– Ладно, ладно! А иллюстрация к этому посту будет? – Лучезарный предпочел перейти к делу.
– Вот. – Я показала коллеге вчерашнюю фотку Гуси на экране моего мобильного и тут же перебросила снимок на его рабочую почту. – Размести, пожалуйста, всюду прямо сейчас.
– Вообще-то на 15:00 у меня был запланирован только пост в ВК, в остальных соцсетях в это время неоптимальное число просмотров… – начал было Лучезарный.
Но Машенька привстала за столом и устремила взгляд на дверь кабинета Бронича, показывая, что готова идти к начальству прямо сейчас, и Тема сдался, сказав:
– Добро!
– Я тоже за то, что договариваться по-доброму, – милостиво кивнула ему Машенька, вновь устраиваясь за столом.
Оттуда она ежеминутно посматривала на меня, занявшуюся рабочей текучкой, и в попытке привлечь мое внимание то шевелила бровями, то округляла глаза, пока Соня Фонарева, наш офис-менеджер, не сказала ей с ноткой сочувствия:
– У тебя лицевые мышцы подергиваются, ты в курсе, что это нехороший симптом?
– Ага, дрожание моей левой икры есть великий признак! – фыркнула наша практикантка, и я посмотрела на нее с уважением.
Беру свои слова назад, не так уж плохо у Машеньки с образованием, если она цитирует Льва Николаевича! Авось и сработаемся.
Однако к концу своего первого трудового дня бедняжка Машенька совсем извелась. Последние пять минут до ухода с работы она откровенно слонялась по кабинету вблизи моего стола, но я делала вид, будто не понимаю, что новоявленный Ватсон страстно жаждет откровений Холмса в моем лице. По делу о пропавшем трупе мне пока нечем было поделиться с верным паладином.
Ну, разве что надеждой.
– Возможно, к утру у нас появятся новые сведения, – сказала я Машеньке, когда мы выходили из офиса.
– От информатора?
– Может, и от него, родимого…
На крылечке офисного здания мы с практиканткой распрощались. Машенька предлагала подвезти меня на своем прелестном «Мини-купере», но я решила, что устану так долго держать маску Холмса, и выбрала демократичный троллейбус.
В вечерний час половозрастной состав пассажиров был заметно разнообразнее, чем в обеденное время, так что компанию мне составляли не только граждане пенсионного возраста. Я спокойно доехала до своей остановки и прибыла в отчий дом точно вовремя: ужин был уже готов, но еще не съеден.
– Дюша, это ты? – покричал из гостиной папуля, услышав шум вторжения: едва войдя в квартиру, я запнулась о коварно оставленное у порога ведро с грушами. – Мой руки и дуй к столу! У нас тут жюльен и дядя Сема!
Я расценила сказанное как предупреждение о том, что мой любимый жюльен вполне может и не дождаться нашей с ним встречи.
Дядя Сема – большой поклонник папулиного кулинарного таланта. Одинокий пенсионер и наш сосед по даче в Буркове, он большую часть года живет в деревне, вдали от изысканной кухни, коей от души (и от пуза) наслаждается у нас в гостях.
– Уже иду! – коротко сообщила я, метнувшись в ванную – и сразу к столу.
– Дюшенька, красавица, а ты все хорошеешь! – одобрил меня дядя Сема.
– Стараюсь, – признательно кивнула я.
И тут же постаралась подгрести к себе сразу две порции жюльена, как верного средства для моей красоты и доброты.
Мне не препятствовали: стол хлебосольный папуля сервировал традиционно знатный, так что никто не рисковал остаться голодным. Присутствовавшие уже успели вдумчиво пройтись по закускам и, судя по блеску глаз и шуток, хлебнули папулиной фирменной вишневой наливки. Мне ее, разумеется, не предложили – в данной компании я числилась деткой, спаивать которую грешно, зато мне со всех сторон подкладывали сладкие кусочки.
Я наслаждалась: обычно у нас в категории «деток» серьезная внутренняя конкуренция, но в отсутствие бледненькой худенькой Трошкиной, которую всем всегда хочется подкормить, и прожорливого братца Зямы, который сам у кого угодно отнимет сладкий кус, все вкусняшки были моими.
Поэтому я молча ела, внося свою лепту в застольную беседу исключительно треском за ушами. А «взрослые» со вкусом беседовали, обсуждая самые разные актуальные темы.
Одной из них, как обычно, была дорожная обстановка в городе и его ближних пределах.
Наша южная столица расположена почти на пересечении двух федеральных трасс, ведущих к морю – на Кавказ и в Крым. Вроде бы это большое преимущество – ближайший черноморский пляж всего в сотне километров, но с мая по октябрь на море и обратно через наш город едет, кажется, вся страна, и это обеспечивает региону неизбывные сезонные пробки.
– Я почти три часа сегодня из Буркова ехал! – то ли пожаловался, то ли похвастался подвигом дядя Сема. – Вы в курсе, что нынче вычудили эти затейники?
– Дорожники? – уточнил касту затейников папуля.
– Теперь еще и судебные приставы! – ответил дядя Сема и покрутил головой: мол, и эти туда же. – Представьте, они при поддержке гаишников перекрыли на выезде из города оба моста, и в этом бутылочном горлышке стопорят машины для проверки наличия у их владельцев разных задолженностей. У кого есть хоть какой-нибудь неоплаченный штраф – считай, приехал: или оплачивай задолженность прямо на месте – или у тебя забирают машину.
