– А потом я смогу узнавать о ходе расследования, мой интерес к нему будет понятен, раз это я нашел труп.
– Мы нашли! – тут же сказала Машенька, продемонстрировав, что желает оставаться в первых рядах.
Придя к консенсусу, мы уже спокойно и деловито обсудили некоторые детали этого плана и договорились привести его в исполнение завтра утром: сегодня Федя был занят до позднего вечера, а найти труп на дне озера темной ночью было бы проблематично.
В романтическое ночное купание с налобными фонарями из снаряжения дайверов полиция, боюсь, не поверила бы…
Дома этим вечером я застала только бабулю и Барни-Гусю. Они были на кухне. Барни-Гуся стоял на задних лапах, бабуля просто на ногах, и оба одинаково задумчиво глядели в распахнутый холодильник. Тот уже протестующе пищал – у нас очень умный холодильный агрегат, – но бабуля не обращала на этот выразительный сигнал никакого внимания.
На секунду я мысленно всполошилась, припоминая, не сунула ли я в холодильник что-то из вещдоков? Что-нибудь вроде окровавленного кастета или отрубленной руки в парчовой манжетке? Это объяснило бы бабулин ступор…
– Что тут такое? – Я подошла поближе и тоже заглянула в холодильник поверх бабулиного плеча и шерстяной макушки собаченьки.
– Полагаю, это наш ужин, – неуверенно предположила бабуля. – Хотя, может, и нет. Выглядит странно…
Она потыкала пальцем в кастрюлю, с которой уже сняла крышку, но постаралась при этом не коснуться ее содержимого. Правильно, я бы тоже такого содержимого не касалась без резиновых перчаток или хотя бы туалетной бумаги! В кастрюле некрасиво бугрилось что-то бурое, скользкое, откровенно неаппетитное.
– Боюсь даже предположить, что это такое, – призналась я.
Бабуля молча показала мне кастрюльную крышку.
На ней розовел аккуратно приклеенный квадратный листочек для заметок, на нем было написано одно слово: «Фляки!»
– Я не знаю, кто они или что они такое, эти самые фляки, но звучит неприятно, – сказала я. – И этот восклицательный знак мне не нравится. Он как бы сигнализирует: обратите внимание, осторожно, угроза, очень опасные фляки!
– Не влезай – убьет, – согласилась бабуля и, наконец приняв решение, плотно закупорила зловещие фляки в кастрюле крышкой и закрыла холодильник. – Не исключено, конечно, что это был наш ужин, но…
– Но лучше мы поужинаем чем-нибудь другим, – договорила я. – Как насчет того, чтобы заказать пиццу?
– Пиццу? Да! – Бабуля обрадовалась, как дитя.
Неутомимый кулинар папуля ревностно следит за тем, чтобы мы не изменяли вкусной и полезной домашней кухне с презренным фастфудом, и бабуле, которая нечасто надолго выходит из дома, крайне редко удается поесть чего-нибудь вредного.
Я ей этого не говорю, но, мне кажется, это высшие силы мстят нашей родной старушке за все те вкусные конфетки, спрятанные от маленьких внуков на недосягаемую для них высоту верхней полки буфета…
Я позвонила в службу доставки и заказала пиццу для нас с бабулей и пару хот-догов для Барни-Гуси – просто потому, что в этом была какая-то ирония и немножко веселого абсурда, а я определенно чувствовала, что мне необходимо встряхнуться. Мне захотелось праздника непослушания и легких безвредных безумств…
А Барни-Гусе очень хотелось на улицу, и он сообщил мне об этом выразительным поскуливанием. Вообще-то, выгул собаченьки был оговорен как папулина персональная обязанность, но из любого правила бывают вынужденные исключения.
Я решила, что не нарушу систему, если один раз выведу песика сама, тем более что мне очень не хотелось убирать за этим песиком, если он не дотерпит до папулиного возвращения.
Памятуя о фиаско с первой прогулкой собаченьки, я надежно пристегнула к ошейнику Барни-Гуси новый кожаный поводок и, наказав тугоухой бабуле не отлучаться из прихожей, чтобы не пропустить появление доставщика пиццы, повела псинку совершать вечерний моцион.
Уже темнело. Двор опустел – и поболтать не с кем… Ноги и лапы как-то сами привели нас к лопуховым джунглям. Там я с удовольствием убедилась, что лупоглазая камера уже висит на столбе, добросовестно таращась в подобие коробочки, образованной сохнущей постирушкой бабы Тоси, машинкой Трошкиной и стеной дома, параллельно которой еще тянулась невысокая шпалера виноградника.
Гуся тут же ринулся в травяные джунгли, канув в зеленя на всю длину поводка, и завозился там… Пожалуй, слишком активно и шумно для штатного процесса опорожнения кишечника? Ой, зря я заказала собачке хот-доги, похоже, у Барни-Гуси и так уже проблемы с пищеварением, вон как у него желудок рычит… Или это не желудок, а сам Барни-Гуся?
Я прислушалось, но в лопухах уже стало тихо. Я удовлетворенно кивнула и деликатно не беспокоила собаченьку минут, наверное, пять… А потом подергала поводок, и он послушно приполз ко мне дрессированной змейкой – некомплектный, уже без ошейника и песика в нем!
– Барни! – позвала я, моментально начиная паниковать. – Гуся!
– Да вы совсем с ума посходили, гусей тут пасти?! – сердито изумилась баба Тося, распахивая свое окно.
