Гордеев бросился к двери со всем проворством, на какое был способен, в этом безумном броске дотянулся до ручки и рванул створку на себя. Одна из здоровых дворняг — видимо, старшая в группе — прыгнула первой и ударилась всем весом в уже закрывающуюся дверь, оказав тем самым Гордееву помощь. Он, удерживая створку, сорвал с плеча джинсовую сумку, пропустил длинный ремень под ручками, затем еще раз и завязал на узел. Переведя дух, он улыбнулся победно. Все-таки, что касается способности размышлять, человек мог бы дать собаке сто очков вперед. У любого пса разум трехлетнего ребенка. Они не способны решить Даже элементарную логическую задачку, если, конечно, не отыщут решение опытным путем. Или, как говорят в народе, методом «научного тыка».
— Эй! — позвал Гордеев. — Здесь есть кто-нибудь живой? Эй!!! Можете выходить, опасность миновала!
Дверь учительской приоткрылась, и оттуда показалось белое, перекошенное лицо дамы сильно бальзаковского возраста, украшенное внушительными очками в роговой оправе. Дама боязливо огляделась, словно подозревая Гордеева в провокаторстве.
— А где?.. Собаки?.. — сдавленным шепотом спросила она.
— Заперты на дальней лестнице, — ответил он. Как раз в эту минуту от двери донесся глухой удар. — Не беспокойтесь, я завязал ручки. Им не выбраться.
— Аааа… А первый этаж?
— Тоже, — кивнул Гордеев. — Пойдемте. Там дети на третьем этаже. Надо их вывести, и поскорее. У нас в запасе не так много времени.
Из-за плеча дамы выглянуло еще несколько человек! Паренек субтильной наружности в перепачканном и помятом костюмчике. Дородная тетка лет пятидесяти. Крепкий мужик с припухло-красной физиономией выпивохи, наверное, физкультурник или учитель труда. И моложавая, блеклая, незапоминающейся наружности женщина с чересчур широким, брыластым лицом.
— Что, без балды, запер? — не без уважения поинтересовался физкультурник. — Могем. Я, правда, тоже одному неплохо вделал. Ногой. Он через все фойе летел, как бабочка. Но тут эти, другие, навалились. Одному никак не справиться было. Во, видел? — Он повернулся, охотно демонстрируя исполосованную клыками спину. — Всего порвали, суки. Еще удивляюсь, как живым ушел.
— Пойдемте, — не особенно прислушиваясь к его болтовне, сказал Гордеев. — Там дети наверху. Им нужна помощь.
— Женщинам тоже идти? — спросила робко брыластая. Было видно, что она здорово напугана.
— А вы что, особенные? — зло ответил физкультурник. — Или, думаете, нам за вас помирать охота? Не хотите идти — не надо. Можете сидеть здесь сколько влезет. Дожидайтесь, пока барбосины до вас доберутся.
Избежав гибели, он почувствовал себя уверенным и сильным.
— Послушайте, — спокойно и увещевающе сказал брыластой Гордеев. — Вам лучше пойти с нами. Во-первых, отсюда так или иначе необходимо выбираться. Неизвестно, когда подойдет подмога, да и подойдет ли вообще. Во-вторых, думаю, с детьми вы управитесь лучше мужчин.
— Да-да, — сказала «роговая оправа». — Молодой человек, безусловно, прав.
— Меня дома ждут, — заявила вдруг решительно дородная. — У меня муж и ребенок.
— Для всех будет лучше, если мы станем держаться вместе, поверьте, — ответил Гордеев. Он никогда еще не стоял во главе группы, тем более группы напуганной, скатившейся к грани истерики и паники. И посему не знал, что полагается говорить в подобных ситуациях, как себя вести. — Пойдемте.
— Меня ждут дома, — упрямо повторила дородная.
— Во, видал? — преувеличенно бодро гоготнул физкультурник. — Ее ждут. А нас, можно подумать, не ждут.
— Пойдемте, — в Третий раз попросил Гордеев. — Там дети, они напуганы.
Они двинулись к лестнице. Физкультурник пробился вперед, зашагал рядом с Гордеевым.
— Я сразу понял, мастер, ты — настоящий духарь. Не то что эти, — физкультурник презрительно кивнул на остальных. — Немочь тифозная. Я Витале предлагал, давай, говорю, на пару навалимся, — он ткнул пальцем за спину, подразумевая, очевидно, субтильного. — Отказался.
— Я отказался, — запальчиво воскликнул субтильный, — потому что с нами женщины, а вы предлагали их бросить!
— Да ладно трендеть, — засмеялся физкультурник. — Скажи честно, мол, испугался, чего стыдиться? Все ж видели. — Он наклонился к Гордееву. — А что, мастер, эти твари только тут всех погрызли? Или везде так?
— Где везде? — уточнил тот.
Группа вышла на третий этаж. Даже сюда доносились собачий лай и глухие звуки ударов.
— Я про то, что только в нашем квартале или по всему городу? Или по всей стране уже так?
— Не знаю. В районе точно.
— Ага. — Физкультурник принялся что-то прикидывать в уме.
Они подошли к двери нужного кабинета. Гордеев постучал:
— Девушка, открывайте! Собаки заперты. Выходите.
Дверь приоткрылась. Бледная девица выглянула в коридор, увидела преподавателей, зарыдала и кинулась в объятия «роговой оправы».
— Анна Андреевна, — шмыгнула она носом, — а мы тут…
— Все хорошо, Людочка, — принялась утешать девочку преподавательница, поглаживая по голове. — Товарищ нас спас…
— Ой… Спасибо. — Девушка повернулась к Гордееву, и тот наконец разглядел, что спасенной лет от силы пятнадцать. А с расстояния выглядела взрослой. — Спасибо вам, спасибо.