– Да не имеют права! – взвился папуля-полковник и принялся рассказывать, как именно стал бы действовать в такой ситуации лично он, особенно если бы ехал не на нашей семейной легковушке, а на своем любимом транспорте с траками, пушкой и крепкой лобовой броней.
Продолжая следить за беседой лишь краем уха, я откинулась на спинку дивана и, прячась за гигантской грушей сорта «Гулливер», основательно задумалась.
Выходит, не обманула я Машеньку, дядя Сема (будем считать, что сегодня ему досталось переходящее звание моего информатора) действительно принес интересные сведения. Все выезды из города перекрыты, машины на мостах тотально проверяют, а это значит, что «жених», под видом «невесты» умчавший на заднем сиденье своего автомобиля неизвестный труп, далеко не уехал. Не рискнул бы он контактировать с инспекторами, с таким-то пассажиром в салоне!
А ведь важность и срочность задачи поскорее избавиться от тела это нисколько не уменьшило, наоборот: денек-то жаркий!
А город большой, шумный, полный людей и видеокамер…
Отсюда вопрос: где сегодня в городе можно незаметно спрятать труп?
Надо об этом подумать…
От интересных размышлений меня отвлек телефонный звонок.
Трезвонил мой мобильный, входящий номер был незнакомый. Я извинилась перед честной компанией и удалилась к себе, чтобы поговорить без помех.
Пока дошла до своей комнаты – звонок прекратился. Зато в телефоне обнаружилось несколько новых фото, и на всех – четвероногие: пользователи соцсетей накидали мне заявок на объявленный кастинг собачек.
Как водится, люди поняли текст по-своему, поэтому не все животные на фото были спаниелями и вообще собаками. Из восьми портретов два представляли котов (но черно-белых, как просили), один – енота, и еще один – не опознанного мною мелкого зверька с пугающе вытаращенными глазами. То есть собачек было всего четыре штуки.
Я потихоньку высвистала из гостиной сначала папулю, потом мамулю, и, пока бабуля одна развлекала дядю Сему, мы втроем придирчиво рассмотрели фотки кандидатов на съемку, сравнивая их с единственным имеющимся у нас изображением пропавшего Гуси.
– Этот мелковат, у этого на лбу приметное пятно, этот грустный какой-то, а вот этот похож! – резюмировала мамуля. – Предлагаю взять его!
– Как основной вариант, – уточнил серьезный стратег папуля. – Грустного, если что, можно развеселить, а белое пятно замазать гуталином. Но претендент номер один – вот этот, я согласен.
– Есть небольшое осложнение, – сообщила им я, прочитав сообщение, к которому прилагалось всем понравившееся фото. – Я думала взять песика для съемки напрокат, но этот не сдается, а продается. Мы будем покупать собаку?
– Давайте позвоним ее владельцу и поговорим с ним, может, мы все же договоримся об аренде, – предложила мамуля. – Дюша, набирай этого товарища да не забудь включить громкую связь.
– Да, мой генерал! – ответила я, и папуля хмыкнул.
Хотя официально это он старший по званию, мамуля наш вечный партизанский командир.
Собаковладелец долго не брал трубку – мы уже устали слушать гудки. Наконец хриплый голос непонятной половой принадлежности недружелюбно поинтересовался:
– Ну, хто це? Шо надо?
– Добрый день! – сказала я, стрельнув строгим взглядом в мамулю, которая шепотом подсказала мне другое начало разговора: «Здоровеньки булы!» – в этническом стиле, коего я бы не выдержала. – Я по объявлению о поиске собаки для рекламной съемки…
– Скока? – перебил меня собеседник.
Я посмотрела на родителей. Мамуля пожала плечами, папуля полез в карман за бумажником.
Заглянув в него, я сказала:
– Мы готовы платить пятьсот рублей в час, собака нужна нам максимум на четыре часа…
– Это всего две тысячи получится? – мгновенно подсчитал кто-то в трубке.
Я думала, он скажет – мало, но ошиблась:
– Ну, две так две, тоже деньги, но с одним условием: вы эту собаку насовсем забираете. Не нужно мне ее возвращать.
– Но нам не нужна собака насовсем! – Я снова посмотрела на предков.
Папуля чесал в затылке, мамуля выразительными жестами отказывалась от нового питомца.
– Ну, так и мне она не нужна! Не хотите – не берите, хотя жаль, на живодерне мне две тысячи не заплатят…
На живодерне?!
Папа вскинул голову, мама в ужасе распахнула глаза.
«Берем, берем собачку!» – читалось на их славных лицах.
– Ладно, договорились, мы заберем у вас эту собаку за две тысячи рублей навсегда! – поспешно сказала я, на всякий случай проговаривая все условия.
– И самовывозом! – добавил мой собеседник. – Не хватало мне еще по городу с собакой мотаться, за нее небось в трамвае, как за человека, платить нужно…
– Когда и где забирать, диктуйте время и адрес!
Я приняла у мамы-писательницы, которая без письменных принадлежностей даже, пардон, в уборную не ходит, блокнот и ручку. Записала адрес, заверила пренеприятнейшую личность в трубке, что мы приедем за собакой завтра утром, не позже десяти часов, выключила телефон и взглядом спросила у папы, все ли правильно сделано.