Тарзан дремал, слушая свист ветра, шуршанье колёс по ровной дороге. Незнакомые запахи обволакивали его, и он с удовольствием разбирался в них. Одни были резкими, неприятными — это пахли механизмы, искусственная кожа, синтетика, и что-то, похожее на пихтовый аромат: в салоне был включён ароматизатор. Другие — приятными, знакомыми; от Кости, например, пахло почти так же, как от Старой Хозяйки, которая частенько бросала Тарзану косточку из супа.
Костя тоже дремал. Он не знал, зачем нужно то, что он делает, но твёрдо чувствовал, что поступает правильно, именно так, как надо.
Впереди у него были три дня отдыха, и почему бы ему не прокатиться в Томск? Город теперь меняется день ото дня — готовится к юбилею. Хоть по нормальным улицам походить, а не по колпашевским буеракам.
* * *
Кабинет губернатора
— Я тебе покажу "чрезвычайное положение"! — губернатор пристукнул ладонью по столу. — И думать забудь!
Пристукнул он на Густых, который считался его любимчиком. А Густых предлагал ввести в городе и окрестностях режим ЧП и начать планомерный отлов бродячих животных и принудительную вакцинацию всей домашней живности поголовно.
Густых надулся от обиды.
Максим Феофилактыч уже пожалел, что не сдержался. Сказал мягче:
— У нас через полгода выборы, — а мы ЧП вводим. Да что я потом Москве скажу? А народу? А?
— Вот Густых и подскажет, что сказать, — пробубнил со своего места мэр города Ильин.
Щёки губернатора побагровели. Ильин сказал чистую правду: Густых отвечал за все предвыборные кампании Максима Феофилактыча и ещё ни разу не ошибся. А кампаний было уже целых три. Правда, в словах Ильина, как обычно, слышалась ядовитая насмешка.
Но тут уж пришлось сдержаться. Этот казнокрад, взяточник, и вообще подлец Ильин был слишком умён. Мог и подгадить, где не надо. А перед выборами — оно ведь совсем, совсем не надо.
— Про "Верного друга" уже все знают? — пересилив себя, спросил губернатор.
— А что? — спросил член комиссии Борисов, круглый человечек в военной форме, — начальник штаба областного управления ГО и ЧС.
"Ну, этот все узнаёт в последнюю очередь", — с досадой подумал губернатор. Вздохнул.
— Собаки там взбесились. Вырвались на свободу и разорвали эту свою собачницу, хозяйку притона. То есть, приюта. Как её? Лебедева, что ли. Эльвира…
— Борисовна, — подсказал Густых.
— Борисовна! — повторил губернатор громче. — И нет больше на свете этой Борисовны! Сторожиха в будке спряталась, всё своими глазами видела.
— Сторожиха? — удивленно сказал Ильин. — Я и не знал…
— Она сейчас у нас, — подал голос замначальника УВД Чурилов. — Допрашиваем.
— И что?
— Да, что… — Чурилов пожал плечами. — Она из бомжей. У неё и раньше, скорее всего, с головой не всё в порядке было. А теперь и вовсе… Башню, как говорится, снесло. Плетёт чёрт знает что.
— А что именно? — не унимался Ильин.
— Да про какого-то "чёрного человека". Будто бы он ворота в питомнике выломал. Собак выпустил, а сам внутрь вошёл. И исчез бесследно.
— Как исчез?
Чурилов снова пожал плечами и вздохнул:
— Я же говорю, у этой сторожихи, Людмилы Виноградовой, с головой непорядок. Она, когда собаки разбежались, ещё часа три в сторожке просидела. Говорит, Богу молилась. А потом вылезла, в здание питомника вошла. А там — никого. Пошла назад — наткнулась на тело этой Эльвиры. И — всё. Больше ничего не помнит.
— Бред! — кратко заметил губернатор.
Ильин пожевал губами — губы у него были что надо: большие, приплюснутые, — он в молодости почти профессионально занимался боксом.
— А что, — сказал он, — ворота там крепкие?
— Мы смотрели, — живо повернулся к нему Чурилов, — видно, его самого очень интересовало всё это. — Ворота что надо, здоровенные. Деревянная основа, жестью обитые изнутри. Там, в собачнике этом, коровник раньше был. Двери ещё советских времён, надёжные, а жестью их уже для собак обили. Ну, так эти ворота — выломаны. Совсем, напрочь: с косяками, с петлями.
Губернатор тоже заинтересовался. Смотрел на Чурилова с подозрением.
— Так! — сказал он. — А почему вы мне обо всём этом раньше не доложили?
Чурилов виновато пожал плечами. Максим Феофилактыч бросил неприязненный взгляд на Ильина.
— Между прочим, в питомнике как раз телевизионщики работали в это время, — сказал Чурилов, опасливо поглядывая на губернатора.
— Какие еще телевизионщики?! — гневно спросил Максим Феофилактыч. — Почему мне не доложили? Владимир Александрович! — Он развернулся к Густых, сидевшему сбоку. — Почему я узнаю обо всём в последнюю очередь? Я что, последний в области человек?..
— Я сам подробностей не знал, — развёл руками Густых. — Мне не докладывали…
— А вы могли бы у Чурилова или у самого Гречина сами спросить!
Густых молчал, нагнув голову.
— Могли? Или не могли?.. Вы, в конце концов, председатель чрезвычайной комиссии, или что??
Губернатор треснул ладонью по столу.
