– Баба Тося, а почему вы сказали «опять»? Вы разве уже видели эту собаку?
Барни я привезла только что, но позавчера где-то тут потерялся Гуся – назовем его, чтобы не путаться, Гуссейном Первым. Не он ли шумел под окном у бабы Тоси?
– «Видела»! – раздраженно повторила соседка. – Глаза б мои на него не смотрели… Слышала я его, вот что плохо! Вчера, когда абрикосы для варенья перемывала, он как загавкал, зарычал – мне вставать-то и от работы отрываться не хотелось, так я на голос в него абрикосом подгнившим пульнула.
– А он что?
– Выругался матом!
– Кто – пес?!
– Да пес его знает, кто! Это ж не клумба, а проходной двор какой-то, вечно кто-то здесь шарится, надо, наверное, скосить тут всю растительность под корень, – рассудила баба Тося. – Понятно, что матерился не пес, но он тоже не молчал, все гавкал и гавкал, рычал да рычал. Я абрикосы перемыла, встала, думаю – все, сейчас выплесну воду на эту дурную псину. Выглянула в окно – а там уже и нет никого. Зря только таз с водой на подоконник тащила…
– Это, значит, меня, как последнюю собаку… – горестно зашипела распластавшаяся по стеночке Машенька, смекнув, кому она обязана вчерашним холодным душем.
Я взглядом приказала ей умолкнуть и не мешать мне работать со свидетелем.
– Так, если вы не видели вчерашнюю гавкучую собаку, то почему решили, что это она? – Я указала на Барни.
– Ну, во-первых, я видела ее хвост, – с достоинством ответила баба Тося. – Она им нервно так дергала на бегу, видать, не по собственной воле удирала, небось получила пинка.
– От кого же?
Вот это мне было очень интересно.
По всему выходило, что пес, который мешал вчера бабе Тосе сосредоточиться на ее абрикосах, гавкал и рычал не просто так, а на кого-то. На мужика, ругавшегося матом! То есть возможно, что эти двое – пес и мужик-матерщинник – конфликтовали между собой. Пес лаял и рычал на мужика, мужик дал псу пинка, пес убежал, а мужик…
Да, что же мужик?
По времени все сходилось: мужик вполне мог быть тем самым, которого нашла Машенька. Если он рухнул в лопухи сразу после бегства пса, баба Тося, увлеченная созерцанием нервного собачьего хвоста, могла его в густой траве и не заметить. Тем более что одет он был, помнится, в зеленые шорты и майку цвета хаки – вполне себе маскировочной окраски наряд… А соседка, спеша вернуться к работе, по клумбе глазами не шарила… Да я и сама ведь никакого мужика в зеленях не увидела, пока на него Машенька не натолкнулась…
Но минуточку! Не мог же мужик умереть оттого, что он пнул собаку? И голова у него была в крови… Он же не боднул пса головой, как Зидан Матерацци? Чтобы разбить об него голову, пес должен был быть очень твердым, буквально каменным… Нет, что-то не сходится.
Так, а вот мне еще интересно: тот мужик, который ругался матом, и тот, который дал пинка собачке, это был один и тот же человек – или два разных? Потому что если их было двое, то не исключено, что это не просто некультурные дядьки, а жертва и преступник!
А вот собака совершенно точно была не одна и та же. Барни-Гуся вчера весь день нервировал лаем домомучительницу, значит, под окном у бабы Тоси гавкал потерянный папулей позавчера Гуся I! То есть он недалеко убежал и бродит по району, бедняжка…
М-да, надо Гусю I искать, а то получается, что мы его оставили на произвол судьбы, а ведь мы, Кузнецовы, своих не бросаем…
– Барни, ко мне! – Я призвала песика, и он неохотно, но все же подчинился. – К ноге, домой, шагом марш!
Хм, а собачка-то знает команды! За исключением неуставной в данном случае «шагом марш», этому его явно не учили… Ничего, папуля сей недочет исправит, ему только дай организовать кому-нибудь усиленную строевую подготовку.
– Жди здесь, – сказала я Машеньке, когда мы вышли к нашему подъезду. – Я оставлю собаку и вернусь…
– Кому ты ее оставишь?
– Надежному человеку тут, в одной особой квартире…
– У тебя всюду свои люди есть, да? – практикантка смотрела на меня с уважением.
Я стремительно росла в ее глазах: и служебная собака у меня есть, и свои люди, и конспиративная квартира!
– Свои люди – это мой основной актив! – ответила я совершенно искренне. – Жди, я быстро!
Папуля обрадовался песику, как родному, и широко распахнул ему объятия:
– Гусенька!
– Для сведения: полчаса назад он звался Барни, – сообщила я, заводя собаку в дом.
Барни-Гуся не потерялся – сразу же порысил на кухню, где папуля еще позавчера расположил на полу собачьи мисочки.
– Да он же голоден! – ужаснулся папуля, который всегда рад кого-нибудь накормить, и тут же ринулся к холодильнику. – Есть сырая говяжья печень и куриные котлетки, что ты будешь, Гусеночек?
Гусеночек умильным поскуливанием высказался в том смысле, что он будет всего побольше и можно без хлеба, и папа завертелся, как дервиш, готовя трапезу для нового члена семьи.
– Дюша! – пришла мамуля.
