно, по имени. Я могу начать рассказывать?
- Да, Катя, я вас внимательно слушаю.
Рассказ Славчиковой занял примерно полчаса, за это время они успели выпить по две чашки кофе. Настя оценила умение собеседницы не углубляться в детали и не уходить в сторону, только факты, последовательно, в хронологическом порядке, и никаких эмоций. История с прокисшим супом. Неадекватная реакция старой домработницы и отсутствие интереса к этой неадекватности со стороны хозяина дома. История с выбитыми стеклами. История с муляжом взрывного устройства. Отказ Богданова обращаться в милицию. Все.
- Значит, по поводу милиции мнения вчера разделились, - констатировала Настя. - Глафира и Василий настаивали на том, чтобы ее вызвать, а Богданов был против. Так?
- Так, - подтвердила Катерина.
- А вы? На чьей вы были стороне?
- Я молчала, - помедлив, ответила гостья.
- Почему? Вы ведь обратились ко мне, значит, вы оцениваете ситуацию как серьезную. Так почему ко мне, а не в милицию, официальным путем?
- Я не знаю, как оценивать ситуацию, я не понимаю, серьезная она или нет, может быть, все это выеденного яйца не стоит. Но я - мать, у меня трое детей, двое младших совсем еще маленькие. Я боюсь навредить Богданову, потому что он выгонит меня из проекта и я останусь без хорошего заработка. И в то же время я боюсь, что мои дети могут остаться без матери. Я не хочу ни того, ни другого, понимаете?
- Понимаю, - кивнула Настя. - И вы почему-то очень не любите милицию. Интересно, почему?
- Разве вы не знаете? - удивилась Славчикова. - По-моему, все знают.
- Я - не все, - сухо ответила Настя. - Так почему?
- Я отбывала срок, - вздохнув, сказала Катерина. - Четыре года. За экономическое преступление.
- В котором вы не были виноваты, - насмешливо подхватила Настя.
Ну конечно, злые милиционеры подкинули липовые улики и сляпали фальшивое уголовное дело, либо для отчетности, либо для того, чтобы вывести из-под удара истинного виновника. Плавали, знаем. То, что работники следствия, розыска и прокуратуры действительно так поступают, причем достаточно часто, - ни для кого не секрет. Но точно так же не секрет, что девяносто пять процентов людей, отбывающих наказание, клянутся и божатся, что "сидят ни за что".
- Почему? Была. Была виновата. В том, что не сумела в нужный момент сказать "нет" руководству, побоялась потерять работу, за которую хорошо платили, и подписала документы, которые не должна была подписывать.
Не заработала на этом ни копейки. А когда вскрылось, никто не взял на себя ответственность за то, что отдал мне приказ, и по статье я пошла одна. Следователь у меня был хороший, очень мне сочувствовал, понимал, как все было на самом деле, у него таких дел каждый месяц с десяток, он сам так говорил. Но сделать ничего не мог.
Моя подпись на документах стоит, а приказы начальников были устными, нигде не зафиксированы, и свидетели против них показаний не давали.
Катерина говорила грустно и устало, как о чем-то привычном и давно надоевшем. Так жены рассказывают о многолетнем пьянстве мужей. Скрывать - бессмысленно, стесняться - сил нет больше.
- А почему вы решили, что я должна непременно об этом знать? - не поняла Настя.
- Потому, что я этого не скрываю. Иногда говорю об этом в интервью, если спрашивают. И эта информация есть на сайте издательства в Интернете. Никаких тайн, все совершенно открыто.
- Простите, я не читала… И книг Василия Богуславского я тоже не читала, вы уж не обессудьте. Давайте пройдемся по фактам с самого начала, только с деталями. Вот есть три соавтора: Богданов, вы и сын вашего мужа. Как построена ваша совместная работа?
- Я придумываю, Глеб пишет, Вася собирает фактуру.
- Но вы же сами можете писать, разве нет? Зачем вам соавторы?
- Я могу, но плохо. А так, как пишет Глеб Борисович, вообще никто не умеет. Вы его книги читали?
- Да, конечно, они у меня на полке стоят. Мне просто в голову не приходило, что Василий Богуславский, которого читают в метро все пассажиры, это тот Богданов, чьими жизнеописаниями я когда-то зачитывалась.
А зачем этот проект Богданову, если он сам превосходный писатель?
- Он - жизнеописатель, вы очень точно подметили, - объяснила Катерина. - Ему можно рассказать чью-то биографию, и он напишет так, что не оторвешься.
Но придумать историю, не пересказать, а самому сотворить, он не в состоянии. Не умеет. Поэтому придумываю я, у меня это, кажется, неплохо получается. Мы собираемся два раза в неделю, я уже говорила, и я рассказываю сюжетную схему, мы вместе ее обсуждаем, поправляем, утрясаем, а Глеб потом пишет текст.
- Вы придумываете, Богданов пишет. А сын вашего мужа что делает?
- Он… как бы это объяснить… на подхвате, что ли.
Нет, я не правильно говорю, у него и сюжетные ходы иногда придумываются, но редко. Понимаете, Вася у нас тусовщик, у него миллион знакомых в самых разных кругах и сферах. Хотел учиться на сценарном отделении ВГИКа - таланта не хватило. Но он уверен, что талант у него есть, просто все кругом такие недалекие, что не могут его оценить. И я чувствую себя отчасти виноватой в том, что у него ничего не складывается.
- Почему? Насколько я поняла из вашего рассказа, его отец женился на вас, когда Василий уже был совершеннолетним. Более того, вы привлекли его к работе, порекомендовали в проект, то есть дали ему шанс. В чем же ваша вина?
- Видите ли, Настя, любое творчество - это не только вдохновение и талант, это еще и тяжкий труд, и строжайшая самодисциплина. Ничего не бывает легко, и ничего не делается само по себе. Если бы родители Васи не развелись, он продолжал бы жить с ними и, вполне возможно, из него вышел бы толк, потому что пришлось бы работать, трудиться, а не просто заявлять о своей гениальности. Пока человек продолжает жить с родителями, он непроизвольно чувствует себя маленьким и зависимым, и пусть не во всем, но слушается их. А Вася сразу после развода родителей ушел служить в ар