– Что, парень, зарплату не платят?
– Врут, что заплатят, а не дают ни шиша, только работой нагружают! – охотно пожаловался ей Валера.
– Только посмотрите, как стремительно рушится репутация вашего еще не открытого заведения, – шепнула я бледнеющей Татьяне Ивановне. – Определенно, с этим надо что-то делать, а вы неразумно откладываете пиар-кампанию!
– Мы исправимся, – пообещала мадам маркетолог и, ухватив жалобщика за локоть, с усилием развернула его в другую сторону. – Валера, все, пора работать!
– Камера должна быть установлена уже сегодня! – напомнила я, провожая взглядом быстро удаляющихся коллег.
– Так и будет! – донеслось до меня обещание маркетолога.
Валера отмолчался.
– Так кто, вы говорите, нынче шуршал в лопухах? – спросила я бабу Тосю, когда мы остались вдвоем.
– Вроде девка, – неуверенно ответила соседка. – Я ее только со спины видела, недолго, потом она за угол шмыгнула. Долговязая, вот как ты, но потощее, а волосы тоже белые, длинные. Шастают тут всякие!
– Ничего, с камерой мы быстро наведем порядок, – обнадежила я старушку и оглядела травяное море.
Очень хотелось скоренько проутюжить его в дежурных поисках чего-нибудь этакого, но делать это на глазах у бабы Тоси я не стала. Трудновато было бы объяснить ей мой заплыв в лопухи. Не говорить же честно, что я ищу очередной фрагмент трупа? Бабе Тосе это точно не понравится. Особенно слово «очередной».
Подавив вздох сожаления, я прощально кивнула соседке и направилась к розовому домику. Вчера я забыла расспросить участкового насчет криминальных элементов с шилом, имело смысл по случаю заполнить этот информационный пробел.
На скамейке под шелковицей опять восседал Василиса. Услышав приближающиеся шаги, он вскочил и вытянулся, но, узнав меня, избыточной почтительности мгновенно лишился:
– А, Инка, это ты…
– А, Васька, это ты, – точно в тон ответила я. – Ты чего торчишь тут каждый день, как приговоренный к отсидке на лавочке? Тебе больше заняться нечем, как только пятна от шелковицы на штаны собирать? Ты вообще в курсе, что они плохо отстирываются?
– Ой, отвянь, – скривился юный Леголас. – Еще ты будешь меня поучать… Где хочу, там и сижу! Сама чего сюда бегаешь каждый день? Влюбилась в участкового?
– Ловок ты, Вася, стрелки переводить, – одобрила я, топая мимо. – Но я на такое не покупаюсь, у меня нервы крепкие, мамой с детства закаленные, как сталь.
– Повезло тебе с мамой, – вздохнул Василиса и отвернулся, закончил, стало быть, разговор по душам, едва его начав.
Что-то у него происходит, надо будет мамуле сказать, пусть побеседует с парнем, от нее он не отвернется…
Я переступила порог розового домика и, выбросив из головы мысли о подростковых проблемах, направилась в келью участкового.
Федор Иванович Шаляпин читал книгу. Книга была потрепанная и явно увлекательная: Федор Иванович неотрывно бегал глазами по строчкам и не заметил моего появления, пока я не сказала:
– Неправильно ты, дядя Федор, книжку читаешь! Ты ее перед самым носом держишь, а надо ее на стол положить, так зрение дольше сохранится!
– А?
Дядя Федор Шаляпин вынырнул из книжки, закрыл ее, и я наконец увидела название сего увлекательного произведения: «Основы криминалистики».
Ого! Ай, молодца наш участковый, растет над собой!
– Я пришла к тебе с приветом, расспросить про парня с шилом…
Я осеклась, сообразив, что меня снова некстати понесло стихами. Проклятые рекламные рудники!
– Привет, я пришла спросить, не знаешь ли ты кого-то, кто балуется с шилом, – я перестроила фразу.
– Балуется с шилом? – повторил Шаляпин. – Как именно?
– А какие есть варианты? – удивилась я.
Тут участковый почему-то покраснел, и я торопливо сказала:
– Нет, не отвечай, я не хочу этого знать! Извращения меня не интересуют, я ищу вполне ортодоксального паскудника, который банально дырявит шилом колеса автомобилей. Ты не знаешь у нас на районе кого-то такого?
– Просто так дырявит, не в отместку за что-то? – Шаляпин отложил свое чтиво.
– Сложный вопрос, – признала я, присаживаясь на стул для посетителей. – С одной стороны, этот паскудник оставил под дворниками записку со словами «Первое предупреждение». То есть у него ко мне что-то есть. С другой – я как водитель никаких грехов, достойных кары, за собой не помню…
– Так, может, причина не в том, что ты уже что-то сделала, а в том, что ты чего-то еще не сделала? – предположил участковый.
Формулировка была сложноватая, но я как следует подумала и признала:
– А в этом что-то есть! Полагаешь, паскудник не наказывает меня, а добивается какого-то действия? Но какого?
Федор Иванович развел руками:
– Чужая душа потемки…
– Психоанализ оставим твоему тезке Достоевскому. – Я не была настроена на пустую болтовню. – Вернемся к моему вопросу. Мой случай – первый такой? Или были прецеденты?
– Когда кому-то пробивали шины? Порой такое случается…
– А кого-то на этом ловили?
Федя секунду подумал и встал.
