о сделало.
Из случившегося был сделан вывод о том, что нельзя не только рассказывать о себе никому, но и допускать, чтобы о тебе помимо твоей воли узнавали то, что ты хотела бы скрыть. К моменту окончания института Елена Щеткина мастерски овладела умением жить так, чтобы никто ничего о ней не знал, и при этом у всех складывалось бы впечатление, что она вся на виду и всем про нее все известно.
Однако борьба с распространением информации о самой себе была лишь одним из факторов формирования характера Леночки Щеткиной. Другим фактором были ее родители, вернее, отдельно - мать, отдельно - отец, и отдельно - их взаимоотношения.
Научные достижения своего мужа Лариса Петровна в грош не ставила, они представляли для нее ценность ровно настолько, насколько позволяли ему ездить в загранкомандировки, а также получать премии, имеющие денежное выражение, и звания и должности, к которым прилагались какие бы то ни было блага и льготы. Михаил Аркадьевич был старше жены лет на пятнадцать, и когда он женился, то был уже и доктором наук, и профессором, и закоренелым холостяком. Изменять ему Ларочка начала года через три после рождения дочери; о ее похождениях знал весь Академгородок, за исключением самого Щеткина.
Лариса Петровна была женщиной чрезвычайно привлекательной и на удивление моложавой, в тридцать пять выглядела самое большее на двадцать семь, а когда ей стукнуло сорок пять, никто не давал больше тридцати шести. Когда Леночка подросла, незнакомые люди принимали их за сестер: обе красавицы, очень похожи друг на друга, да и разница в возрасте, как кажется, невелика.
Ведь если старшей лет двадцать семь, то младшая, которой лет двенадцать, вряд ли может быть ее дочерью. Конечно, в Академгородке-то все знали, что это мать и дочь, а вот в двадцати километрах от дома, в центре Новосибирска (как говорила Лариса Петровна - в городе), этого не знал почти никто, поэтому многие ошибались.
Обеим льстила такая ошибка, мать сама себе казалась моложе, дочь - старше. Стараясь создать и укрепить в себе иллюзию незначительности разницы в возрасте, Лариса Петровна как-то незаметно и плавно стала приближать к себе дочь, играя роль старшей подружки.
Игра эта, как показывает история, требует большой осторожности и деликатности, а Лариса Петровна этого не учла или не сумела сделать, и в результате перешла запретную грань. Лена оказалась в курсе не только ее супружеских измен, но и ее истинного отношения к мужу.
- Ты с ума сошла, - шипела на нее пятнадцатилетняя дочь, когда Лариса Петровна возвращалась домой в два часа ночи. - Папа тебя до половины двенадцатого ждал, потом уснул прямо в кабинете.
- Вот мы ему и скажем, что я вернулась без четверти двенадцать, - беспечно улыбалась Лариса Петровна, якобы ездившая в город к подруге. - Как раз на последней маршрутке вернулась.
- Мам, ты доиграешься, - предупреждала ее семнадцатилетняя Лена после очередного опрометчивого поступка. - Что будет, если отец узнает?
- Ой, я тебя умоляю! - отмахивалась мать. - Да что он сделает? Пусть вообще спасибо скажет, что я за него замуж вышла, тебя, такую умницу и красавицу, ему родила и вырастила, да еще и жить с ним продолжаю, хотя он уже ни на что не годится. Он мне должен ноги мыть и воду пить. И потом, я тебя уверяю, детка, что даже если он что-то узнает, он тут же забудет. Из головы выкинет.
Ему удобнее не знать.
Лена это понимала. Отцу действительно удобнее не знать, потому что если признаться, что знаешь, то с этим надо же что-то делать: выяснять отношения, устраивать скандал, разводиться, делить имущество. И потом, за границу отпускают только женатых, потому что холостой мужчина может заявить, что он влюбился, собирается жениться и остаться за бугром, и не будет никаких видимых причин ему в этом препятствовать. А ведь такие командировки на симпозиумы и конференции были для ученого важным источником информации, столь необходимой для научной работы, и переход в категорию невыездных сделал бы невозможным знакомство с новыми достижениями науки, новыми разработками и новыми направлениями. Ничего этого Михаилу Аркадьевичу не хотелось, ему хотелось заниматься только наукой, и чтобы никто ему в этом не мешал.
В детстве девочка отца побаивалась, он был требователен безмерно, хотел видеть в дочери только отличницу и планку своих притязаний поднимал слишком высоко. Не ленился регулярно проверять, как Лена сделала уроки, и если уровень ее знаний не соответствовал его представлениям о желаемом, строго наказывал. Наказания у Михаила Аркадьевича сводились к тому, что он заставлял дочь делать все то, что она не любит. Есть творог и геркулесовую кашу, пить отвар шиповника, вставать по утрам на час раньше, чтобы успеть сделать зарядку и пробежку, а потом принять душ с холодным обливанием.
Наказание устанавливалось, как правило, на неделю и включало в себя, помимо описанного, ежедневную натирку паркета и мытье в прохладной воде с содой многочисленного хрусталя (а Лена уже класса с седьмого так берегла руки и ногти!), а также запрет смотреть телевизор и читать любые книги, кроме учебников.
