Мир, как вы знаете, превратился в огромную торговую площадку. Коммерция уступила место науке. Какое-то время человечеством руководили научно-технические достижения, но теперь единственным двигателем стали деньги. Главное – ими владеть, сохранять, преумножать и заставлять их работать. Мои хозяева придерживаются гуманистических взглядов, но прежде всего это деловые люди. И они пытаются соединить оба этих понятия, которые зачастую далеки друг от друга. Но находится немало и тех, кто им противодействует! Взять хотя бы государственные границы. Но что значит вся эта шумиха по поводу соблюдения границ, если речь идет о спасении человеческих жизней, вы хоть это понимаете? Вот мои хозяева и решили проложить несколько тайных морских путей, чтобы позволить наибольшему числу несчастных достичь земли обетованной без всех этих административных помех.
Комиссар снова наполнил рюмку, и голос его внезапно изменился, стал вкрадчивым; он заговорил медленнее:
– До недавнего времени все шло хорошо. А потом стали возникать проблемы. Проблемы, в сущности, ничтожные, и тем не менее они нарушили гармонию задуманного моими хозяевами и способны подорвать доверие к ним со стороны заинтересованных лиц – в первую очередь будущих клиентов. И мои работодатели, как вы уже догадались, восприняли этот факт крайне негативно.
Скажем так, чтобы вам было проще понять: некие личности, не обладающие ни опытом моих хозяев, ни их умением, ни серьезностью намерений, решили выступить в роли конкурентов на рынке этих услуг. И дело не только в том, что пославшие меня сюда понесли значительные убытки от их деятельности, – нет, пока эти убытки невелики, но они, кстати, со временем могут возрасти. Нет, главное в другом: начали происходить инциденты. Три тела, выброшенные на вашем пляже, об этом свидетельствуют. И это самое неприятное. Как после такого случая сохранить доверие клиентуры? Вы согласны со мной? И как продолжать заниматься этой работой, не допуская огласки, ибо, повторяю, мои хозяева патологически требовательны к соблюдению конфиденциальности? Я приехал сюда, чтобы вас предупредить. Нам все известно. И хочу донести до вашего понимания, что это следует прекратить.
По правде говоря, Доктор хотя и воспринимал сказанное Комиссаром, но толком ничего не понимал. Он явственно слышал угрозы. И догадывался, несмотря на то что Комиссар и не называл имен, о каких хозяевах, чьи добродетели тот превозносил, шла речь. Он прекрасно знал, что никто на острове, как, впрочем, и в других местах, не собирался становиться им поперек дороги и противодействовать их намерениям.
Как и все остальные, он слишком хорошо знал их методы и возможности. Они были «государством в государстве»: использовали людей в своих целях, а если те ставили им палки в колеса, устраняли их без зазрения совести самыми варварскими методами, которые производили впечатление и отлично служили «педагогическим целям» так называемых хозяев.
Их организацию часто сравнивали со спрутом, что всегда очень огорчало Доктора, так как спрут был вполне безобидным, грациозным животным, мирно сосуществовавшим с другими обитателями морских глубин и большую часть жизни проводившим отшельником в какой-нибудь укромной пещерке, скрываясь от посторонних взглядов и никому не причиняя вреда.
Но Доктор совершенно не понимал, почему «хозяева», пославшие лжеполицейского, рассматривали их остров в качестве помехи изобретенному ими и хорошо отлаженному бизнесу? Отчего три трупа, выброшенные на их берег, указывали на них как на конкурентов, от которых «хозяевам» следовало отделаться?
– Либо вы полный кретин, либо от вас скрывают важные вещи, пока вы пребываете в иллюзии, будто знаете все, что здесь делается: иначе говоря, вас принимают за полного кретина.
Комиссар поставил рюмку, почти с сожалением, и потянулся за портфелем, стоявшим у него в ногах. Достав оттуда стопку бумаг, он положил ее на письменный стол Доктора.
– Предполагаю, что Мэр уже пустил по рукам снимки, что я ему дал. Есть и другие. Вы будете удивлены их количеством, а главное, качеством. Око Бога, о котором я уже говорил, но Бога с количеством «очей», достойным современной эпохи, которые не дремлют ни днем, ни ночью и нацелены на нас постоянно. Достаточно просто постучать в нужную дверь и получить результаты наблюдения этих очей. У моих хозяев обширные связи, и для них это не составило труда. Ну-ка, взгляните, да как следует, не спеша.
Он откинулся назад, взял бутылку и снова налил себе. Выпив рюмку залпом, он улыбнулся.
Фотографии можно было условно разделить на две серии. На половине из них была запечатлена сцена на пляже в то роковое утро, когда были обнаружены тела. Действующие лица были прекрасно различимы в самые разные моменты: вот они все собрались вокруг тента кружком, и кажется, будто произносят молитву около импровизированного алтаря. Потом уходят Старуха с псом, Учитель, Доктор, Америка и Спадон. Затем возвращается Спадон с повозкой. Спадон и Мэр приподнимают тент и укладывают тела на повозку.
Вторая серия снимков в четыре этапа демонстрировала подобие трагического фильма, в котором отсутствовали промежуточные фрагменты, что и придавало действу еще больше головокружительной динамики.