– Иди за мной.
Мы вышли из кабинета участкового и постучались в соседний.
– Входите, не заперто! – разрешил звонкий девичий голос.
– Можно? – Участковый толкнул дверь и одновременно объяснил мне: – Катя как раз занимается подрастающим поколением…
«Это вот так у нас теперь выглядит детская комната милиции?» – приятно удивился мой внутренний голос.
Когда-то мы с Зямой уже были здесь на экскурсии, которую организовал нам папин приятель – бывший наш участковый. Не помню, что послужило поводом, мы с братцем росли изрядными сорвиголовами, но интерьер помещения тогда был другим. И экстерьер дамы в нем тоже. Та дама была похожа на египетскую пирамиду: большая, массивная, надежно установленная на стул, с которого она почти не вставала. Вершину пирамиды окутывала сизая дымка мелкой химии, ниже размеренно колыхались щеки, подбородки, груди и складки на животе…
Нынешняя детская комната была уютной и больше напоминала мини-оранжерею со множеством декоративных растений. Я догадалась, что и на подоконник кабинета участкового цветочные горшки мигрировали именно отсюда – не помещались уже. Стены, ранее скучно выкрашенные снизу синим, сверху белым, украшали обои в цветочек, лампочка на потолке оделась в юбку пестрого плафона, на жестких деревянных стульях появились блиновидные подушечки, на полу – полосатый коврик. А посреди всего этого великолепия сидела за казенным столом, украшенным букетиком в вазочке и фотографиями в рамочках, хорошенькая миниатюрная барышня лет двадцати с небольшим.
– Катюш, среди твоих архаровцев есть такие, кто мог бы шины проколоть? – спросил Шаляпин.
– Есть, как не быть, – с готовностью согласилась Катюша. – Мои архаровцы на многое способны! А что, кому-то шины прокололи?
– Вот ей. – Участковый вытолкнул меня вперед. – Знакомься, это Инна.
– Очень приятно, Катя… Нет, это вряд ли. – Барышня помотала головой, взвихрив прелестные кудряшки. – Она же красавица!
– Спасибо, – польщенно улыбнулась я.
– И что? – не понял Шаляпин. – Красавицам не пробивают шины?
– Пробивают, конечно, но только не мои архаровцы. – Катя слегка покраснела. – Это же мальчишки, они ужасно влюбчивые! Какое там шины дырявить, они такую красивую девушку вместе с ее машиной на руках носить будут, лишь бы ей понравиться!
– По опыту знаешь? – съязвил Шаляпин.
А я подумала, что теперь понимаю, почему Василиса сидит на лавочке у розового домика, как приклеенный. Не иначе, это он в красавицу Катю влюбился!
– Что ж, значит, пацанов исключаем, – подытожила я не без сожаления.
Мне было бы спокойнее, знай я, что порча «Пежо» и угрожающая записка – всего лишь злая шутка какого-нибудь юного хулигана.
Альтернатива мне не нравилась.
Покинув розовый домик, я хотела было сесть в «Пежо» и катить на нем на работу, но вовремя сообразила, что трогать машину пока нельзя. Она должна находиться у лопуховых джунглей, пока Валера не установит там камеру, иначе нет гарантий, что он правильно выстроит кадр. Нужно было, чтобы под наблюдением находились и вся поляна, и машина целиком. И еще простыни бабы Тоси! Ох, Валере понадобится камера с широкоугольным объективом…
В общем, я решила, что поеду в офис на троллейбусе, гордыню время от времени полезно смирять… Но по пути к остановке неподалеку от дома мне встретился папуля.
– Доча! – обрадовался он. – Ты сегодня пораньше?
– Нет, я…
– Отлично! Отведи домой Гусю, он уже нагулялся, а мне нужно сбегать на цветочный рынок. – Папуля и слушать меня не стал.
Настоящие полковники – они возражений и отказов не принимают. Да и объяснений зачастую не слушают.
– А зачем тебе на цветочный рынок? – насторожилась я.
Просто было уже такое пару раз – папуля делал салат из одуванчиков по-анжуйски и мед из вереска по рецепту древних пикси; ни то ни другое мне не понравилось. От верескового меда вообще так живот крутило, что стало ясно, отчего эти самые пикси вымерли…
Мне не хотелось пробовать – что там у нас сейчас по сезону цветет? – какие-нибудь георгины в кляре. Перефразируя Атоса, я, конечно, люблю цветы, но не в вареном или жареном виде.
– Маме срочно нужен синий люпин! – не особо понятно ответил папуля, настойчиво вручая мне собачий поводок.
– Зачем ей синий люпин? – спросила я у Гуси – больше не у кого было, папа тут же умчался.
Он всегда так трогательно внимателен ко всем желаниям любимой супруги.
Собаченька мне, разумеется, ничего не ответила. Пришлось повторить вопрос через пару минут, адресовав его самой мамуле, которая очень удачно открыла нам с Гусей дверь:
– Что такое этот синий люпин и зачем он тебе срочно понадобился?
Мало ли, вдруг это такая классная штука, что мне тоже очень нужно, а я и не знаю!
– Мы с твоим отцом идем на дегустацию, – невозмутимо ответила мамуля. – Она будет проходить на открытой веранде в пятнадцать ноль-ноль, солнце нынче злое, мне придется надеть шляпу, а она белая. И как прикажешь привязать ее к синему платью?