Лучше бы она выглянула в него пятью минутами ранее – может, увидела бы, что случилось с моей собачкой!
На этот раз сорваться с поводка пес не мог: ремешок был крепкий, кожаный, со стальным карабином, отцепить который от кожаного же ошейника даже сильными и ловкими человеческими руками было делом не простым.
Рывком подтянув к себе поводок, я рассмотрела его дальнюю оконечность. Никакого карабина там уже не имелось, ремешок был косо обрезан чем-то острым. У меня сперли собаку!
Намотав поводок на руку и прихватив конец его так, что получилось подобие кожаного хлыста, вооруженная и очень злая, я в три прыжка переместилась в коридорчик между стеной и виноградником. Там никого уже не было – ни Барни-Гуси, ни его похитителя, только выдающийся бабы-Тосин бюст нависал сверху, как двояковыпуклый потолок, и волновался в такт соседкиным репликам:
– Это кто тут опять? А ну, пошли вон отсюда!
Я молча промчалась по бетонной дорожке отлива сначала в одну сторону, потом в другую. В момент, когда я пробегала под окном бабы Тоси, по моему плечу чувствительно съездила пластмассовая выбивалка для ковров, но и тогда я смолчала и только еще ускорилась.
Барни-Гуси нигде не было видно. Во дворе, где меня уже не слышала драчливая баба Тося, я в полный голос поаукала собаченьку, называя ее и Барни, и Гусей, и Гуссейном, и Барнабасом, но в качестве отзыва дождалась только исполненного подозрения вопроса:
– И кто все эти мужики?
Из сумрака в светлый круг фонаря, под которым я встала, чтобы призываемый Барни-Гуся-Гуссейн-Барнабас меня сразу увидел, шагнул Денис Кулебякин с Барклаем на поводке.
– Дениска! – Я бросилась к милому. – У меня пропала собака!
Мой любимый майор моментально подобрался. Это сообщение о найденной в кустах мертвой голове он мог не принять близко к сердцу, а новость о пропаже песика произвела на него должное впечатление. Любители собак – они всегда друг друга пони– мают…
– Дай сюда. – Денис отнял у меня ремешок и внимательно рассмотрел его. – Интересный срез, весьма характерный… Похоже, поводок обрезали заточкой.
– Чем? Я тебя не понимаю!
– И слава богу, еще бы ты понимала воровской жаргон! Заточка – это самодельное холодное оружие в виде заостренного стержня, типичное тюремное рукоделие, для изготовления заточек используется любой подходящий доступный предмет: ложка, отвертка, напильник… Вот это, похоже, была заточка из гвоздя. – Денис сокрушенно покачал головой. – Опасная вещь, между прочим, а спрятать ее на себе просто раз плюнуть, можно даже в грубый шов на штанах затолкать, как в ножны… Инка, с кем ты связалась?!
– Ни с кем я не связывалась, ничего такого не делала, просто гуляла с собакой, а ее у меня кто-то нагло украл! – Тут я вспомнила, что Денис сказал про тюремное рукоделие. – То есть можно предположить, что Барни-Гусю похитил какой-то тип с криминальным прошлым? Матерый рецидивист?!
А тут мне кстати вспомнилось, что слово «рецидивист» происходит от латинского «повтор», и я вдруг осознала:
– В самом деле! Это ведь уже второй раз, когда наше семейство теряет собаку! Что, если эти случаи связаны?!
– Ну, если говорить о связанных случаях, то я бы на твоем месте подумал о том, что заточкой из гвоздя чрезвычайно удобно пробивать автомобильные колеса, – подсказал любимый. И, поскольку вид у меня, наверное, сделался чрезвычайно ошарашенный, милый ласково, но крепко взял меня под локоток. – А пойдем-ка, поговорим…
– А как же Барни-Гуся? – Я вырвалась. – Его нужно искать…
– Где ты его сейчас будешь искать? – Кулебякин развел руками, как бы указывая на окружающую темень. – Думаешь, злоумышленник обрезал поводок только для того, чтобы освободить твою собаку? Зачем? Чтобы выпустить домашнего пса на волю?
– Чтобы сделать третье предупреждение, – прошептала я. – О боже! А ведь Машенька так и говорила – на этот раз могут пострадать мои близкие!
– Твои близкие – это мы! – донеслось из темноты, и в круг света под фонарем нога в ногу шагнули папуля с мамулей.
На маме были красное платье и белая шляпа, украшенная алыми маками, папуля щеголял в летних брюках и белоснежной сорочке, рукава которой он начал заворачивать, едва увидев мои слезы:
– Так, в чем дело, я не позволю обижать мою девочку!
– Ваша девочка сама кого угодно обидит, – наябедничал старшему по званию майор Кулебякин. – Похоже, на этот раз она наступила на мозоль какому-то мелкому жулику!
– На какую мозоль? – не понял папуля.
– Какому жулику? – спросила мамуля.
– А почему обязательно мелкому? – возмутилась я.
– А потому, что все выходки такие… – Денис пощелкал пальцами, подыскивая нужное слово. – Сявские!
– Какие? – Я нахмурилась. – Это снова воровской жаргон?
Мамуля, проворно потыкав пальчиком в свой смартфон, с выражением прочитала с него:
– «Сявка – начинающий, неопытный мелкий воришка, вор-подросток, не пользующийся авторитетом»… Дюша! Я думала, что ты уже вышла из того возраста, когда домашних девочек тянет к плохим парням!