Он почесал висок, потом всей пятерней поскреб затылок.
- Я бы предъявил. А чего тянуть-то? Надо к нему с двух сторон подбираться, со стороны материалов и со стороны следов, которые он своими действиями оставил. Посмотрим, где быстрее выйдет. Кстати, насчет материалов… Ты выяснила, у кого они?
- Пока нет.
- Почему? В чем проблема?
- Юра, если бы это было так просто…
- Не вижу ничего сложного, - сердито сказал Коротков. - Приходишь к писателям и спрашиваешь, кто из них пользуется материалами журналиста Нестерова.
Потом спрашиваешь, как они к нему попали. Тебе что, спросить трудно?
- Спросить не трудно, ответ получить трудно. Ты что же, думаешь, они так и кинутся тебе признаваться?
Знаменитые писатели, мастера интриги - и вдруг признаются, что часть сюжетов у них ворованная. Размечтался! И не просто ворованная, а украденная у покойника. Это знаешь как называется? Мародерство! Они будут делать круглые глаза и отвечать, что не понимают, о чем речь. Фамилии в книжках выдуманные, названия городов тоже, а то, что ситуации похожие, так похожих ситуаций в жизни пруд пруди, любую книжку открой - и обязательно то, что там написано, когда-нибудь где-нибудь с кем-нибудь происходило. И никогда в жизни ты ничего не докажешь, если у тебя в руках улик не будет. Фактов.
Свидетельских показаний.
- Думаешь, эти писатели такие… м-м-м… тонкие натуры?
В его словах звучало сомнение. Похоже, он считал, что люди, зарабатывающие большие деньги, тонкими натурами быть не могут по определению.
Она не успела ответить, потому что распахнулась дверь и в кабинет влетел взъерошенный Сережа Зарубин.
- О, на ловца и зверь! - радостно встретил его Коротков. - Мы тут с Аськой совещание проводим насчет того, надо или не надо спрашивать у писателей напрямик насчет материалов Нестерова. Я лично считаю, что надо пойти и спросить, а лучше даже вызвать сюда, а Пална считает, что пока рано, что, пока у нас нет твердых доказательств, разговаривать с ними бесполезно.
Мне кажется, Богданов расколется сразу, он такой холеный барин, что сразу видно: жизнь его не била. Он к трудностям не приучен, и сопротивляемость неприятностям у него низкая. Сразу все выложит. Славчикову убили, у нее теперь не спросишь, у Василия был подозрительный момент, но Стасов нам его прояснил, остался один Богданов - темная лошадка. Вот с него и надо" начать. А, Серега? Ты как считаешь?
Зарубин переводил глаза с Насти на Короткова и обратно. И почему-то молчал.
- Ты что, Сережа? - обеспокоенно спросила Настя. - Что-то случилось?
- У Богданова инфаркт. Ему вчера поздно вечером сообщили об убийстве Славчиковой. Ему стало плохо.
- Он в больнице? - быстро спросила Настя, поднимаясь из-за стола.
- В больнице, - кивнул Сережа. - В морге он. Сегодня днем скончался, в четырнадцать тридцать две.
А ведь она думала вчера о том, что нельзя оставлять Богданова одного, думала, думала… боялась, что он узнает о смерти Катерины и ему станет плохо… даже прикидывала, не поехать ли к нему самой… И не поехала. Устала. Двое суток на ногах. Кто для нее Глеб Борисович?
Свидетель, не более того. У него полно родственников, которые могли бы побыть рядом с ним после гибели старой Глафиры, и не ее, не Настина, вина, что их не оказалось рядом. Она не обязана была… И она так устала… Но разве это ее извиняет?
Похороны Екатерины Славчиковой состоялись одновременно с похоронами Глеба Борисовича, несмотря на то что погибла она двумя днями раньше: судебно-медицинская экспертиза требует времени. Хоронили их на разных кладбищах, Катерину - на Хованском, а Богданова - на Пятницком, рядом с дедом, матерью и Глафирой. Настя с Сергеем Зарубиным долго рядились, кому куда ехать, взвешивали все "за" и "против", пока Сергей не предложил поистине соломоново решение.
- А давай мы с тобой поедем хоронить Богданова, возьмем чету Боровенко и поедем вместе. А к Славчиковой пусть Петюня едет.
- Почему? - не поняла Настя.
- Ой, Пална, нет в тебе оперативной хитрости. Мы уже сколько фотографий Нестеровой показали, а Николая на них все нет и нет. Нам Петькины контакты нужны? Нужны. А какие у него могут быть контакты, если рядом с ним будет кто-то из нас? Никаких. Он должен чувствовать себя свободным и бесконтрольным. А ребята из УСБ пусть делают свою черную работу.
В этом был резон. На похороны Славчиковой ехать все равно кому-то надо. Убийство раскрыто, преступники задержаны, но ведь остается открытым вопрос о материалах. А если они были у нее? И вполне может так случиться, что человек, который ей эти материалы отдал, придет проститься с ней. Чего в жизни не бывает? Поэтому одно из обязательных правил работы по убийствам - фиксировать всех, кто приходит на похороны. Такие порой неожиданности случаются…
И вот теперь Настя, Зарубин и супруги Боровенко медленно шли вместе с толпой провожающих Глеба Борисовича. Писатели, издатели, литературоведы и критики. Родственники.
- Смотрите внимательно, - тихонько повторял то и дело Сергей, - может быть, вы увидите тех, кто приезжал тогда к Богданову, а он дверь не открыл.