- Трудности закаляют характер, - повторял отец в ответ на жалобные просьбы дочери смилостивиться и отменить наказание. - А особенно закаляет преодоление. Делая то, что тебе не нравится, ты преодолеваешь себя и становишься сильнее. Сейчас тебе кажется, что это наказание, а когда вырастешь, поймешь, что это тебе только во благо. Еще спасибо мне скажешь.
Мать же, вместо того чтобы заступиться, только повторяла:
- Так тебе и надо. Ты должна хорошо учиться, а у тебя ветер в голове. Папа тобой недоволен.
- Но я же получила пятерку, - в отчаянии ныла Лена. - Меня сегодня спросили по географии, как раз то, что папа вчера проверял, и поставили "пять".
- Это для твоей безмозглой учительницы ответ на "пять", а папа считает, что ты знаешь недостаточно. Ты должна учить не по учебнику, а по книгам, в доме огромная библиотека, папа столько книжек для тебя покупает, а ты ленишься прочитать лишние десять страниц. Так тебе и надо.
На самом деле Лариса Петровна была строгой только в присутствии мужа. Когда Михаил Аркадьевич не видел, она разрешала немножко почитать или посмотреть телевизор, подсовывала наказанной дочери кусочки повкуснее и поила компотом, а ненавистный отвар шиповника выливала в раковину. Но все равно значительную часть наказания Лене отбывать приходилось. И если с едой, мытьем хрусталя и запретом на чтение можно было смухлевать, то избежать раннего подъема, пробежки, зарядки и обливания ледяной водой не удавалось никак: отец лично за этим следил.
Когда Лена была на первом курсе, отец начал жаловаться на самочувствие. Дважды в течение одного месяца приходилось вызывать "неотложку", во второй раз Михаила Аркадьевича забрали в больницу и продержали две с лишним недели. Сердце. Рекомендован покой, режим и отсутствие перегрузок, как физических, так и эмоциональных. А впереди маячила очередная поездка в Париж на симпозиума где профессор Щеткин должен был делать доклад.
- Я, наверное, не поеду, - сказал отец. - Побаиваюсь.
- Как это не поедешь? - несказанно удивилась Лариса Петровна. - А доклад? Ты же должен выступать.
- Ничего, с таким же успехом может выступить мой зам. Доклад написан по результатам коллективной работы, и докладывать может любой член авторского коллектива. А я дома побуду.
- Как это дома?! - взвилась жена. - Ты соображаешь, что несешь? Как это твой зам поедет в Париж? Ты посмотри, как я обносилась, мне совсем нечего надеть!
А Леночка? Она уже студентка, совсем взрослая, ей нужно прилично выглядеть! Косметика хорошая нужна! И думать не смей о том, чтобы не поехать.
- Но, Ларочка, я только что из больницы. Мне за границей может стать плохо, и что я тогда буду делать?
И врач сказал, что мне нельзя лететь самолетом, это слишком большая нагрузка на сосуды, я могу не перенести полет.
Лена, слышавшая разговор из своей комнаты, вдруг поняла, что отец маму уговаривает. Не мама его, а он - ее. Кошмар!
- Ничего, ничего, возьмешь лекарств побольше. И вообще, что ты трусишь? Все будет хорошо. Вот смотри, я тебе уже заранее список составила, пойдешь в Париже по магазинам и все купишь. И не вздумай отказываться от командировки, не делай глупости.
Отец, конечно, поехал. И все привез. Но после того подслушанного разговора Лена перестала бояться отца и начала отчаянно жалеть его. Когда он улетел в Париж, она, сделав вид, что ничего не слышала, сказала матери:
- Может, не надо было разрешать папе ехать? Он нездоров, плохо себя чувствует. Наверное, мы с тобой должны были уговорить его не ехать, а мы его отпустили.
- Ничего, не переломится, - жестко ответила Лариса Петровна. - Должен же от него быть хоть какой-нибудь прок. Спать со мной он уже давно не может, в театр со мной в город не ездит, в гости не ходит, одна наука на уме. Если не будет ездить за границу и возить шмотки, зачем он вообще тогда нужен?
Лене стало страшно. Она не могла не любить маму.
Но как же ее любить, когда она так относится к папе?
Лена была на третьем курсе, когда отец слег окончательно. Мать первое время не верила, что он больше не встанет, не будет ходить на работу и, самое главное, не поедет за границу. Когда его положили в больницу и врач, не скрывая, нарисовал ей перспективы, Лариса Петровна поняла, что здесь все закончилось и надо искать нового спутника для красивой жизни. Мужа она в больнице ни разу не навестила, а свободное от работы время посвящала новому любовнику - молодому предпринимателю. В тот год, когда Михаил Аркадьевич умер, как раз открыли границу и можно было уезжать куда угодно. Задачей Ларисы Петровны стало уговорить своего сердечного друга сначала жениться на ней, а потом увезти куда-нибудь, например, в Штаты или в Европу. Задача решалась почти два года. Наконец она объявила дочери, только-только закончившей институт:
- Я продаю нашу квартиру и уезжаю. Деньги делим с тобой пополам, купишь себе что-нибудь поменьше.