— Вы сейчас где, батюшка?
— В церкви.
— Вам дико повезло, отец Никодим. Я как раз на работу качу и нахожусь сейчас в паре минут езды от Горбушки.
Горбушкой рамодановцы называли неказистый горбатый мост над железной дорогой, рядом с которым и располагалась Николо-Дворянская церковь.
— Надеюсь, ваше начальство за опоздание не будет в претензии? — заволновался отец Никодим.
— Скажу, что замаливал свои грехи, они и отвяжутся.
— А если не отвяжутся?
— Тогда скажу, что замаливал их грехи. Должно подействовать.
Отец Никодим неопределенно хмыкнул.
— Ну подъезжай. Вместе грехи начальства замаливать будем. Ох, чую, трудно с тобой Станиславу Николаевичу приходится.
— Ценных сотрудников надо лелеять, холить и терпеть все их выкрутасы…
— Жду, — пресек трепотню лейтенанта батюшка, прерывая вызов.
Валентина отец Никодим встретил у ворот церковного двора и, знаком велев не вылезать из машины, сам подсел к нему на переднее сиденье.
— Так какие проблемы, батюшка? — спросил юноша, как только священник, подобрав полы рясы, захлопнул за собой дверцу машины.
— Тут такое дело, Валентин… — Отец Никодим запнулся, явно не зная, как начать разговор, задумчиво погладил свою начинающую седеть бороду. — …Только не подумай, что я пытаюсь тебя вовлечь в наши церковные… как бы это поделикатнее выразиться…
— Разборки, — подсказал Валентин.
— Да, именно разборки.
— Опять секты на горизонте нарисовались? — участливо спросил парень.
— Не совсем. Тут другое. Ты про Глафиру Рамодановскую слышал?
— Краем уха. Вроде как старица такая объявилась. Чуть ли не за святую почитают.
— Не старица она, а дитя. Совсем еще дитя. Восьми лет от роду. А старец при ней есть. Они вместе по больницам ходят. Самых безнадежных больных навещают со словами утешения. Молитвы читают. А старец еще и исповедует, и отпущение грехов дает, хотя права такого не имеет, так как не рукоположен церковью. Я один раз на такой процедуре присутствовал. Слушал девочку. Вроде и молитвы она читает правильно, и говорит от души, а вот чувствую, что что-то здесь не то! Сомневаюсь я, что ее молитвы во благо страждущим идут.
— Да в чем проблема-то?
— Умирают эти больные. Сразу после исповеди и последних слов утешения умирают. Обычно на последней исповеди люди плачут, просят замолить перед Богом свои грехи, но богу душу отдают после слов утешения не сразу! Вернее, скажу так: не все умирают сразу, а все, кого эта так называемая святая Глафира Рамодановская посещает, прямо после исповеди богу душу отдают. Со счастливой улыбкой на устах в мир иной уходят. Неестественно это.
— Ничего себе утешительница! Да это ангел смерти какой-то. Почему тогда ее святой зовут?
— А она не только последнее утешение умирающим приносит. Некоторых со смертного одра поднимает, и у врачей потом глаза на лоб лезут. Полное излечение. Причем молниеносное излечение. А однажды уже официально признанного умершим человека к жизни вернула.
— Ух ты-ы! Похоже на второе пришествие Христа. Правда, Христос в юбке…
— Сам бы во второе пришествие поверил, — перебил Валентина отец Никодим, — если б она со смертного одра всех подряд поднимала. Эта якобы святая с того света возвращает только очень состоятельных людей. И, как я подозреваю, небезвозмездно.
— А это уже незаконное предпринимательство. Надо на них налоговую натравить. Пусть лицензию проверят.
— Валентин, я же с тобой серьезно говорю, — расстроился отец Никодим.
— И я серьезно. Кстати, что собой представляет этот старец? Наверняка ведь именно он занимается финансовыми операциями. Вряд ли у девочки на это ума хватит.
— Он зовет себя Серафимом Сварожским. К официальной церкви отношения не имеет, я уже проверил. Данных о нем очень мало, но, судя по тому, что крестится двум перстами, из староверов старец. В районе Сварожской гати есть несколько староверческих скитов.
— Вот почему вы о разборках церковных заговорили, — сообразил Валентин.
— Да. Очень не хотелось бы, чтоб это было воспринято как сведение счетов между различными религиозными конфессиями. Я просто чувствую, что здесь что-то не то, и боюсь, что святостью здесь и не пахнет.
— Чутье старого спецназовца заговорило?
— Да. Но это все пока мои предположения. После знакомства с вашей уважаемой организацией у меня возникла мысль: а не является ли эта парочка вашими клиентами? Поэтому, прежде чем звонить во все колокола, я решил обратиться к тебе с неофициальной просьбой: присмотрись к ним повнимательней, если, конечно, найдешь на это время.
— Присмотрюсь. Сегодня не обещаю, не исключено, что в конторе зависнуть придется, но в течение двух-трех дней обязательно эту парочку навещу. Если что учую, наше ведомство подключу и вас в пределах дозволенного проинформирую.
— Спасибо, Валентин. Я в тебе не сомневался. Благословляю тебя на дело сие благое. — Отец Никодим осенил крестным знамением юношу и покинул салон автомобиля.