- Вот она! - внезапно воскликнула Лиза и схватила Сергея за руку - Тише, тише, - зашептал он, осторожно высвобождая руку, - похороны же. Кто - она?
- Женщина, с которой Богданов в ресторане встречался. Она ему конверт отдала, а он ей - деньги.
- Хорошо, спасибо, - вполголоса пробормотал он. - Смотрите еще.
Через две секунды его уже не было рядом, а еще через полминуты Настя заметила его куртку, мелькающую в непосредственной близости от женщины, на которую указала Лиза.
- А вон эти двое, - взволнованно проговорил Вячеслав. - Точно, они. И опять вместе, как тогда.
Он указывал на двоюродного брата Богданова, Григория Александровича Черевнина, рядом с которым, как и на похоронах Глафиры, стоял сын Глеба Борисовича - Илья Глебович. Н-да, Глеб Борисович, до какого же катастрофического состояния вы довели свои семейные дела, если двоюродному брату и родному сыну дверь не открываете?
- Хорошо. Еще кого-нибудь узнаете?
К концу траурной церемонии, часть которой проходила в ритуальном зале, а часть - под открытым небом, Настя так продрогла, что с трудом смогла разжать стиснутые в кулаки и засунутые поглубже в карманы руки.
Перчатки взять она забыла. Боровенко очень старались, но больше никого из присутствующих не опознали, кроме младшей дочери Богданова Лады, которую видели, когда она приходила к отцу на воскресный обед.
Зарубин совсем затерялся в толпе, и Насте пришлось ждать его у ворот кладбища.
- Ну что? - спросила она, когда Сережа появился.
- Это сестра второй жены Богданова. Зовут Валентиной, фамилию выяснить не удалось, обстановка специфическая. Но зато я узнал, чем она занимается.
- И чем? - Настю разбирало нетерпеливое любопытство - Торгует модной одеждой. Судя по тому, как она одета, она не столько торгует, сколько носит эту одежду.
Жалко, да?
- Чего жалко?
- Ну, что она вторая жена сестры., тьфу ты, сестра второй жены. Было бы классно, если бы она оказалась, например, сестрой Нестерова или его коллегой по редакции. Тогда бы все сошлось и можно было бы вздохнуть свободно.
- Не ищи легких путей, Сержик, - ее передернуло от холода, и Настя машинально прижала локти к бокам. - Легкие пути знаешь куда ведут?
- Знаю, в мышеловку, - уныло ответил Зарубин. - Когда велишь побеседовать с мадам Валентиной?
- Сегодня у нее поминки, а завтра можно.
- Слушай, мы, конечно, должны быть деликатными, человечными и все такое, но ты же сама сказала, что Погодин и его компания могут еще что-нибудь сотворить.
Причем в любой момент. Пока мы тут миндальничаем, они небось уже новое убийство задумали.
- И что ты предлагаешь? - поморщилась Настя. - Выдернуть ее сейчас и вместо поминок отвезти на Петровку? Ты считаешь, что это прилично?
- Зачем же так круто, - усмехнулся он. - Я поеду вместе со всеми на поминки, там с ней и поговорю.
- Ты с ума сошел! Это совершенно неприлично.
- Ничего подобного. Вряд ли она убивается по Глебу Борисовичу, если посмотреть, что он сделал со своими семейными отношениями. Да и кто она ему? Вторая сестра жены, то есть… ну, понятно кто. Отношения у них были сугубо деловые, товарно-денежные, и признаков глубокой скорби на лице Валентины я не заметил. А пролезть в ресторан и примкнуть к толпе поминающих - как нечего делать. Опер я или где?
- Или там, - улыбнулась она. - Ты как поедешь, на служебной машине или вместе со всеми, на автобусе?
- Я - с народом, - гордо объявил Зарубин.
- Тогда я возьму машину, ладно? Мне в женскую консультацию надо.
- Пална, ты чего? - Он в ужасе посмотрел на нее. - Тебе ж на пенсию скоро.
- Балда ты. Я за списками. Они обещали к сегодняшнему дню подготовить.
Списки и в самом деле были готовы. При их виде Насте чуть дурно не стало. Три с половиной тысячи посещений за месяц. Женщин, приходивших в консультацию в течение этого месяца, было, конечно, не три с половиной тысячи, а меньше, просто многие приходили больше одного раза. Но это не спасало положения. Сперва нужно выбрать из списка всех, кто носит имя Ольга, потом выверить и убрать повторы, потом пройтись по возрасту, отсекая совсем молоденьких и тех, кому за сорок, поскольку точного возраста своей случайной знакомой Нестерова не знала и сказала, что на глазок ей было между тридцатью и тридцатью семью. Но Настя знала, что такое этот самый "женский глазок", всегда, пусть и подсознательно, готовый прибавить другой женщине пару-тройку годиков. Значит, брать нужно "вилку" от двадцати шести до сорока, чтобы не ошибиться.
И вот тех, кто в конце концов останется, нужно будет отрабатывать. Интересно, сколько их будет? Сто? Двести?
Или повезет, и их будет только двадцать? Ну почему ее зовут Ольгой, а не Аэлитой или Виолеттой? Ну почему Нестерова не облегчила работу сыщикам, сказав, что у Ольги было, к примеру, редкое заболевание или большой срок беременности? Ну почему всегда все так трудно и, что самое главное, малоперспективно? Такая прорва работы - и все ради каких-то жалких тридцати трех процентов удачи. А остальные шестьдесят семь процентов расселись тут на полу в Настином кабинете, забрались на стол, на шкаф, на сейф, на подоконник, в чайник и в горшок с цветком, свесили ножки и гадк