— Да ладно, — отмахнулся он. — Ничего. Кстати, а где остальные дети?
— В поликлинике, на диспансеризации, — пояснили «роговые очки». Женщина сохраняла самообладание, хотя, наверное, это давалось ей нелегко. Но голос звучал ровно и спокойно. — Здесь только два первых класса. Они должны были идти позже, когда старшеклассники пройдут. Мы как раз одевались, когда… Когда это случилось.
— Понятно, — кивнул Гордеев. — План будет такой. Похоже, по этой улице проходит граница территорий. Собаки тут постоянно не дежурят, но время от времени появляется «караул». Мы подождем, пока он пройдет, выйдем из школы и пойдем в глубь района. Лучше бы, конечно, найти какое-то оживленное место. Туда помощь поспеет в первую очередь.
— Погоди, старик, — поинтересовался недоумевающе физкультурник. — Ты что, собираешься их всех тащить с собой?
— А вы, Петр Яковлевич, предлагаете оставить нас здесь? — ядовито спросила «роговая оправа».
— Мне надо домой, — вновь туманно и упрямо заявила дородная. — Меня ждут дома.
Гордеев внимательно взглянул на нее, и ему очень не понравилось то, что он увидел. Похоже, дамочка окончательно «закуклилась». От пережитого стресса что-то сдвинулось в ее мозгу. Какие-то невидимые биохимические шестеренки дали сбой. Застопорились плохо смазанные маховики мыслей, засбоили центры, отвечавшие за инстинкты самосохранения и бесперебойную работу рассудка. С лязгом и скрежетом открылись ржавые кингстоны, удерживавшие осенне-стылую черную воду безумия. И пошел ко дну прогнивший «Варяг» ее рассудка. И воцарился над морем черный флаг с белым черепом и парой скрещенных берцовых костей под ним, именуемый «веселое безумие».
— Заткнись! — рявкнул на дородную физкультурник. — Поняла? Заткнись, тебе сказали! Покомандовала, хватит.
Легла в потную ладонь «черная метка» первых внутрикомандных распрей. «Низложен», было написано на ней кривым, нетвердым почерком физкультурника — похоже, следующего претендента на капитанское звание.
— Меня ждут дома, — механически повторила дородная. — Меня ждут дома…
Физкультурник резко повернулся и залепил ей звонкую оплеуху. Удар был силен. Женщина отшатнулась, на щеке ее вспыхнул отпечаток багровой пятерни. Из рассеченной губы тонко брызнула кровь. Она подняла голову и посмотрела на физкультурника пустыми, слепыми глазами. Гордеев мог бы поклясться: она даже не поняла, что произошло. Да и боли, похоже, не почувствовала. Кровь стекала по мясистому подбородку и капала на перепачканную белую блузку неряшливыми, бесформенными кляксами, мгновенно впитываясь в ткань.
— Меня ждут дома, — вновь сказала дородная. Зубы ее были залиты кровью, отчего рот выглядел, как резаная рана.
Дети сбились в испуганную кучу и наблюдали за происходящим.
— Мало? Еще врезать? — деловито спросил физкультурник. Но голос его едва заметно дрогнул, и Гордеев понял, что он сам испугался. Испугался этой нечувствительности вместо реакции на удар, бессмысленного взгляда. Испугался того, что сейчас она схватит его за могучую шею, раздавит пухлыми пальцами адамово яблоко, а он, со всей своей безумной, бычьей силищей, ничего не сможет предпринять. Бесполезно драться с поленом.
— Что вы делаете, Петр Яковлевич! — возмутились «роговые очки». — Как вы можете? Прекратите немедленно! Хотя бы детей постесняйтесь!
— Да с…ь я хотел на ваших детей, — огрызнулся физкультурник, маскируя грубостью страх.
— Прекратите! — тонким, срывающимся фальцетом выкрикнул субтильный.
— Ты еще повякай, дохляк, — усмехнулся физкультурник.
Среди детей кто-то зашмыгал носом. Краснощекий мальчуган зарыдал, вытирая мокрый нос и выдавливая из себя: «Я-а к маме ха-ачу…»
— Ну-ну-ну, — мгновенно отреагировала «роговая оправа». — Мы вот сейчас все соберемся, построимся парами и пойдем туда, куда скажет этот дядя, — она указала на молчавшего Гордеева. — И твоя мама туда обязательно за тобой придет.
— А что у дяди с лицом? — с детской непосредственностью спросил из группы ломкий девчоночий тенорок.
Округлые щеки «роговых очков» залил румянец. Он посмотрела на Гордеева.
— Извините. Дети…
— Ничего страшного, — откликнулся он успокаивающе. — Все в порядке. Только лучше им идти цепочкой. Пары легко рассеять. Мы пойдем… пойдем… В спорткомплекс пойдем.
— Смотреть соревнования? — поинтересовался белобрысый бутуз.
— Да, соревнования смотреть, — кивнул Гордеев.
— А мы с папой уже смотрели там соревнования, — доверительно сообщил белобрысый.
— Вот и отлично. Только мы не просто пойдем, а будем играть в игру под названием «Кто умеет тише всех идти», понятно? — Дети загомонили, но «роговые оправа» прижала палец к губам, и шум мало-помалу стих.
Заслышав наверху голоса, собаки взбежали на площадку третьего этажа и принялись биться в дверь, оглашая округу звонким злобным лаем. Гордеев подумал: как же хорошо, что они с той стороны, а не с этой. На лестнице не разбежишься. Иначе крупные псы вполне могли бы выбить фанерные заслонки в окошках. Дети снова сбились в кучу, побледнели.