Матерн: Тем не менее это именно она уговорила меня отравить немецкую овчарку черной масти по кличке Харрас крысиным ядом, потому что этот Харрас…
Ведущий: Хорошо, по желанию предмета дискуссии прошу рядом с ключевой строкой «Собачья смерть Харраса от крысиного яда» записать в скобках: «Под воздействием Богородицы».
Дискутант: Хотелось бы услышать о более конкретных и не столь иррациональных эпизодах.
Матерн: Ладно, вот вам лакомый кусок: я спал с Евой Браун, когда она уже была его любовницей.
Дискутант: Пожалуйста, опишите нам протекание коитуса во всех подробностях.
Матерн: Настоящие мужчины не болтают о своих постельных историях.
Дискутант: Это нечестно! В конце концов, у нас тут публичная дискуссия!
Девушка: Подобное блудливое ханжество в присутствии дискутанток, я считаю, просто неприлично!
Хор дискутантов:
Тень набегает стремительно
дискуссии принудительной!
Ведущий: Протест ведущего. Предмет дискуссии на вопрос о половых сношениях со знаменитыми женщинами ответил достаточно полно. Так, рассказав сперва о скорее воображаемых сношениях с никому не известной сексуальной партнершей Луизой, королевой Пруссии, признав затем имевшие место фиктивные сношения с Девой Марией, он под конец поведал о коитусе, совершенном с барышней Евой Браун. Вопросы о конкретном протекании сношений в этой связи абсолютно излишни; впрочем, предмет дискуссии может быть опрошен на предмет того, происходил ли половой акт между сексуальными партнерами Вальтером Матерном и Евой Браун в присутствии свидетелей или без оных. Прошу!
Дискутант: Строитель немецких автострад случайно при этом не присутствовал?
Матерн: Присутствовал. И его любимый пес Принц, черная овчарка, и фотограф Вождя Хоффман.
Ведущий: Ответ на тестовый вопрос получен, сексуальное наполнение уже установленной идеи фикс «Немецкая овчарка черной масти» считается выявленным. Полагаю, имеет смысл записать еще кличку собаки Принц. Что до фотографа, то без него, по-моему, можно обойтись, не так ли? (Валли З. записывает.) Теперь, прежде чем мы приступим к вопросу о правообладании присутствующей здесь собакой, которая сопровождает предмет нашей дискуссии не только в качестве идеи фикс, но и фактически, предмету дискуссии разрешается задать вопрос дискутантам.
Матерн: Что все это значит? С какой стати я тут вместо Иоганна Гутенберга стою? И почему этот публичный допрос называется публичной дискуссией? Какая, к черту, динамика, если я, кому пристало динамично расхаживать туда и обратно, обязан торчать тут между колоннами? Мне, как актеру и фенотипу, Карлу Моору и Францу Моору – «Мудрость черни! Трусость черни!» – мне требуются проходы, внезапные выходы к рампе с весомыми словами, с монологами и потом уходы, заставляющие публику замирать в трепетном ожидании новых грозных выходов! «И не далек тот день, когда я произведу вам жестокий смотр». Вместо этого одна статика и игра в вопросы-ответы! По какому вообще праву меня все эти мозгляки и умники допрашивают? Или, если уж на то пошло: зачем вообще вся эта дискуссия?
Ведущий: Последний вопрос засчитывается.
Дискутант: В процессе дискуссии мы овладеваем информацией.
Дискутант: В любой демократии публичная дискуссия имеет свое законное место.
Дискутант: Во избежание недоразумений: истинно демократическая публичная дискуссия принципиально отличается от католической исповеди, поскольку происходит публично.
Дискутант: Кроме того, было бы в корне неверно сопоставлять наше начинание с так называемыми публичными покаяниями и показательными процессами в ряде стран коммунистического режима.
Дискутант: Тем более что демократическая публичная дискуссия не увенчивается отпущением грехов ни в религиозном, ни в светском смысле; она, скорее, вообще не имеет обязательного финала, то есть, по идее, настоящая дискуссия не кончается никогда, ибо после большой публичной дискуссии мы уже в узком кругу обсуждаем ее результаты и подыскиваем новые интересные предметы обсуждения для следующих публичных дискуссий.
Дискутант: Так, например, после предмета дискуссии Вальтера Матерна у нас на очереди конфессиональные школы, или мы обсудим такой вопрос: «Имеет ли смысл снова вводить льготное налогообложение накоплений?»
Дискутант: Для нас нет запретных тем!
Дискутант: Недавно мы подвергли обсуждению жизнь и творчество философа Мартина Хайдеггера. Полагаю, мы можем смело сказать: оный предмет больше не таит для нас загадок.
Хор дискутантов:
Вязаная шапочка – выйди на минуточку,
расскажи ребяточкам метафизическую шуточку!