Сдвинула очки на лоб, посмотрела на собаченьку, многозначительно изрекла:
– Хм…
– Что-то не так? – нетерпеливо уточнила я. – Мне надо бежать, так что прошу не задерживаться с комментариями и заявлениями.
– Ты спешишь? Очень жаль, я хотела согласовать с тобой как со специалистом план фотосессии Гуси.
– Вообще-то, он Барни. Полностью будет Гуссейн-Барнабас.
– Барнабас?! Как вампир из готической трагикомедии Тима Бертона? Какая прелесть! – восхитилась мамуля. – Дочь, ты сама это придумала? О! Мои гены не пропали втуне!
Ага, так вот где я слышала это странное имя – Барнабас: так звали вампира в фильме «Мрачные тени»!
– Я никого не хочу обидеть, но, может быть, не надо Барнабаса? – нахмурился папуля, который недолюбливает мрачную готику, хотя именно в этом жанре работает его любимая супруга. – По-моему, это какое-то слишком зловещее имя для милого песика, а как вы яхту назовете, так она и поплывет…
– Да уж, у Гусенка плавучесть будет получше! – съязвила мамуля.
– А чем тебе не нравится Гусенок? Отличное уменьшительно-ласкательное от Гуси! – напрягся папуля.
– Ты его еще Гусаром назови! Солдафон!
Они яростно сцепились и с наслаждением заспорили, как делают по десять раз на дню уже тридцать пять лет. Тот случай, когда милые бранятся – только тешатся.
По опыту зная, что этот спарринг не прервать, я заглянула в комнату к бабуле и попросила ее передать папе, что выгуливать Барни-Гусю до моего возвращения не надо. Вечером я привезу ошейник и поводок, а до тех пор не будем выводить подопечного во двор, чтобы не потерять вторую собаку так же, как первую. Бабуля сказала, что все передаст, и я вернулась к ожидающей меня Машеньке.
Вид у нее был напряженный: брови танковым клином, глаза стрелковыми амбразурами, руки крестом на груди.
– Кгхм! – произнесла хмурая дева при моем появлении, и я повторила сказанное ранее мамуле:
– Что-то не так? Мы спешим, так что прошу не задерживаться с комментариями и заявлениями.
– Я вот подумала, что мы не отработали ниточку! – заявила девица.
– Отрабатывают версии, ниточки тянут, – машинально поправила я.
Филологическое образование – это вам не труп, его не спрячешь.
– Значит, не дотянули мы ниточку, – не унялась практикантка. – Собака в клумбе нервничала и выла, как по покойнику, а это значит – что?
– Что?
– Собака взяла след! Надо было пустить ее по нему, вдруг она вывела бы нас на убийцу!
– Недурная идея, но реализовать ее прямо сейчас не получится, – с сожалением признала я. – Видишь ли, нельзя пускать по следу собаку без поводка, а он у меня будет только вечером.
– Хорошо, но тогда давай хотя бы сами как следуем осмотримся на месте преступления, мы ведь так и не смогли этого сделать из-за противной бабки с первого этажа, – предложила Машенька. – Сейчас как раз подходящий момент: я видела ее, она вышла из подъезда с сумкой на колесиках. Наверное, ушла за покупками и вернется не скоро. Сумка у нее здоровенная, такую пока заполнишь…
– Ладно, идем, – согласилась я. – Только живенько: одна нога тут, другая – там!
Вот, кстати, ноги мне еще в этой клумбе не попадались. Голова была, рука была, а ног не было. Или я плохо искала?
Мы обогнули дом, подошли к лужайке, и зоркая Машенька первой заметила, что сегодня наши злосчастные травяные джунгли опять не пустуют:
– Ты видишь это?
– Ноги, – с некоторым удивлением (не ждала, что вселенная выполнит мой запрос, да еще так быстро) констатировала я. – Белые штаны, вид сзади…
– И кто это?
– Ты думаешь, я могу это определить по доступному взгляду фрагменту?! Могу сказать одно – это не труп!
– Ты уверена? Он так странно стоит – кверху попой…
– Ты весной на дачи выйди, у нас так полстраны стоит в период посевных работ.
– Но сейчас же не весна? Так что же он делает в клумбе? Может, что-то закапывает?!
– Еще один труп?!
Мы переглянулись и зачем-то схватились за руки.
Уйти, не узнав, чем занимается на роковой клумбе некто в белых штанах, было невозможно, а подойти и посмотреть – почему-то страшновато.
А этот, в штанах, меж тем опустился на корточки. Он вообще знает, что травяные пятна практически не отстирываются?
Решив, что передо мной клинический идиот, я перестала его бояться и позвала:
– Эй! Вы, в бывших белых брюках! Вы что там делаете?
– А ну, вылезайте, а то мы полицию вызовем! – поддержала меня Машенька.
– Да я и сам… – начал этот, в белых с прозеленью штанах, распрямляясь и оборачиваясь. – О! Вы-то мне и нужны!
– Бежим! – Машенька дернула меня за руку.
– Стой, это же наш участковый! Не узнала? – Я удержала напарницу на месте. – Федор Иванович, а что это вы тут делаете?
– Здравствуйте, Инна, добрый день, Мария. – Участковый спокойно приветствовал меня и с придыханием – Машеньку.
Не иначе – втюрился. Бедняга! Куда ему до банкирской дочки!
– Я так и думал, что вы еще тут появитесь!
– Почему? – Это не я спросила – Машенька. Вкрадчиво, мурлыка