На первой фотографии была рыбацкая лодка, где находились десятки чернокожих людей, стоявших так плотно друг к другу, что не представлялось возможным разглядеть ни палубы, ни рубки – ничего, что позволило бы ее опознать. На втором снимке были запечатлены все те же люди, но жавшиеся ближе к корме, и теперь уже хорошо просматривались носовая оконечность судна и часть палубы. Если море на первой фотографии было однородного голубого цвета, то на второй – испещрено черными крапинами, сгущавшимися возле носовой части. На третьей фотографии число черных крапин увеличилось вдвое или втрое, а на палубе остались лишь двое белых мужчин. Палубу тоже можно было рассмотреть: темно-розовая, выкрашенная краской «туринская роза», характерной для всех лодок острова и бывшей своего рода их визитной карточкой и предметом особой гордости. Два белых человека держали в руках что-то продолговатое: либо ружье, либо палку, либо часть гарпуна. На последней фотографии виднелся лишь фрагмент кормы развернувшейся лодки: остальная часть судна в кадр не попала. Зато на фоне голубой воды отлично просматривались многочисленные черные крапины, некоторые из них – ясно, что это были люди – протягивали руки вслед удалявшемуся судну. Их можно было различить, эти простертые вверх руки. И теперь эти руки были обращены к тому, кто разглядывал фотографии, кто узнал лодку и догадался, что двое белых – рыбаки с их острова.
Комиссар снова наполнил рюмку и пододвинул ее к Доктору.
– Мне кажется, сейчас вы больше нуждаетесь в выпивке, чем я. Уж слишком вы побледнели. Что вы сказали десять минут назад насчет ваших книжек? Что они помогли вам лучше узнать мир, жизнь и людей? Так вот, вы явно читали не те книжки, и, несмотря на ваш зрелый возраст, основная часть вашего образования еще впереди.
Доктор выпил ликер. Спиртное обожгло горло огнем. Он оттолкнул фотографии, словно после того как они были бы удалены из поля зрения, могло исчезнуть и то, что они показывали. Голова у него кружилась. Комиссар сложил снимки в стопку и убрал в портфель.
– Странные у вас рыбаки, не находите? Они выбрасывают без зазрения совести весь свой улов. И все из-за чего, как вы думаете? Из-за катера, принятого ими за судно береговой охраны, на деле принадлежавшего контрабандистам, которые переправляли сигареты – я специально этим занялся, чтобы выяснить, – и слегка пугнули ваших, сделав вид, что преследуют их.
Комиссар затянулся сигарой, любуясь вспыхнувшими искрами и кольцами дыма, выпущенными им медленно, со вкусом.
– Какой кошмар! Столько смертей из-за какой-то глупой ошибки, из-за щепотки контрабандного табака!
Он встал.
– А сейчас мне пора. Я еще должен собрать чемодан. Моя миссия завершена. Завтра я уезжаю. Мне больше нечего делать на вашем каменном обломке. Кажется, я провел тут целую вечность. Здесь ничего не меняется. И особенно время. А теперь разбирайтесь сами со своим дерьмом. Вам есть чем заняться. Сводите счеты между собой. Думаю, вам не составит труда установить, кто эти двое кретинов. Меня это уже не касается. Вот только не заставляйте меня приезжать сюда снова, меня или кого-то другого. Наше терпение не безгранично. Раньше никто и понятия о вас не имел. Советую продолжить в том же духе.
Комиссар был из тех, кого не замечают и кто проходит по чужим жизням, не оставляя в них глубокого следа. Призрачность его существования только подтвердилась вскоре после его отъезда.
Все видели, как лжеполицейский сел на паром во вторник утром. Множество свидетелей, начиная с того же владельца кафе, клялись, что сами проследили, как он ступил на борт. Капитан парома не отрицал этого, хотя и не был настолько категоричен, сославшись на то, что был в это время занят устранением неисправности, возникшей в одном из моторов.
Несомненным было одно: на материке Комиссар так и не высадился. Он испарился за время плавания, как дым его сигары. Улетел ли он на крыльях, выбросился ли за борт или же его хозяева, озабоченные конфиденциальностью, как он не раз утверждал, побеспокоились о его ликвидации, по сути, не так уж важно. Для жителей острова его существование продлилось всего несколько дней. До этих дней его еще не существовало. После них его больше не существовало.
Быстротечность существования Комиссара для островитян в чем-то стала близка участи трех выброшенных на пляж трупов. По иронии судьбы сам момент смерти стал началом их жизни на острове, так что они будут пребывать там вечно – жуткие и обвиняющие.
Мэр стоял перед Доктором. Оба молчали. Доктор больше не улыбался. Мэру нечасто приходилось видеть его таким. Без улыбки. Без нелепой краски на усах. Без когда-то стильного, а теперь неряшливого льняного костюма. Было утро вторника, что-то около семи часов. На Докторе болтались бесформенные брюки и старый свитер, надетые поверх зеленой пижамы, торчавшей на щиколотках и из-под рукавов. Мэр накинул серый халат. Серый, как его волосы. Серый, как его кожа. Серый, как его глаза.