Густых покраснел. Такой выволочки — да ещё при всей этой шушере, — он от Максима ещё ни разу не получал. Тьфу ты, пропасть! И что за день такой?
Губернатор повернулся к Чурилову.
— Что там за телевизионщики были, откуда?
— Из "АБЦ". Мелочь пузатая, — внятно сказал Ильин.
Губернатор отмахнулся. Не отрывая взгляда от Чурилова, сказал:
— Я, кажется, вас спрашиваю?
— Ну да, группа из частного телеканала "АБЦ". Журналист и оператор. Фамилии сказать?
— Да на кой чёрт мне сдались их фамилии! Лучше скажите: они снимали?
— Снимали.
— Так что вы вола за хвост тянете?? Где эта запись?
— Ну… — замялся Чурилов, — мы посоветовались, и решили, что в интересах следствия…
Губернатор хлопнул ладонью так, что подскочили все три микрофона, а раскрытый ноутбук захлопнулся и жалобно пискнул.
— Да что тут у вас творится? — закричал, уже не в силах сдерживаться, Максим Феофилактыч. — Уже запись прячут от губернатора "в интересах следствия". Какого следствия? Вы там что, очумели совсем? Не понимаете, что происходит? Вы эту запись в первую очередь должны были передать вот ему, — он ткнул пальцем в Густых. — Он председатель комиссии по ЧС! А положение у нас сейчас как раз такое — Че-Эс!
Он перевел дух. Выпил воды, мрачно оглядел притихшую комиссию.
— Что медицина скажет?
Начальник департамента здравоохранения Ковригин — огромный, невероятно огромный и толстый человек, — завозился.
— Пока мы ведём наблюдения, Максим Феофилактыч…
— За кем? За укушенными или за собаками?
— За собаками… Укушенных за последние дни практически нет.
— Ну да! — ядовито сказал губернатор. — Укушенных нет, — только разорванные на кусочки… А что, по трупу определить ничего нельзя?
— Ну… — начальник департамента здравоохранения задумался.
— Хорошо, с вами понятно. Вы, по-моему, и не пытались ничего определить… А собаки?
— Собаки содержатся в питомнике института вакцин и сывороток, в отдельном блоке. Пока результаты наблюдения отрицательные.
— В смысле?
— Симптомов бешенства у собак из приюта нет.
— Нет… — хмуро повторил губернатор. Помолчал. Потом спросил тихо:
— А что же тогда есть?
Ковригин завозился так, что стул под ним заскрипел, — казалось, вот-вот изогнутые металлические ножки разъедутся в стороны.
— Может быть, мы столкнулись с новым… Неизвестным пока заболеванием… — промямлил начальник здравоохранения, и тут же оживился: — Интересно, главное, что только собаки ведут себя странно.
— Не понял! — рявкнул губернатор.
— Бешенством, Максим, не только собаки болеют, — неторопливо пояснил Ильин. — Другие животные тоже. Кошки, например. Так что если есть эпидемия, кошек тоже нужно брать на учёт.
Губернатор сидел, слегка выпучив глаза.
В наступившей тишине стало слышно, как где-то вдали, за огромными окнами, за бетонными стенами, на берегу реки, завыла собака.
— Хорошо… — наконец выговорил Максим Феофилактыч. — Заседание пока прерывается. Минут на сорок… Никому не расходиться. Чурилов! Немедленно привезите сюда эту запись. Да, и этих двух телевизионщиков прихватите. И побыстрей, пожалуйста. А вы все, — он обвёл взглядом присутствующих, — крепко-накрепко запомните: ни одно слово не должно просочиться за стены этого кабинета. Ни одно! И никому! Даже если шепнёте жене — голову оторву. Ясно?
Ильин чуть заметно покачал головой. Ну, хватил Максим. Это уж чересчур…
Он поднялся, на ходу вытаскивая сигареты. Курить хотелось до звона в голове.
Следом за ним, вздохнув свободнее, стали подниматься и остальные.
— Ковригин! — окликнул губернатор.
Начальник здравоохранения замер, отставив необъятный зад.
— Останьтесь. Вы мне нужны. И вы тоже останьтесь, — кивнул он начальнику санэпиднадзора Зинченко.
И, спохватившись, крикнул уже стоявшему в дверях и закуривавшему Ильину:
— Александр Сергеевич! Ты там про какого-то местного знатока-краеведа рассказывал, помнишь?
— Коростылев! — подсказал Ильин, с наслаждением выпуская в кабинет струю дыма; курить в губернаторских апартаментах строго воспрещалось, и это было элементарной мелкой пакостью за допущенное губернатором мелкое хамство.
Максим всё понял. Поморщился.
— Ну, так вызови его сюда. Вечерком. Поговорим с ним с глазу на глаз.
— Вызову, — кивнул Ильин и закрыл за собой двери с видом вполне удовлетворенным.
* * *
Черемошники
Бракин шёл по переулку, по обыкновению высоко подняв голову и рассматривая даль. Возле одного из домов стояла белая "Волга" с "белодомовскими" номерами. Бракин отметил этот факт, как отмечал и откладывал в памяти все мелочи и случайности, замеченные им в последнее время.
Проходя мимо "Волги", в которой дремал скучающий шофер, Бракин взглянул на дом. За забором было видно новенькое, недавно вставленное окно. А в окне — двое мужчин. Одного из них Бракин знал, потому, что часто видел по телевизору. Другого тоже знал, — но откуда, понял не сразу.