Лейтенант проводил его взглядом. Как только настоятель скрылся за церковной оградой, Валентин надавил на педаль газа и помчался к родной конторе, стремясь наверстать упущенное время. Через пятнадцать минут он был на месте. Поставив машину на служебную стоянку, Валентин потоптался около нее, а потом, махнув рукой, извлек из багажника собранный Жилой баул. С вызовом хозяина в контору тот не ошибся, так, может, и с аналитиками что-то путное получится?
Вид лейтенанта с огромной сумкой через плечо, пытавшегося протиснуться через вертушку, развеселил охрану.
— Что в сумке? — напустил на себя грозный вид Славик, который дежурил сегодня в стеклянной будке проходной.
— Завтрак, обед и ужин… с собой, — пропыхтел Валентин, пытаясь преодолеть препятствие, но строгий вахтер не спешил нажимать педаль разблокировки вертушки.
— На досмотр! — облизнулся Славик, окидывая баул плотоядным взглядом.
Валентин понял, что его сейчас будут конкретно бомбить, и не ошибся. Подскочившие охранники сдернули с него сумку, расстегнули молнию и начали азартно рыться в «туесочке», собранном заботливым Жилой хозяину в дорогу.
— Слушай, да тут и впрямь одна жратва, — удивился один из охранников, доставая из баула солидный шматок сала.
— Что, действительно только жратва? — удивился Славик, высовываясь из будки.
— Ага, — подтвердил второй охранник, выуживая из сумки хлеб и банку с огурцами. — Тут еще и бутерброды есть.
— Да он реально захолостяковал, — восхитился Славик. — Только жена за порог, а ему уже кто-то бутерброды в дорогу сооружает.
— Что за грязные намеки? — возмутился Валентин.
— Ладно, Херувим, не парься, Папе не сдадим, — хмыкнул первый охранник. — Нет, ну надо же, ни одной бутылки.
— Даже конфисковать нечего, — тяжко вздохнул второй охранник, — а я так надеялся вечерком после работы таможенный сбор под хорошую закуску приговорить.
— А вот фиг вам всем! — обрадовался Валентин. — Руссо агенто! Облико морале!
— Ладно, проходи, — махнул рукой вахтер. — И не забудь к Папе заглянуть.
— Он мне к аналитикам велел идти.
— Ничего не знаю. Папа приказал: к нему.
Охранники покидали провизию обратно в сумку и пропустили юношу. Система электронной защиты отсканировала радужку глаза действующего агента конторы «Ангелов Миллениума», лифт распознал капиллярные узоры его пальца и послушно опустил на полторы сотни метров под землю, доставив на территорию конторы. Первым делом юноша прошмыгнул в пустующую в связи с отпуском сотрудников секцию третьего крыла, затолкал под свой письменный стол баул и только после этого отправился на ковер к начальству.
— Агент Херувим явился для выполнения особо опасного задания, — по-военному щелкнул он каблуками, войдя в кабинет.
— Садись, обормот, — кивнул на кресло для посетителей Стас. Он своего родственника до сих пор не мог воспринимать серьезно, так как, несмотря на солидный возраст — уже двадцать второй год! — детство в муже его сестренки до сих пор играло. — Садись и выкладывай, зачем в Николо-Дворянскую церковь зарулил.
— Вы что, каждый вздох мой отслеживаете? — обиделся юноша.
— Пока только перемещения твоей машины, но, так как Дашки радом нет, думаю, и каждый вздох стоит отслеживать. Так что ты там делал?
— Грехи родного начальства передо мной, агнцем невинным, замаливал.
— А если серьезно? — страдальчески сморщился Стас.
— А если серьезно, то отец Никодим о помощи попросил.
Скрывать от шефа полученную информацию Валентин не видел смысла, а потому со спокойной совестью рассказал о просьбе батюшки разобраться со странной святой и сопровождавшим ее старцем.
— Мертвых поднимает… — пробормотал Стас.
— Пока только одного, если верить батюшке, — уточнил Валентин.
— Все равно попахивает зомби. В принципе звоночек в тему. Дуй к аналитикам. Пусть они нароют все, что возможно, об этой парочке и соотнесут их с делом гробокопателей.
— А может, сразу на работу в поле? Опрос свидетелей и так далее. Ты ж мои таланты знаешь. Все, что знают и не знают, выложат. Вмиг из них все выбью. Привыкли руки к топорам! Душа горит…
— Пошел вон отсюда, клоун! — рявкнул Стас.
Валентина как ветром сдуло.
— И без данных аналитиков из конторы ни ногой! — крикнул ему вслед начальник.
Сделав свое черное дело (парень обожал выводить из себя брата Дашки), Валентин метнулся за баулом и в приподнятом настроении вломился в аналитический отдел.
— Ба! Кого мы видим! — завопил Сергей. — Сам святой Валентин снизошел до нас!
Глава аналитического отдела, сравнительно молодой человек лет тридцати, командовал такими же молодыми оболтусами; каждый из них был в своем роде уникум. Под эгидой конторы собрались лучшие программисты Рамодановского края, хакерские таланты которых организация использовала на всю катушку.
— Падайте в ноги, смертные! — поддержал шефа Константин, отрываясь от компьютера. — Сейчас этот титан мысли покажет нам мастер-класс!