Дискутант: Потому как в принципе, если иметь терпение, все проблемы решаются сами собой. Вот, к примеру, хотя бы еврейский вопрос. Наше поколение такого бы не допустило. Мы бы с этими евреями до тех пор дискутировали, покуда они сами, добровольно и полностью убежденные, не покинули нашу страну. Мы презираем любые формы насилия. И даже если мы прибегаем к принудительной дискуссии, итоги ее самый предмет ни к чему не обязывают: захочет ли он по окончании дискуссии удавиться или пропустить кружечку пива – это его сугубо личное дело. У нас ведь демократия как-никак.
Дискутант: Мы живем, чтобы дискутировать.
Дискутант: В начале была беседа!
Дискутант: Мы дискутируем, чтобы не погрязнуть в монологах.
Дискутант: Ибо так, и только так, выявляются наши социальные связи. Здесь никто не предоставлен самому себе!
Дискутант: Ни теория классовой борьбы, ни буржуазные политэкономические учения не способны заменить классическую модель прикладной социологии, а именно: публичную дискуссию!
Дискутант: В конечном счете техническая эффективность нашего бытийного аппарата зависит от мощных общественных организаций, таких как всемирная организация свободных и всегда готовых к дискуссии дискутантов.
Дискутант: Дискуссия – это постижение основ бытия!
Дискутант: Современной социологией установлено, что в условиях современного массового общества только открытая публичная дискуссия создает предпосылки для формирования зрелой, способной к дискуссии личности.
Хор дискутантов: Мы все – одна дружная, публичная, суверенная, интернациональная, динамично дискутирующая семья!
Двое дискутантов: Без нашей склонности к дискуссии невозможны демократия, свобода и, следовательно, сама жизнь в условиях свободного, демократического массового человеческого сообщества.
Дискутант: Теперь позвольте подытожить. (Все встают.) Предметом дискуссии был задан нам вопрос: зачем вообще вся эта дискуссия? Наш ответ гласит: мы дискутируем, дабы доказать существование самого предмета дискуссии; замолчим мы – не будет и предмета дискуссии Вальтера Матерна!
Хор дискутантов:
Мы знаем наверно:
без нас нет и Матерна!
Валли З. записывает.
Ведущий: Ответ на вопрос предмета дискуссии дан. Мы спрашиваем: у вас есть заявка на дополнительный вопрос?
Матерн: Валяйте дальше. Я уже более или менее разобрался, что к чему, и обедню портить вам не буду.
Ведущий: Тогда мы возвращаемся к идее фикс – немецкая овчарка черной масти, – которая была установлена нами трижды, напоследок в своем сексуальном наполнении.
Матерн(с пафосом):
Блевать так блевать –
подставляйте, ребятки, лохань.
Я выдам вам все, чего нахлебался
за эти собачьи годы!
Ведущий: Нам осталось выяснить и подвергнуть дискуссии вопрос правообладания немецкой овчаркой черной масти.
Матерн:
Горошек и картошечка, умятые в ту пору,
докажут вам сегодня,
что и тогда люди ели как всегда.
Сегодняшние лейтмотивы потянутся
тогдашней красной кровушкой.
Ведущий: А конкретно мы спросим о той овчарке, что представляет вышеупомянутую идею фикс – немецкая овчарка черной масти – наяву и во плоти.
Матерн:
Ибо сняты все препоны:
что тогда мне было вкусно,
нынче просится отрыжкой.
И все, что этой дорожкой проползло –
от высот Кавказа до синих низин Ладоги, –
пусть теперь течет обратно с желчью, вонью
и всем, что вам так нравится.
Ведущий: Итак, прошу задавать вопросы, касающиеся правообладания вот этой, реально присутствующей здесь, собакой.
Матерн: Убийство, старомодное слово!
Дискутант: Как зовут присутствующую здесь овчарку черной масти?
Матерн:
Перекрестье прицела,
бельмо в глазу,
соси леденец и крути рукоятку.
Дискутант: Я повторяю вопрос: как зовут присутствующую здесь собаку?
Матерн:
Трупы, да кто нынче считает трупы?
Все кости давно перемолоты.
Кровь только на сцене.
Сердца бьются ровно.
Смерти в наш кабак вход воспрещен! (Пауза.)
А пса известно как зовут. Плутон.
Дискутант: Кто хозяин Плутона?
Матерн: Тот, кто его кормит.
Дискутант: Вы Плутона купили?
Матерн: Он сам ко мне приблудился.
Дискутант: Пытались ли вы выяснить, кому принадлежал пес Плутон раньше?
Матерн: Он ко мне прибился вскоре после окончания войны. Тогда много бездомных псов бегало.
Дискутант: Имеет ли предмет дискуссии предположения относительно того, кому мог принадлежать пес Плутон прежде, вероятно, под другим именем?